Вы поняли?
— Поняли, — в один голос ответили оба юноши. Когда оруженосцы бегом отправились на указанные им посты, Дункан быстро прошел в оружейную. Оставшееся там после отъезда Эрика оружие было все разрозненное, но его количества вполне хватало для обороны замка.
Дункан запер двери оружейной, а ключ оставил у себя. Потом пошел в караульную — ждать Глендруидского Волка.
Все это время он старался гнать от себя мыслило янтарной колдунье, которая разжигала в нем такой огонь, какого он не ведал ни с одной другой женщиной.
Мое тело знает тебя. Оно откликается на тебя, как ни на кого другого.
Сколько раз мы лежали вместе в темноте, соединенные, и наши тела были скользкими от желания?
Сколько раз я снимал с тебя одежду, целовал твои груди, твой живот, атласную гладкость твоих бедер?
Сколько раз я раздвигал тебе бедра и входил в твои горячие, ждущие меня ножны?
Она подходила ему так безупречно.
И оказалась такой вероломной.
Будь что будет. Я буду оберегать тебя своей жизнью. Мы… соединены.
Эхо клятвы Эмбер отдалось в памяти Дункана, а с ним пришло и ощущение боли/ от предательства, глубину которого ему и за всю жизнь не измерить.
Я поверил ей. Клянусь всеми святыми, я дурак.
Но даже говоря себе, что он дурак, Дункан не мог не вспомнить, как сгорал от желания, как оказался охвачен страстью, сильнее которой никогда не мог бы и вообразить.
Ты — как огонь в моей крови, в моей плоти, в моей душе. Если я еще раз прикоснусь к тебе, то возьму тебя.
Так прикоснись.
Эмбер…
Возьми меня.
И он сделал это, вопреки всему.
Мне страшно за тебя, за себя, за нас.
Оттого, что я не могу вспомнить прошлое?
Нет. Оттого, что ты можешь его вспомнить.
И это он тоже сделал.
Клянусь Богом, я хочу забыть ее еще крепче, чем забыл свое прошлое.
Но этого Дункан сделать не мог. Память об Эмбер пылала тысячей факелов у него в мозгу, в теле, в душе.
Прикоснись ко мне.
Возьми меня.
С каким-то сдавленным звуком Дункан вступил в бой с этими ярко горящими воспоминаниями так же яростно, как когда-то сражался с тысячей теней темноты.
Но безуспешно.
Его разрывали на части противоречивые желания. Та часть его существа, что оказалась во власти гнева, надеялась, что Эмбер возьмет с собой посланных к ней стражников и укроется в Морском Доме или Уинтерлансе.
Другая его часть боялась, что она именно так и поступит.
И тогда он никогда больше не услышит ее смех, никогда больше не увидит, внезапно обернувшись, как она смотрит на него огненными глазами, никогда больше не ощутит жаркой влажности ее расступающейся плоти, когда он входит в нее.
— Сэр?
Это шепотом сказанное слово послышалось у него за спиной Он повернулся с такой яростью, что Эгберт испуганно попятился.
— Что там такое? — спросил Дункан.
— К замку приближаются трое рыцарей и одна леди. У них с собой небольшая поклажа.
— Леди только одна?
Голос Дункана и его глаза предупреждали о том, что он настроен гневно. Эгберт сглотнул и отступил еще дальше.
— Одна, — боязливо проговорил оруженосец.
— Это Эмбер?
— Я не узнал ни эту леди, ни рыцарей.
В Дункане боролись гнев и боль, пытаясь овладеть его голосом. Ни одно из чувств не взяло верх. Он лишился дара речи.
Дункан повернулся спиной к Этберту и стал смотреть через открытые ворота на дорогу. По дороге к замку действительно приближались лошади. В одной из них он узнал Щита, своего обученного боевого жеребца. К седлу Щита не было приторочено никакой поклажи, но свой меч Дункан теперь чаще носил на боку, чем держал в седельных ножнах.
— Сэр? — напомнил о себе Эгберт.
— Ступай обратно на свой пост.
Эгберт чуть замешкался, потом повернулся и поспешил прочь, недоумевая, отчего вдруг лицо Дункана стало похожим на вырезанную из камня мрачную маску обитателя преисподней.
Стоя на месте, Дункан смотрел, как к замку Каменного Кольца подъезжают, пустив лошадей легким галопом, Доминик ле Сабр и его жена из рода глендруидов.
— Были какие-нибудь затруднения? — спросил Доминик.
Дункан покачал головой.
— Для человека, который только что взял свой собственный замок, не пролив ни капли крови, ты выглядишь чересчур мрачно, — сказал Доминик, спешиваясь.
— Замок не мой, лорд. Он твой.
— Уже нет. С этого мгновения я отдаю тебе замок Каменного Кольца во владение, без ограничений и оговорок. Дункан, ты теперь здесь хозяин, а не просто глава моих арендаторов.
Доминик с улыбкой наблюдал, как до Дункана постепенно доходит смысл сказанного. Ему, внебрачному сыну без имени и без состояния, единственной надеждой могла служить лишь могучая правая рука, да еще страстное желание иметь свою землю… И вот теперь эта земля у него есть.
Доминик понимал, какие сложные чувства обуревали сейчас Дункана, потому что и сам он, Доминик, был рожден вне брака и мог рассчитывать только на свое искусное владение мечом.
И он тоже завоевал богатство и землю благодаря этому своему искусству.
— Собственный замок. — Голос Дункана звучал странно.
Он оглянулся вокруг, как будто видел замок впервые. И в каком-то смысле это было действительно так. Ведь он никогда раньше не смотрел на него как на свое владение.
— Прямо не верится, что это не сон, а явь, — тихо проговорил Дункан. — Мне, безродному и безвестному, подняться до такого, и все за один день…
Сбылась мечта всей его жизни. Она так же реальна, как эти камни у него под ногами, как ощущаемая им тяжесть меча на боку, как доносящийся из кухни запах приготовляемой пищи.
Замок Каменного Кольца принадлежит теперь ему одному и никому другому. Он им владеет, а не управляет от чьего-то имени. И замок, и все его земли, и люди принадлежат теперь ему, Дункану, и будут принадлежать, пока он в силах удерживать их с помощью меча и мудрости. Он больше не Дункан Максуэллский.
Он — Дункан, лорд Каменного Кольца.
— Ты сделал мне большой подарок, — сказал Дункан, снова повернувшись к Доминику.
— Это ты сделал мне большой подарок, — негромко возразил Доминик.
— Я? Что я тебе дал такого, кроме долгой скачки и сомнений в моем достоинстве?
— Ты дал мне то, чего я жажду больше всего на свете. Мир и покой для Блэкторна.
— Мир и покой?
— Ты вернулся один в замок Каменного Кольца. Ты ведь мог, если бы пожелал, поднять мост и послать меня в преисподнюю со всеми моими рыцарями.
— Я бы никогда… — начал Дункан.
— Знаю, — перебил его Доминик. — Вопреки всем сомнениям и искушениям, ты — человек слова. И это слово было дано мне.
Дункан продолжительно выдохнул, чувствуя, будто какая-то огромная тяжесть свалилась у него с плеч.
— Теперь, когда на севере у меня ты, мне никогда уже не придется опасаться за мои Карлайлские владения.
— Даю тебе в этом клятву.
— А я даю клятву тебе, Дункан, лорд Каменного Кольца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Поняли, — в один голос ответили оба юноши. Когда оруженосцы бегом отправились на указанные им посты, Дункан быстро прошел в оружейную. Оставшееся там после отъезда Эрика оружие было все разрозненное, но его количества вполне хватало для обороны замка.
Дункан запер двери оружейной, а ключ оставил у себя. Потом пошел в караульную — ждать Глендруидского Волка.
Все это время он старался гнать от себя мыслило янтарной колдунье, которая разжигала в нем такой огонь, какого он не ведал ни с одной другой женщиной.
Мое тело знает тебя. Оно откликается на тебя, как ни на кого другого.
Сколько раз мы лежали вместе в темноте, соединенные, и наши тела были скользкими от желания?
Сколько раз я снимал с тебя одежду, целовал твои груди, твой живот, атласную гладкость твоих бедер?
Сколько раз я раздвигал тебе бедра и входил в твои горячие, ждущие меня ножны?
Она подходила ему так безупречно.
И оказалась такой вероломной.
Будь что будет. Я буду оберегать тебя своей жизнью. Мы… соединены.
Эхо клятвы Эмбер отдалось в памяти Дункана, а с ним пришло и ощущение боли/ от предательства, глубину которого ему и за всю жизнь не измерить.
Я поверил ей. Клянусь всеми святыми, я дурак.
Но даже говоря себе, что он дурак, Дункан не мог не вспомнить, как сгорал от желания, как оказался охвачен страстью, сильнее которой никогда не мог бы и вообразить.
Ты — как огонь в моей крови, в моей плоти, в моей душе. Если я еще раз прикоснусь к тебе, то возьму тебя.
Так прикоснись.
Эмбер…
Возьми меня.
И он сделал это, вопреки всему.
Мне страшно за тебя, за себя, за нас.
Оттого, что я не могу вспомнить прошлое?
Нет. Оттого, что ты можешь его вспомнить.
И это он тоже сделал.
Клянусь Богом, я хочу забыть ее еще крепче, чем забыл свое прошлое.
Но этого Дункан сделать не мог. Память об Эмбер пылала тысячей факелов у него в мозгу, в теле, в душе.
Прикоснись ко мне.
Возьми меня.
С каким-то сдавленным звуком Дункан вступил в бой с этими ярко горящими воспоминаниями так же яростно, как когда-то сражался с тысячей теней темноты.
Но безуспешно.
Его разрывали на части противоречивые желания. Та часть его существа, что оказалась во власти гнева, надеялась, что Эмбер возьмет с собой посланных к ней стражников и укроется в Морском Доме или Уинтерлансе.
Другая его часть боялась, что она именно так и поступит.
И тогда он никогда больше не услышит ее смех, никогда больше не увидит, внезапно обернувшись, как она смотрит на него огненными глазами, никогда больше не ощутит жаркой влажности ее расступающейся плоти, когда он входит в нее.
— Сэр?
Это шепотом сказанное слово послышалось у него за спиной Он повернулся с такой яростью, что Эгберт испуганно попятился.
— Что там такое? — спросил Дункан.
— К замку приближаются трое рыцарей и одна леди. У них с собой небольшая поклажа.
— Леди только одна?
Голос Дункана и его глаза предупреждали о том, что он настроен гневно. Эгберт сглотнул и отступил еще дальше.
— Одна, — боязливо проговорил оруженосец.
— Это Эмбер?
— Я не узнал ни эту леди, ни рыцарей.
В Дункане боролись гнев и боль, пытаясь овладеть его голосом. Ни одно из чувств не взяло верх. Он лишился дара речи.
Дункан повернулся спиной к Этберту и стал смотреть через открытые ворота на дорогу. По дороге к замку действительно приближались лошади. В одной из них он узнал Щита, своего обученного боевого жеребца. К седлу Щита не было приторочено никакой поклажи, но свой меч Дункан теперь чаще носил на боку, чем держал в седельных ножнах.
— Сэр? — напомнил о себе Эгберт.
— Ступай обратно на свой пост.
Эгберт чуть замешкался, потом повернулся и поспешил прочь, недоумевая, отчего вдруг лицо Дункана стало похожим на вырезанную из камня мрачную маску обитателя преисподней.
Стоя на месте, Дункан смотрел, как к замку Каменного Кольца подъезжают, пустив лошадей легким галопом, Доминик ле Сабр и его жена из рода глендруидов.
— Были какие-нибудь затруднения? — спросил Доминик.
Дункан покачал головой.
— Для человека, который только что взял свой собственный замок, не пролив ни капли крови, ты выглядишь чересчур мрачно, — сказал Доминик, спешиваясь.
— Замок не мой, лорд. Он твой.
— Уже нет. С этого мгновения я отдаю тебе замок Каменного Кольца во владение, без ограничений и оговорок. Дункан, ты теперь здесь хозяин, а не просто глава моих арендаторов.
Доминик с улыбкой наблюдал, как до Дункана постепенно доходит смысл сказанного. Ему, внебрачному сыну без имени и без состояния, единственной надеждой могла служить лишь могучая правая рука, да еще страстное желание иметь свою землю… И вот теперь эта земля у него есть.
Доминик понимал, какие сложные чувства обуревали сейчас Дункана, потому что и сам он, Доминик, был рожден вне брака и мог рассчитывать только на свое искусное владение мечом.
И он тоже завоевал богатство и землю благодаря этому своему искусству.
— Собственный замок. — Голос Дункана звучал странно.
Он оглянулся вокруг, как будто видел замок впервые. И в каком-то смысле это было действительно так. Ведь он никогда раньше не смотрел на него как на свое владение.
— Прямо не верится, что это не сон, а явь, — тихо проговорил Дункан. — Мне, безродному и безвестному, подняться до такого, и все за один день…
Сбылась мечта всей его жизни. Она так же реальна, как эти камни у него под ногами, как ощущаемая им тяжесть меча на боку, как доносящийся из кухни запах приготовляемой пищи.
Замок Каменного Кольца принадлежит теперь ему одному и никому другому. Он им владеет, а не управляет от чьего-то имени. И замок, и все его земли, и люди принадлежат теперь ему, Дункану, и будут принадлежать, пока он в силах удерживать их с помощью меча и мудрости. Он больше не Дункан Максуэллский.
Он — Дункан, лорд Каменного Кольца.
— Ты сделал мне большой подарок, — сказал Дункан, снова повернувшись к Доминику.
— Это ты сделал мне большой подарок, — негромко возразил Доминик.
— Я? Что я тебе дал такого, кроме долгой скачки и сомнений в моем достоинстве?
— Ты дал мне то, чего я жажду больше всего на свете. Мир и покой для Блэкторна.
— Мир и покой?
— Ты вернулся один в замок Каменного Кольца. Ты ведь мог, если бы пожелал, поднять мост и послать меня в преисподнюю со всеми моими рыцарями.
— Я бы никогда… — начал Дункан.
— Знаю, — перебил его Доминик. — Вопреки всем сомнениям и искушениям, ты — человек слова. И это слово было дано мне.
Дункан продолжительно выдохнул, чувствуя, будто какая-то огромная тяжесть свалилась у него с плеч.
— Теперь, когда на севере у меня ты, мне никогда уже не придется опасаться за мои Карлайлские владения.
— Даю тебе в этом клятву.
— А я даю клятву тебе, Дункан, лорд Каменного Кольца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96