А ведь девушек надо еще обеспечить приданым.
Мари Бовен с радостью осталась в Девоне. Она боялась своего мужа. После ужаса первой ночи она научилась лежать спокойно, лишь изредка изображая страсть, которую от нее ожидали. Когда жена впервые забеременела, муж с нежностью ухаживал за ней. И она была рада, что угодила ему, когда родился Генри. Но потом последовали Мери, Элизабет и Катрин. Целую неделю после рождения Филиппы Джеффри так неистовствовал, что даже ударил жену и кричал, что та подстроила все нарочно. Потом заявил, что сделает неизвестно что, если в следующий раз она не родит ему сына. Бедная женщина стала бояться беременности. Следующей появилась на свет Сузанна. Джеффри в это время был в Лондоне. В ужасе она покорно послала ему известие. Наконец муж появился в доме и изрек:
— Или, мадам, ты рожаешь мне сына, или остаток дней проведешь в Девоне со всем своим выводком дочерей.
— А что будет с Генри? — осмелилась спросить Мари Бовен.
— Отправится в Шрусбери, — ответил он.
Когда родились близняшки Гвинета и Джоана, графиня отправилась из Линмутского замка в Линтон-Корт. Джеффри Саутвуд счел, что с него достаточно.
С тех пор он виделся с женой и детьми лишь раз в году на Михайлов день, когда приезжал к семье, чтобы передать деньги на ведение их небольшого хозяйства. Он отказался подбирать женихов дочерям на том основании, что не хотел разочаровывать их будущих мужей. Ведь они, как и мать, начнут рожать бесконечную вереницу девочек.
Сама Мари Саутвуд вздохнула с облегчением, избавившись от мужа, но сильно беспокоилась за дочерей. Жертвуя собой и экономя, она сохраняла половину денег, которые ежегодно давал им Джеффри. Вместе с тайным подарком ее бывших опекунов они составили сумму, достаточную для небольшого приданого для каждой из дочерей. Она учила их хозяйствовать. Девушки не станут завидной партией, но каждую из них мать твердо решила устроить в жизни. Внезапно судьба пришла ей на выручку, когда Джеффри прекратил свои ежегодные визиты и стал направлять вместо себя мажордома.
Ангельский граф, как его прозвали, все свое время проводил при дворе. Молодая королева Елизавета оценила его красоту и острый ум. Более того, она отдавала должное его хитроумным познаниям в ведении дел и заморской торговле. В торговле заключалось будущее Англии, и просвещенная королева с вниманием прислушивалась к советам. Елизавета уже доказала, что умеет много работать, и ничто не ускользало от ее глаз и ушей. Женский угодник Джеффри сознательно изменил своим привычкам и был по достоинству оценен тщеславной королевой. К тому же он явился ко двору, не отягощая себя обузой в виде жены, и мог свободно играть роль кавалера Елизаветы.
Следующее утро было ясным и голубым. Лучшего и нельзя было желать в октябре. До полудня Скай осматривала свое хозяйство, в котором наконец установился порядок, потом работала с Жаном и Робертом Смоллом, основывая новую торговую компанию. А затем схватила корзину для цветов и сбежала в сад.
Садовник с помощниками за несколько коротких недель сотворили чудо. Исчезли разросшиеся до пояса сорняки и куманика, пролегли дорожки, постланные битым кирпичом, устроены маленькие прудики с зеркальной поверхностью, посажены розовые кусты. Скай отправилась обрезать отцветшие цветы с поздних роз.
— Черт! — выругалась она, уколовшись об острый шип. Низкий удивленный мужской смех заставил ее обернуться. Она пришла в замешательство и рассердилась, увидев, что на невысокой стене, отделявшей ее сад от соседнего владения, сидит симпатичный граф Линмутский. Он изящно спрыгнул на землю и поцеловал ей руку.
— Лишь царапина, крошка, — сказал он, осмотрев ладонь. Скай яростно вырвала руку.
— Что вы делали на моей стене?
— Я живу по другую ее сторону, — спокойно ответил Джеффри. — И мы, крошка, владеем этой стеной совместно. Мой дед построил соседний дом. И этот очаровательный домик построил он же для своей любовницы, дочери ювелира.
— О! — холодно вымолвила пораженная Скай. — Необыкновенно интересно, милорд. А теперь… не изволите ли вы убраться?
Джеффри Саутвуд грустно улыбнулся, и Скай заметила, что его зеленоватые глаза лучатся от смеха.
— Теперь я понял, миссис Гойя дель Фуэнтес, что наше знакомство в «Розе и якоре» началось неудачно, и прошу извинения за то, что так откровенно на вас таращился. Вы ведь не отнесетесь ко мне слишком сурово? Уверен, я не первый мужчина, настолько пораженный вашей необыкновенной красотой.
Скай вспыхнула. Проклятие! Он и в самом деле очень красив. А если они оказались соседями, ей не удастся и дальше им пренебрегать. Она едва заметно улыбнулась:
— Хорошо, милорд. Принимаю ваши извинения.
— И мое приглашение на поздний ужин?
— Вы неисправимы, лорд Саутвуд, — рассмеялась Скай.
— Джеффри, — поправил он.
— Все равно вы неисправимы, Джеффри, — вздохнула она. — А меня зовут Скай.
— Какое необычное имя. Откуда оно взялось?
— Не знаю. Мои родители умерли, когда я была еще девочкой. А монахини, меня воспитавшие, мне не рассказывали, — это было сказано так естественно, что граф на секунду растерялся: может быть, она вовсе и не вдова Алжирского Сводника?
— А Джеффри — имя вашего отца? — спросила, в свою очередь, Скай.
— Нет. Его звали Робертом. Джеффри — первый из Саутвудов. Он прибыл из Нормандии с герцогом Вильгельмом почти пятьсот лет назад.
— Как замечательно знать историю своей семьи, — грустно отозвалась она.
— Вы так и не ответили мне насчет сегодняшнего ужина.
Скай прикусила губу.
— Не знаю, — пробормотала она. — Я в самом деле не знаю.
— Понимаю, приглашать на поздний ужин не слишком прилично, но я должен быть у королевы в Гринвиче, а она меня рано не отпустит.
— Тогда мы сможем пообедать как-нибудь в другой день, когда у вас будет больше времени, — ответила Скай.
— Помилосердствуйте. Я почти всегда при королеве и очень редко располагаю временем. Мой повар — настоящий художник. Но заставлять его готовить для одного — это уж слишком. И если я не буду приводить гостей, я его скоро лишусь. А как я проведу без повара свою знаменитую Двенадцатую ночь? Видите, вы никак не можете мне отказать.
Скай не выдержала и рассмеялась. Он казался совсем мальчишкой и выглядел на редкость привлекательным в белой шелковой рубашке с открытым воротом и совсем не был похож на того самоуверенного вельможу, который пристал к ней несколько недель назад.
— Я должна была бы это сделать, но не могу, — ответила она. — Не хочу отвечать перед всем Лондоном за то, что сбежал ваш повар.
— Я приду за вами, — он взял ее руку и потерся о нее губами. — Вы сделали меня счастливейшим человеком. — И, ухватившись за толстую ветвь винограда над стеной, подтянулся и скрылся на другой стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Мари Бовен с радостью осталась в Девоне. Она боялась своего мужа. После ужаса первой ночи она научилась лежать спокойно, лишь изредка изображая страсть, которую от нее ожидали. Когда жена впервые забеременела, муж с нежностью ухаживал за ней. И она была рада, что угодила ему, когда родился Генри. Но потом последовали Мери, Элизабет и Катрин. Целую неделю после рождения Филиппы Джеффри так неистовствовал, что даже ударил жену и кричал, что та подстроила все нарочно. Потом заявил, что сделает неизвестно что, если в следующий раз она не родит ему сына. Бедная женщина стала бояться беременности. Следующей появилась на свет Сузанна. Джеффри в это время был в Лондоне. В ужасе она покорно послала ему известие. Наконец муж появился в доме и изрек:
— Или, мадам, ты рожаешь мне сына, или остаток дней проведешь в Девоне со всем своим выводком дочерей.
— А что будет с Генри? — осмелилась спросить Мари Бовен.
— Отправится в Шрусбери, — ответил он.
Когда родились близняшки Гвинета и Джоана, графиня отправилась из Линмутского замка в Линтон-Корт. Джеффри Саутвуд счел, что с него достаточно.
С тех пор он виделся с женой и детьми лишь раз в году на Михайлов день, когда приезжал к семье, чтобы передать деньги на ведение их небольшого хозяйства. Он отказался подбирать женихов дочерям на том основании, что не хотел разочаровывать их будущих мужей. Ведь они, как и мать, начнут рожать бесконечную вереницу девочек.
Сама Мари Саутвуд вздохнула с облегчением, избавившись от мужа, но сильно беспокоилась за дочерей. Жертвуя собой и экономя, она сохраняла половину денег, которые ежегодно давал им Джеффри. Вместе с тайным подарком ее бывших опекунов они составили сумму, достаточную для небольшого приданого для каждой из дочерей. Она учила их хозяйствовать. Девушки не станут завидной партией, но каждую из них мать твердо решила устроить в жизни. Внезапно судьба пришла ей на выручку, когда Джеффри прекратил свои ежегодные визиты и стал направлять вместо себя мажордома.
Ангельский граф, как его прозвали, все свое время проводил при дворе. Молодая королева Елизавета оценила его красоту и острый ум. Более того, она отдавала должное его хитроумным познаниям в ведении дел и заморской торговле. В торговле заключалось будущее Англии, и просвещенная королева с вниманием прислушивалась к советам. Елизавета уже доказала, что умеет много работать, и ничто не ускользало от ее глаз и ушей. Женский угодник Джеффри сознательно изменил своим привычкам и был по достоинству оценен тщеславной королевой. К тому же он явился ко двору, не отягощая себя обузой в виде жены, и мог свободно играть роль кавалера Елизаветы.
Следующее утро было ясным и голубым. Лучшего и нельзя было желать в октябре. До полудня Скай осматривала свое хозяйство, в котором наконец установился порядок, потом работала с Жаном и Робертом Смоллом, основывая новую торговую компанию. А затем схватила корзину для цветов и сбежала в сад.
Садовник с помощниками за несколько коротких недель сотворили чудо. Исчезли разросшиеся до пояса сорняки и куманика, пролегли дорожки, постланные битым кирпичом, устроены маленькие прудики с зеркальной поверхностью, посажены розовые кусты. Скай отправилась обрезать отцветшие цветы с поздних роз.
— Черт! — выругалась она, уколовшись об острый шип. Низкий удивленный мужской смех заставил ее обернуться. Она пришла в замешательство и рассердилась, увидев, что на невысокой стене, отделявшей ее сад от соседнего владения, сидит симпатичный граф Линмутский. Он изящно спрыгнул на землю и поцеловал ей руку.
— Лишь царапина, крошка, — сказал он, осмотрев ладонь. Скай яростно вырвала руку.
— Что вы делали на моей стене?
— Я живу по другую ее сторону, — спокойно ответил Джеффри. — И мы, крошка, владеем этой стеной совместно. Мой дед построил соседний дом. И этот очаровательный домик построил он же для своей любовницы, дочери ювелира.
— О! — холодно вымолвила пораженная Скай. — Необыкновенно интересно, милорд. А теперь… не изволите ли вы убраться?
Джеффри Саутвуд грустно улыбнулся, и Скай заметила, что его зеленоватые глаза лучатся от смеха.
— Теперь я понял, миссис Гойя дель Фуэнтес, что наше знакомство в «Розе и якоре» началось неудачно, и прошу извинения за то, что так откровенно на вас таращился. Вы ведь не отнесетесь ко мне слишком сурово? Уверен, я не первый мужчина, настолько пораженный вашей необыкновенной красотой.
Скай вспыхнула. Проклятие! Он и в самом деле очень красив. А если они оказались соседями, ей не удастся и дальше им пренебрегать. Она едва заметно улыбнулась:
— Хорошо, милорд. Принимаю ваши извинения.
— И мое приглашение на поздний ужин?
— Вы неисправимы, лорд Саутвуд, — рассмеялась Скай.
— Джеффри, — поправил он.
— Все равно вы неисправимы, Джеффри, — вздохнула она. — А меня зовут Скай.
— Какое необычное имя. Откуда оно взялось?
— Не знаю. Мои родители умерли, когда я была еще девочкой. А монахини, меня воспитавшие, мне не рассказывали, — это было сказано так естественно, что граф на секунду растерялся: может быть, она вовсе и не вдова Алжирского Сводника?
— А Джеффри — имя вашего отца? — спросила, в свою очередь, Скай.
— Нет. Его звали Робертом. Джеффри — первый из Саутвудов. Он прибыл из Нормандии с герцогом Вильгельмом почти пятьсот лет назад.
— Как замечательно знать историю своей семьи, — грустно отозвалась она.
— Вы так и не ответили мне насчет сегодняшнего ужина.
Скай прикусила губу.
— Не знаю, — пробормотала она. — Я в самом деле не знаю.
— Понимаю, приглашать на поздний ужин не слишком прилично, но я должен быть у королевы в Гринвиче, а она меня рано не отпустит.
— Тогда мы сможем пообедать как-нибудь в другой день, когда у вас будет больше времени, — ответила Скай.
— Помилосердствуйте. Я почти всегда при королеве и очень редко располагаю временем. Мой повар — настоящий художник. Но заставлять его готовить для одного — это уж слишком. И если я не буду приводить гостей, я его скоро лишусь. А как я проведу без повара свою знаменитую Двенадцатую ночь? Видите, вы никак не можете мне отказать.
Скай не выдержала и рассмеялась. Он казался совсем мальчишкой и выглядел на редкость привлекательным в белой шелковой рубашке с открытым воротом и совсем не был похож на того самоуверенного вельможу, который пристал к ней несколько недель назад.
— Я должна была бы это сделать, но не могу, — ответила она. — Не хочу отвечать перед всем Лондоном за то, что сбежал ваш повар.
— Я приду за вами, — он взял ее руку и потерся о нее губами. — Вы сделали меня счастливейшим человеком. — И, ухватившись за толстую ветвь винограда над стеной, подтянулся и скрылся на другой стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155