– После смерти хозяйки лишь немногих из нас продали на другие плантации. Тогда-то мы и оказались на кухне в Мелбери-Холле, но видели Охинуа лишь от случая к случаю. Домби всюду таскал ее с собой, куда бы ни ехал. Так что мы встречались с ней только тогда, когда на плантацию вызывали доктора.
– Где только она не побывала, – добавила старуха. – А с ее острым умом она сумела научиться у старого Домби всему, что он знал. Но она училась не только у Домби. Когда им приходилось путешествовать на борту судна какого-нибудь работорговца, совершавшего свой рейд в Африку или обратно, Охинуа проводила все свое время в трюме вместе с африканцами. Поскольку Домби старался как можно меньше иметь дело с рабами, ими занималась Охинуа. Она выхаживала больных, утешала тех, чьи сердца разрывались от горя, стараясь узнать как можно больше о великой земле, с которой всех нас похитили.
– Да. Уж она-то знала, как помочь нам в наших бедах, – заметила вторая женщина, снова принимаясь за шитье.
– А что случилось с ее сыном? – спросила Амина.
Старшая из женщин пожала плечами.
– Не знаю. Вряд ли она когда-нибудь пыталась вернуться и разыскать его. Возможно, из мальчика сделали лакея или грума или что-то в этом роде. Кто знает?
– А что это была за плантация? – поинтересовалась Амина. – Кто был первым хозяином Охинуа?
– Это была плантация Хайда, детка. Именно там все и началось.
Глава 23
Должно быть, она сошла с ума, если могла подумать, что из этого соглашения выйдет что-то путное.
Миллисент отложила книгу и вытерла глаза. Она как можно дольше оттягивала ту минуту, когда ей придется подняться наверх в их с Лайоном спальню. Графиня и сэр Ричард, утомленные долгой дорогой, ушли к себе вскоре после обеда, а слуги (в последнее время это вошло у них в привычку) подняли графа наверх и стали готовить ко сну.
Миллисент вышла из библиотеки и принялась бродить по дому. Подойдя к винтовой лестнице, она медленно начала подниматься по широким мраморным ступеням. Если бы это был любой другой день, если бы она не была так напугана происшедшей в Лайоне переменой, она бы легко и радостно взбежала наверх. Но сегодня, впервые со дня ее замужества, Миллисент чувствовала себя как рыба, вынутая из воды. Она больше не нужна Лайону. Он слишком стремительно идет вперед, а у нее вряд ли хватит сил, чтобы последовать за ним.
Причиной сомнений Миллисент была не только внешность мужа. Скорее ее пугала его уверенность в себе и неожиданная властность.
Миллисент чувствовала, как растет в Лайоне мужская сила, а сегодня вечером в нем была особенно заметна неукротимая воля к жизни. Он был похож на дикое животное, стремящееся выжить любой ценой. И эта перемена испугала Миллисент.
Должно быть, в Лайоне дремал другой, неизвестный ей человек. И появление графини и ее поверенного заставило его пробудиться. Глядя за обедом на своего мужа, оживленно обсуждавшего с сэром Ричардом растущие беспорядки в североамериканских колониях, Миллисент видела перед собой джентльмена, наделенного недюжинным умом и обаянием, принадлежащего к избранному кругу. Это был утонченный аристократ, человек из другого мира, где нет места таким, как Миллисент. Лайон Пеннингтон, четвертый граф Эйтон, был мужчиной, о котором она не осмеливалась даже мечтать.
Вайолет еще днем принесла в комнату Лайона кое-что из одежды своей хозяйки, но леди Эйтон надеялась, что к тому времени, когда она войдет в спальню, ее муж будет спать. Толкнув дверь и заглянув внутрь, Миллисент убедилась, что надеялась напрасно. В комнате горело не меньше дюжины свечей, а Лайон был так же бодр и свеж, как в полдень, и полулежал на постели с книгой на коленях.
– А я как раз раздумывал, поднимешься ли ты или мне придется спуститься и привести тебя самому.
– Хотела бы я посмотреть, как это у тебя получится. – Миллисент закрыла дверь и нерешительно прислонилась к косяку.
– Это вызов?
Губы Эйтона тронула улыбка. У Миллисент мучительно сжалось сердце. Нужно было срочно найти безопасную почву, чтобы ступить на нее.
– Сегодня вы с сэром Ричардом долго сидели вдвоем в библиотеке. Должно быть, тебе приятно было узнать самые последние новости о делах в имении.
– И приятно и тревожно. Ты уже готова лечь в постель?
Миллисент неохотно оторвалась от двери, заглянула за ширму и увидела свою ночную сорочку, аккуратно разложенную на канапе. Сегодня комната показалась ей гораздо меньше, чем обычно, а кровать намного уже. Лайон закрыл книгу и принялся внимательно разглядывать жену.
– Я так и не успел тебе сказать, как ты сегодня прекрасна.
– Я… спасибо, – прошептала Миллисент, смутившись еще больше и мечтая только о том, чтобы поскорее скрыться от настойчивого взгляда Лайона. Скользнув за спасительную ширму, Миллисент едва успела перевести дух, как в дверь тихонько постучали.
Леди Эйтон поспешно бросилась к двери и выглянула в коридор. Там стояла Вайолет.
– Я пришла помочь вам переодеться, миледи.
– Да, спасибо. Заходи.
– Нет! – приказал Лайон из постели. – Я сам помогу твоей хозяйке, ступай.
Вайолет замерла в нерешительности, переводя взгляд с леди Эйтон на ее мужа.
– Я справлюсь сама, Вай, – пробормотала Миллисент, чувствуя, как краска заливает ей лицо. – Иди ложись.
Закрыв дверь, леди Эйтон попыталась принять как можно более непринужденный вид и проворно спряталась за ширмой.
– Я же сказал, что помогу тебе.
– Да, знаю. – Голос Миллисент прозвучал неестественно. – Я сама переоденусь.
– У этого платья застежка на спине.
Миллисент чертыхнулась про себя. Лайон прав: без посторонней помощи его никак не снять.
– Могу я тебе помочь?.. Я не стану больше брить бороду, даже если ты будешь меня умолять об этом.
Миллисент закрыла глаза. Лайон говорил как обиженный ребенок, и ей стало смешно. Она едва удержалась, чтобы не засмеяться. В голосе Лайона она узнала свои собственные интонации. Неожиданно до нее вдруг дошла вся несуразность ее поведения. В конце концов, перед ней все тот же мужчина, с которым они занимались любовью всю эту неделю. И этот мужчина – ее муж.
Прижав к груди ночную сорочку, Миллисент обошла ширму.
– Поздно. Все, что могло случиться, уже случилось, – заявила она. – Теперь я знаю, как ты пугающе красив, так что можешь оставаться таким.
– Ладно, миледи. Ваше желание для меня закон. – Лайон бросил книгу на стол. – Иди сюда.
Миллисент присела на краешек кровати, повернувшись к мужу спиной.
– Если ты расстегнешь первый десяток пуговиц, с остальными я как-нибудь справлюсь сама.
– Надеюсь, ты это не всерьез? – воскликнул Лайон с хорошо разыгранным изумлением. – Я весь день с удовольствием предвкушал, как буду расстегивать остальные. Так что или я расстегну их все, или ни одной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Где только она не побывала, – добавила старуха. – А с ее острым умом она сумела научиться у старого Домби всему, что он знал. Но она училась не только у Домби. Когда им приходилось путешествовать на борту судна какого-нибудь работорговца, совершавшего свой рейд в Африку или обратно, Охинуа проводила все свое время в трюме вместе с африканцами. Поскольку Домби старался как можно меньше иметь дело с рабами, ими занималась Охинуа. Она выхаживала больных, утешала тех, чьи сердца разрывались от горя, стараясь узнать как можно больше о великой земле, с которой всех нас похитили.
– Да. Уж она-то знала, как помочь нам в наших бедах, – заметила вторая женщина, снова принимаясь за шитье.
– А что случилось с ее сыном? – спросила Амина.
Старшая из женщин пожала плечами.
– Не знаю. Вряд ли она когда-нибудь пыталась вернуться и разыскать его. Возможно, из мальчика сделали лакея или грума или что-то в этом роде. Кто знает?
– А что это была за плантация? – поинтересовалась Амина. – Кто был первым хозяином Охинуа?
– Это была плантация Хайда, детка. Именно там все и началось.
Глава 23
Должно быть, она сошла с ума, если могла подумать, что из этого соглашения выйдет что-то путное.
Миллисент отложила книгу и вытерла глаза. Она как можно дольше оттягивала ту минуту, когда ей придется подняться наверх в их с Лайоном спальню. Графиня и сэр Ричард, утомленные долгой дорогой, ушли к себе вскоре после обеда, а слуги (в последнее время это вошло у них в привычку) подняли графа наверх и стали готовить ко сну.
Миллисент вышла из библиотеки и принялась бродить по дому. Подойдя к винтовой лестнице, она медленно начала подниматься по широким мраморным ступеням. Если бы это был любой другой день, если бы она не была так напугана происшедшей в Лайоне переменой, она бы легко и радостно взбежала наверх. Но сегодня, впервые со дня ее замужества, Миллисент чувствовала себя как рыба, вынутая из воды. Она больше не нужна Лайону. Он слишком стремительно идет вперед, а у нее вряд ли хватит сил, чтобы последовать за ним.
Причиной сомнений Миллисент была не только внешность мужа. Скорее ее пугала его уверенность в себе и неожиданная властность.
Миллисент чувствовала, как растет в Лайоне мужская сила, а сегодня вечером в нем была особенно заметна неукротимая воля к жизни. Он был похож на дикое животное, стремящееся выжить любой ценой. И эта перемена испугала Миллисент.
Должно быть, в Лайоне дремал другой, неизвестный ей человек. И появление графини и ее поверенного заставило его пробудиться. Глядя за обедом на своего мужа, оживленно обсуждавшего с сэром Ричардом растущие беспорядки в североамериканских колониях, Миллисент видела перед собой джентльмена, наделенного недюжинным умом и обаянием, принадлежащего к избранному кругу. Это был утонченный аристократ, человек из другого мира, где нет места таким, как Миллисент. Лайон Пеннингтон, четвертый граф Эйтон, был мужчиной, о котором она не осмеливалась даже мечтать.
Вайолет еще днем принесла в комнату Лайона кое-что из одежды своей хозяйки, но леди Эйтон надеялась, что к тому времени, когда она войдет в спальню, ее муж будет спать. Толкнув дверь и заглянув внутрь, Миллисент убедилась, что надеялась напрасно. В комнате горело не меньше дюжины свечей, а Лайон был так же бодр и свеж, как в полдень, и полулежал на постели с книгой на коленях.
– А я как раз раздумывал, поднимешься ли ты или мне придется спуститься и привести тебя самому.
– Хотела бы я посмотреть, как это у тебя получится. – Миллисент закрыла дверь и нерешительно прислонилась к косяку.
– Это вызов?
Губы Эйтона тронула улыбка. У Миллисент мучительно сжалось сердце. Нужно было срочно найти безопасную почву, чтобы ступить на нее.
– Сегодня вы с сэром Ричардом долго сидели вдвоем в библиотеке. Должно быть, тебе приятно было узнать самые последние новости о делах в имении.
– И приятно и тревожно. Ты уже готова лечь в постель?
Миллисент неохотно оторвалась от двери, заглянула за ширму и увидела свою ночную сорочку, аккуратно разложенную на канапе. Сегодня комната показалась ей гораздо меньше, чем обычно, а кровать намного уже. Лайон закрыл книгу и принялся внимательно разглядывать жену.
– Я так и не успел тебе сказать, как ты сегодня прекрасна.
– Я… спасибо, – прошептала Миллисент, смутившись еще больше и мечтая только о том, чтобы поскорее скрыться от настойчивого взгляда Лайона. Скользнув за спасительную ширму, Миллисент едва успела перевести дух, как в дверь тихонько постучали.
Леди Эйтон поспешно бросилась к двери и выглянула в коридор. Там стояла Вайолет.
– Я пришла помочь вам переодеться, миледи.
– Да, спасибо. Заходи.
– Нет! – приказал Лайон из постели. – Я сам помогу твоей хозяйке, ступай.
Вайолет замерла в нерешительности, переводя взгляд с леди Эйтон на ее мужа.
– Я справлюсь сама, Вай, – пробормотала Миллисент, чувствуя, как краска заливает ей лицо. – Иди ложись.
Закрыв дверь, леди Эйтон попыталась принять как можно более непринужденный вид и проворно спряталась за ширмой.
– Я же сказал, что помогу тебе.
– Да, знаю. – Голос Миллисент прозвучал неестественно. – Я сама переоденусь.
– У этого платья застежка на спине.
Миллисент чертыхнулась про себя. Лайон прав: без посторонней помощи его никак не снять.
– Могу я тебе помочь?.. Я не стану больше брить бороду, даже если ты будешь меня умолять об этом.
Миллисент закрыла глаза. Лайон говорил как обиженный ребенок, и ей стало смешно. Она едва удержалась, чтобы не засмеяться. В голосе Лайона она узнала свои собственные интонации. Неожиданно до нее вдруг дошла вся несуразность ее поведения. В конце концов, перед ней все тот же мужчина, с которым они занимались любовью всю эту неделю. И этот мужчина – ее муж.
Прижав к груди ночную сорочку, Миллисент обошла ширму.
– Поздно. Все, что могло случиться, уже случилось, – заявила она. – Теперь я знаю, как ты пугающе красив, так что можешь оставаться таким.
– Ладно, миледи. Ваше желание для меня закон. – Лайон бросил книгу на стол. – Иди сюда.
Миллисент присела на краешек кровати, повернувшись к мужу спиной.
– Если ты расстегнешь первый десяток пуговиц, с остальными я как-нибудь справлюсь сама.
– Надеюсь, ты это не всерьез? – воскликнул Лайон с хорошо разыгранным изумлением. – Я весь день с удовольствием предвкушал, как буду расстегивать остальные. Так что или я расстегну их все, или ни одной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95