Вот он опять рядом. Она ощущает теплое крепкое тело, и от этого ей все больше и больше хочется расслабиться, не думать о грустном. В первые, самые тяжелые, недели жизни за мрачными стенами тюрьмы она ни на минуту не теряла контроль над собой. Испытания оказались ей под силу. Теперь долго сдерживаемые чувства требовали выхода. С ней происходило то, что бывает весной с ручейком, до поры до времени тихо журчащим подо льдом, а потом пробивающим истончившийся под солнцем панцирь. Поток слов хлынул из ее трепещущих губ, и внутреннее напряжение сразу ослабело.
– Когда ты оставил меня в той комнате наверху, в лавке, я наблюдала за тобой из окна. Я пыталась предупредить, но ты меня не услышал. Потом я видела, как тебя били солдаты. Там, в переулке, ты потерял сознание. Я боялась за тебя.
Позднее, когда меня привезли в магистрат, я подумала, что они убили тебя.
– Они не имели права нарушать отданный им приказ, – сказал Морган. – Эти ублюдки приволокли меня в свой барак и продержали в нем всю ночь. – У него сжались губы, глаза снова стали суровыми и резче обозначились скулы.
Что же вытворяли эти мерзавцы, прежде чем отправили Моргана в Ньюгейт? Дизайр пыталась вытеснить из сознания одну за другой всплывавшие страшные сцены. Она хорошо помнила слова лорда Боудина, требовавшего оставить Моргана живым, чтобы устроить показательный процесс, а потом заставить его заплатить за свои грехи на глазах у всего Лондона.
Жестокие действия солдат она видела отчасти собственными глазами. О том, что они могли позволить себе дальше, она просто боялась думать, но все-таки надеялась, что, даже побывав у них в руках, Морган останется жив.
Кроме того, она не сомневалась в том, что Морган не способен предать Еноха. Никакие изощренные пытки не вынудили бы его сообщить что-либо о своем друге. Морган остался таким, каким она знала и любила его.
Дизайр снова прильнула к нему, прижимая его лицо к своей груди.
– Морган, – прошептала она, – я так соскучилась. Знал бы ты, как мне хотелось быть с тобой. Вот так, как сейчас.
– Ну вот, видишь, – теперь мы вместе, любимая.
То, что у него промелькнуло в глазах, заставило ее уловить первые признаки знакомого тепла, легкой змейкой пробежавшего по телу. Страдания минувших дней и все беды, которые их ждали впереди, на время отступили. Во всяком случае, эти короткие минуты безраздельно принадлежали им двоим. Морган припал к ней губами в долгом поцелуе. Она с удовольствием позволяла ему пить сладостный нектар. Неустанными и нежными движениями языка он повергал ее в блаженное, трепетное состояние, с ожиданием более острых ласк.
Она нащупала пуговицы у него на рубашке, быстро расстегнула их, добравшись до груди, начала поглаживать ладонью жесткий темный гребешок.
– Ты рвешься вперед, девочка моя? – тихо засмеявшись, спросил Морган.
От этого смеха ей стало спокойно и уютно. Она легко водила пальцами вокруг его плоских сосков, пока не настал момент, когда у него перехватило дыхание и напряглись мышцы на груди. Свободной рукой она дотянулась до ремня и принялась расстегивать пряжку. – И тебе нисколечко не стыдно?
Она услышала знакомый насмешливый голос. В устремленных на нее глазах вспыхнул пожар. В предвкушении близкого удовольствия сладко ныло тело. Миллионы крошечных иголок настойчиво жалили кожу. Морган отпустил ее и быстро снял сапоги.
Откинувшись на подушку, Дизайр только теперь заметила полоску света высоко на стене. В отличие от их камеры, в жилище Моргана было окно, правда, небольшое, шириной около фута. Но через него проглядывал кусочек голубого неба и проникал слабый солнечный свет.
Она вытянула шею, присматриваясь к окну. Слабая, мимолетная надежда исчезла сразу же – сквозь это отверстие в стене могла прошмыгнуть разве что кошка. Да и добраться до окна можно было только с помощью лестницы. И все же она старалась сохранять уверенность в себе, думая о бурлившей жизни в переполненном городе, остававшемся за этими стенами.
Там, на улицах и в парках, гуляли мужчины и женщины, наслаждаясь весной. Ночью они могли обнимать друг друга в теплых уютных домах, наслаждаться любовью, не омраченной страхом. И она и Морган должны любым путем выбраться на волю. Хотя судьба не жаловала их, Дизайр с невероятным упорством продолжала цепляться за слабую надежду.
Морган уже снял с себя всю одежду, и Дизайр начала расшнуровывать корсет.
– Оставь это мне, – попросил Морган.
Он освободил ее от платья и белья. Она легла на спину. Ничто не мешало ему любоваться прекрасным в своей наготе телом, которое он давно знал в деталях. Лучи солнца высвечивали изящно очерченные выпуклости и ложбинки: ослепительной белизны грудь, втянутый живот с темневшим внизу приподнятым клинышком и красивые стройные бедра.
От одного беглого взгляда Морган ощутил дикий голод, но сразу заставил себя подавить инстинкт. Он сказал себе, что не должен дарить радость ей и себе наспех. Хотя она храбрилась перед ним, не желая его огорчать, он хорошо понимал, что ей пришлось много выстрадать за прошедшие недели. Он должен обращаться с ней сейчас, как никогда, ласково и бережно. Им нужно вместе вкусить отпущенное им счастье во всей полноте, – от первой до последней минуты.
Она потянулась к нему распахнутыми руками. В ее нежных объятиях он почувствовал себя так, словно окунулся в свежую, прохладную воду горной речки. Нахлынули воспоминания о том дивном дне, когда он застал ее купающейся в омуте, возле брошенной кузницы. Перед глазами у него встал веер блестящих черных волос, рассыпавшихся по поверхности воды. Затем в памяти всплыла другая картина. Вот он выносит ее на берег и, поднимаясь по склону, медленно опускает на папоротниковый ковер под деревьями…
– Морган!
Нетерпеливый возглас вывел его из короткого забытья. Рука, ласкавшая его тугое мускулистое бедро, нащупала какой-то выступающий рубец. Рана почти зажила. Но от этой неожиданной находки на душе у Дизайр опять стало неспокойно. Чтобы не причинить ему боль, она поспешно убрала руку. В зеленых глазах вспыхнул огонь негодования.
– Солдаты. Что они сделали с тобой?
– Ничего страшного, моя любимая. – В душе он чертыхался, вспоминая своих недругов, и с горечью думал о быстро уплывающих минутах недолгого счастья. Он хотел быстрее успокоить ее, видя, как у нее задрожали губы. Не стоило тратить дорогое время на бесполезные сожаления. – Дизайр, родная моя, самое главное, что ты со мной. Все остальное ничего не значит. Моя возлюбленная, ты очень нужна мне. Я так хочу тебя…
Отклик последовал почти мгновенно. Прижимавшееся к нему шелковое тело соскользнуло вниз. Она наклонила голову и осторожно коснулась губами его кожи, потом прижалась к больному месту губами, и он ощутил влажное тепло ее языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118