Взяв ее за руку, он повел Бонни вдоль стены дома на заднюю часть участка. Растений здесь еще не было, но земля предназначалась для сада и огорода.
Бонни вдруг захотелось остаться с Веббом навсегда, выращивать цветы и фрукты в этом саду. Тихая радость охватила ее при мысли о том, как она будет сажать, поливать, срезать цветы и ставить их в вазы, как будет собирать, и запасать на долгую зиму для всей семьи помидоры, морковь и горох.
Эти мечты показались ей прекрасными, хотя она понимала, что это не для нее.
– Не хочешь ли осмотреть дом? – ласково спросил Вебб.
Бонни знала, что ей едва ли понравятся эти тщательно спланированные комнаты, но отказать Веббу не могла.
– С удовольствием, – сказала она, взяв Роз за руку.
Вебб взял девочку за другую руку, и Розмари радостно засеменила ножками. Они поднялись по ступенькам и вошли в просторную кухню, еще не покрашенную, без линолеума на полу. Однако шкафы уже стояли. Их стеклянные дверцы сверкали чистотой. Плита оказалась больше, чем у Джиноа, с печкой для подогрева наверху и красивым медным ящиком для дров сбоку.
Здесь пахло свежим деревом, и Бонни представила себе, как она поджаривает ломтики хлеба, готовит еду, заваривает кофе для усталого мужа.
Роз смеялась, глядя, как искажает ее личико блестящая хромированная часть плиты. Бонни, осматривая раковину со сверкающими кранами, не удержалась и открыла их.
– О, Вебб, водопровод!!!
Вебб, обрадованный и гордый, скромно заметил:
– За домом вырыт колодец…
Окно-фонарь очень украшало столовую, куда они зашли после кухни. Этажом ниже была светлая гостиная с видом на реку и Нортридж. Камин из красного кирпича служил скорее украшением, так как в полу были решетки, свидетельствующие о том, что в доме есть центральное отопление.
Примыкающий к гостиной кабинет тянулся вдоль всей передней стены дома. Несмотря на множество книжных полок, здесь тоже было светло.
– Я могу работать здесь, – смущенно сказал Вебб, – а если кому-нибудь захочется почитать или шить…
Бонни отвела глаза.
Наверху были четыре спальни. В самой большой из них, примыкающей к фасаду, был камин со встроенными по бокам книжными полками. В этом маленьком раю оказались еще ванная комната, унитаз со сливом, горячая и холодная вода, и огромная ванна.
– Мы могли бы быть счастливы в этом доме, Бонни, – робко проговорил Вебб.
Бонни усомнилась, что выходить замуж можно только по любви.
– Конечно, – сказала она.
Глава 10
Элай был в смятении и раздражении. Он провел несколько часов за закрытыми дверями в «Медном Ястребе», споря с представителями Союза и их верными последователями, но добился очень немногого. Сейчас, зайдя на кухню Джиноа, он проклинал себя, неудивительно, что он ничего не достиг в этих переговорах: его мысли были заняты только Бонни. Она стала для него наваждением.
Джиноа, нагнувшись к открытой дверце духовки, с чем-то возилась. Элай всплеснул руками, и бумаги, которые он принес с собрания, разлетелись по кухне. Это были записи Сэта о ситуации на заводе.
– Боже! – гаркнул Элай, и младенец, лежавший в коробке, испуганно запищал. Элай выхватил коробку с ребенком из духовки. – Джиноа, ты что, рехнулась!?
Серо-голубые глаза Джиноа расширились, потом заискрились смехом.
– Отдай ребенка, Элай, – сказала она серьезно и мягко.
Элай отступил, держа ребенка, и с недоверием уставился на сестру. Та протянула к нему руки.
– Элай, – терпеливо повторила она, – ребенок…
Элай в ужасе смотрел на сестру. Как мог ее рассудок, прежде столь ясный, повредиться до такой степени за несколько лет? Он предположил, что виной всему одиночество. Отступив еще на шаг, Элай налетел на Сэта. Тот, ворча, собирал бумаги, разлетевшиеся по полу.
– Что здесь происходит? – раздраженно спросил Сэт, поблескивая очками и переводя взгляд с Джиноа на Элая.
– Это, – взорвался Элай, крепко держа коробку и расправляя плечи, – именно то, что я хотел бы узнать! Клянусь всеми святыми, Сэт, едва я вошел сюда, как увидел, что моя родная сестра собирается зажарить этого младенца, как молочного поросенка!
Джиноа разразилась смехом, и к ней, на удивление Элая, присоединился Сэт. Он выпрямился, забыв о бумагах, и осторожно забрал коробку из рук Элая.
Джиноа взяла ребенка, ее костлявые плечи все еще тряслись от смеха. Она закутала малыша в полотенце, заменявшее одеяло.
– Сюда, сюда, малыш, – нежно сказала она, ставя коробку в духовку.
Элай, рванулся было вперед, но его удержал Сэт.
– Элай, успокойся…
– Успокоиться?! – взвыл Элай, пытаясь оттолкнуть друга и спасти ребенка.
Сэт схватил Элая за плечи, на удивление крепко.
– Послушай меня, болван! Твоя сестра не собирается жарить младенца. Он родился преждевременно и его надо постоянно держать в тепле.
Элай закрыл глаза, чувствуя себя полным дураком. Воспоминания о той ночи, когда умер сын, вновь нахлынули на него, и он покачнулся, как от удара. Горе, которое, его никогда не покидало, сейчас ослепило его. Он закрыл лицо руками.
– Это Кайли, – тихо объяснил Сэт Джиноа и вышел. Элай напрягся, почувствовав у себя на плече руку Джиноа.
– Я очень огорчена, – мягко сказала сестра.
Элай несколько раз глубоко вздохнул, стараясь унять дрожь.
– Я слишком много думаю о прошлом, – печально сказал он, – прошло уже больше двух лет.
Пальцы Джиноа перебирали мышцы его плеча, заставляя их расслабиться.
– Со смертью единственного ребенка трудно примириться, Элай. Если бы не Розмари, Бонни едва ли смогла бы оправиться.
Элай опустил руки. Он все еще чувствовал, как несправедлива смерть Кайли, хотя боль уже отступила. Он вздрогнул, опасаясь, что боль вернется, такая же невыносимая, как всегда.
Джиноа придвинула к Элаю стул и взяла его руку в свои.
– Я никогда не прощу себе, – тихо сказала она, – что не приехала в Нью-Йорк, когда Сэт известил меня о смерти Кайли. Тогда я была нужна и тебе и Бонни.
– Нам никто не мог помочь, Джиноа, – сказал Элай. – А Бонни оправилась весьма быстро, как я понимаю.
– С Бонни происходило то же, что и с тобой, – возразила Джиноа. – Ее душа надорвана. Когда я вижу, как вы терзаете друг друга, мне становится очень горько.
Элай посмотрел на сестру.
– О чем ты говоришь, – сказал он. – Я не терзаю Бонни.
– Терзаешь, – настаивала Джиноа. – А Бонни терзает тебя. Бога ради, Элай, и ради себя самого, посмотри правде в глаза!
Элай подумал о том, какая пропасть возникла между ним и Бонни в ту страшную ночь, и поморщился. Она пришла к нему, потрясенная потерей ребенка, а он отвернулся от нее.
– В чем же, правда, Джиноа? В том, что мой сын мертв? В том, что я никогда уже не увижу его? – слезы опять выступили у него на глазах. Элай подавил их. – Поверь мне, это проклятье преследует меня, я не знаю ни минуты покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Бонни вдруг захотелось остаться с Веббом навсегда, выращивать цветы и фрукты в этом саду. Тихая радость охватила ее при мысли о том, как она будет сажать, поливать, срезать цветы и ставить их в вазы, как будет собирать, и запасать на долгую зиму для всей семьи помидоры, морковь и горох.
Эти мечты показались ей прекрасными, хотя она понимала, что это не для нее.
– Не хочешь ли осмотреть дом? – ласково спросил Вебб.
Бонни знала, что ей едва ли понравятся эти тщательно спланированные комнаты, но отказать Веббу не могла.
– С удовольствием, – сказала она, взяв Роз за руку.
Вебб взял девочку за другую руку, и Розмари радостно засеменила ножками. Они поднялись по ступенькам и вошли в просторную кухню, еще не покрашенную, без линолеума на полу. Однако шкафы уже стояли. Их стеклянные дверцы сверкали чистотой. Плита оказалась больше, чем у Джиноа, с печкой для подогрева наверху и красивым медным ящиком для дров сбоку.
Здесь пахло свежим деревом, и Бонни представила себе, как она поджаривает ломтики хлеба, готовит еду, заваривает кофе для усталого мужа.
Роз смеялась, глядя, как искажает ее личико блестящая хромированная часть плиты. Бонни, осматривая раковину со сверкающими кранами, не удержалась и открыла их.
– О, Вебб, водопровод!!!
Вебб, обрадованный и гордый, скромно заметил:
– За домом вырыт колодец…
Окно-фонарь очень украшало столовую, куда они зашли после кухни. Этажом ниже была светлая гостиная с видом на реку и Нортридж. Камин из красного кирпича служил скорее украшением, так как в полу были решетки, свидетельствующие о том, что в доме есть центральное отопление.
Примыкающий к гостиной кабинет тянулся вдоль всей передней стены дома. Несмотря на множество книжных полок, здесь тоже было светло.
– Я могу работать здесь, – смущенно сказал Вебб, – а если кому-нибудь захочется почитать или шить…
Бонни отвела глаза.
Наверху были четыре спальни. В самой большой из них, примыкающей к фасаду, был камин со встроенными по бокам книжными полками. В этом маленьком раю оказались еще ванная комната, унитаз со сливом, горячая и холодная вода, и огромная ванна.
– Мы могли бы быть счастливы в этом доме, Бонни, – робко проговорил Вебб.
Бонни усомнилась, что выходить замуж можно только по любви.
– Конечно, – сказала она.
Глава 10
Элай был в смятении и раздражении. Он провел несколько часов за закрытыми дверями в «Медном Ястребе», споря с представителями Союза и их верными последователями, но добился очень немногого. Сейчас, зайдя на кухню Джиноа, он проклинал себя, неудивительно, что он ничего не достиг в этих переговорах: его мысли были заняты только Бонни. Она стала для него наваждением.
Джиноа, нагнувшись к открытой дверце духовки, с чем-то возилась. Элай всплеснул руками, и бумаги, которые он принес с собрания, разлетелись по кухне. Это были записи Сэта о ситуации на заводе.
– Боже! – гаркнул Элай, и младенец, лежавший в коробке, испуганно запищал. Элай выхватил коробку с ребенком из духовки. – Джиноа, ты что, рехнулась!?
Серо-голубые глаза Джиноа расширились, потом заискрились смехом.
– Отдай ребенка, Элай, – сказала она серьезно и мягко.
Элай отступил, держа ребенка, и с недоверием уставился на сестру. Та протянула к нему руки.
– Элай, – терпеливо повторила она, – ребенок…
Элай в ужасе смотрел на сестру. Как мог ее рассудок, прежде столь ясный, повредиться до такой степени за несколько лет? Он предположил, что виной всему одиночество. Отступив еще на шаг, Элай налетел на Сэта. Тот, ворча, собирал бумаги, разлетевшиеся по полу.
– Что здесь происходит? – раздраженно спросил Сэт, поблескивая очками и переводя взгляд с Джиноа на Элая.
– Это, – взорвался Элай, крепко держа коробку и расправляя плечи, – именно то, что я хотел бы узнать! Клянусь всеми святыми, Сэт, едва я вошел сюда, как увидел, что моя родная сестра собирается зажарить этого младенца, как молочного поросенка!
Джиноа разразилась смехом, и к ней, на удивление Элая, присоединился Сэт. Он выпрямился, забыв о бумагах, и осторожно забрал коробку из рук Элая.
Джиноа взяла ребенка, ее костлявые плечи все еще тряслись от смеха. Она закутала малыша в полотенце, заменявшее одеяло.
– Сюда, сюда, малыш, – нежно сказала она, ставя коробку в духовку.
Элай, рванулся было вперед, но его удержал Сэт.
– Элай, успокойся…
– Успокоиться?! – взвыл Элай, пытаясь оттолкнуть друга и спасти ребенка.
Сэт схватил Элая за плечи, на удивление крепко.
– Послушай меня, болван! Твоя сестра не собирается жарить младенца. Он родился преждевременно и его надо постоянно держать в тепле.
Элай закрыл глаза, чувствуя себя полным дураком. Воспоминания о той ночи, когда умер сын, вновь нахлынули на него, и он покачнулся, как от удара. Горе, которое, его никогда не покидало, сейчас ослепило его. Он закрыл лицо руками.
– Это Кайли, – тихо объяснил Сэт Джиноа и вышел. Элай напрягся, почувствовав у себя на плече руку Джиноа.
– Я очень огорчена, – мягко сказала сестра.
Элай несколько раз глубоко вздохнул, стараясь унять дрожь.
– Я слишком много думаю о прошлом, – печально сказал он, – прошло уже больше двух лет.
Пальцы Джиноа перебирали мышцы его плеча, заставляя их расслабиться.
– Со смертью единственного ребенка трудно примириться, Элай. Если бы не Розмари, Бонни едва ли смогла бы оправиться.
Элай опустил руки. Он все еще чувствовал, как несправедлива смерть Кайли, хотя боль уже отступила. Он вздрогнул, опасаясь, что боль вернется, такая же невыносимая, как всегда.
Джиноа придвинула к Элаю стул и взяла его руку в свои.
– Я никогда не прощу себе, – тихо сказала она, – что не приехала в Нью-Йорк, когда Сэт известил меня о смерти Кайли. Тогда я была нужна и тебе и Бонни.
– Нам никто не мог помочь, Джиноа, – сказал Элай. – А Бонни оправилась весьма быстро, как я понимаю.
– С Бонни происходило то же, что и с тобой, – возразила Джиноа. – Ее душа надорвана. Когда я вижу, как вы терзаете друг друга, мне становится очень горько.
Элай посмотрел на сестру.
– О чем ты говоришь, – сказал он. – Я не терзаю Бонни.
– Терзаешь, – настаивала Джиноа. – А Бонни терзает тебя. Бога ради, Элай, и ради себя самого, посмотри правде в глаза!
Элай подумал о том, какая пропасть возникла между ним и Бонни в ту страшную ночь, и поморщился. Она пришла к нему, потрясенная потерей ребенка, а он отвернулся от нее.
– В чем же, правда, Джиноа? В том, что мой сын мертв? В том, что я никогда уже не увижу его? – слезы опять выступили у него на глазах. Элай подавил их. – Поверь мне, это проклятье преследует меня, я не знаю ни минуты покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70