У меня текут слюнки в предвкушении твоих соусов карри. После того как посмотрю свою комнату, вернее, комнату моей сестры, спущусь на кухню поговорить.
Комната действительно была очаровательной. Тони вспомнила, что сама же и подбирала обстановку, за исключением не имеющего цены шелкового индийского ковра. Интересно, умышленно ли Адам Сэвидж постелил его здесь, подумала она и решила, что да. Послышалось легкое шуршание шелка, и она уловила экзотический аромат.
— Киринда, как поживаешь?
— У меня все хорошо, мэмсагиб. Распаковать ваши вещи?
— Не обязательно, если только не хочешь посмотреть мои наряды.
— Мне доставит огромное удовольствие поглядеть ваши платья. Я всегда поражалась смелости, с какой вы ходили в мужской одежде, — тихо сказала Киринда.
— Откуда ты знала, что я женщина? — полюбопытствовала Антония.
— По тому, как вы смотрели на хозяина. Я его тоже люблю, мэмсагиб.
Антония чуть не задохнулась. Вот развратник! Его победам нет числа. Хорошо же, пусть вычеркнет из этого бесконечного списка имя Антонии Лэмб.
После того как вещи были разложены, Тони спустилась на кухню. Оглядев ее с нескрываемым любопытством, Джон Булль отпустил находившихся в просторной комнате слуг. Он постучал по лбу:
— Наконец меня ослепило. Задумавшись на миг, она проговорила:
— Хочешь сказать, осенило?
— Какая разница?
— В данный момент никакой, — мягко заметила она.
— Я сильно думаю, что вы не мужчина, переодетый в женщину. О, вы не так просты, как кажется.
— Надеюсь, — негромко ответила она.
— Признавайтесь, вы были женщиной все это время.
— Ты разгадал мою тайну.
— Никто не может долго вешать мне очки на уши, даже Превосходительство.
— Представляю, что тебе все известно о его тайной деятельности?
— Конечно. Трижды в неделю он ходит через Ла-Манш. Здесь, в имении, он построил причал для «Летучего дракона». Греческая часовня у реки на самом деле служит складом, где хранятся эти штуки. Во Франции будет резолюция.
Антонии стало дурно. Раньше она отказывалась верить, что контрабандная деятельность Сэвиджа причиняла вред, но отныне она не могла больше делать вид, что ничего не знает. Здравый смысл говорил ей, что незаконным грузом, позволявшим зарабатывать на войнах или революциях, были огнестрельное и другое оружие и взрывчатые вещества. Убивать людей ради прибыли! Сэвидж говорил, что это занятие не для нее, и был прав. Это гнусное, бессовестное торгашество. Часть ее существа протестовала, что Адам Сэвидж не способен на такое, но другая часть толкала ее увидеть собственными глазами, что хранится в том большом складе.
Глядя, как Джон Булль проворными пальцами крошил стручки жгучего перца и тщательно промывал рис, она выпытывала уличающие Сэвиджа сведения.
— Ты единственный, кто знает скандальные тайны его прошлого.
— Ax, мэмсагиб, он делал много такого, что грехами ложилось на душу. Чтобы их искупить, ему нужна хорошая женщина.
Он испытующе поглядел на нее.
— Если он ищет искупления, то это довольно странный способ, — сухо возразила Тони.
— Пути Леопарда необычны и удивительны, — произнес Джон Булль, почтительно касаясь своего рубина.
«Ценой греха считается смерть, но оказывается, что это драгоценности, золото и титулы», — угрюмо подумала Тони, глубоко вздохнув.
— Если бы он не был таким ублюдком!
— Я думаю, что его родители состояли в браке. Он не низкого происхождения, — стал защищать Джон Булль.
Тони криво усмехнулась.
— Нет, просто низок, — горестно вздохнув, произнесла она.
Пока на дворе было светло, Тони вышла наружу под предлогом, что хочет посмотреть парк теперь, когда он окончательно разбит. Она спустилась к греческому храму с его стройными колоннами и побродила около портика, но с нее не спускали глаз многочисленные садовники и землекопы. Она подозревала, что это охрана. На двери храма она разглядела прочный замок.
При виде прекрасного парка защемило сердце. Озеро с черными лебедями, простирающиеся за озером леса, где обитали олени и лесная дичь, превращали его в райские кущи, что так соответствовало его названию, но владел Эденвудом обитавший в нем змей. Она любила Эденвуд с такой же страстью, как и его хозяина, Адама Сэвиджа, но сердце подсказывало, что она должна расстаться и с тем, и с другим.
Она настояла, чтобы Джон Булль и Киринда поужинали вместе с ней. Ее потешали уколы, которыми они обменивались в ходе извечного поединка полов, однако, слушая их и смеясь вместе с ними, она не обнаружила в этом едва завуалированном соперничестве ни грана злобы. Они были вместе так долго и знали друг друга так хорошо, что походили на пару уютных шлепанцев. Не совсем одинаковых, но недалеко от этого.
Удалившись к себе, Тони не собиралась раздеваться на ночь. Она хотела ближе к полуночи выяснить, что же прячет Сэвидж в греческом храме. Приготовила темную накидку, масляный фонарь и тяжелый медный подсвечник, чтобы взломать замок. Если не сможет проникнуть через дверь, разобьет окно. Окна были очень высоко, но ей приходилось карабкаться наверх и раньше.
Чтобы занять время, она достала из сумки свой дневник и стала изливать на его страницах все, что накипело на сердце. Помимо ее воли слова следовали устоявшемуся порядку. На первой странице она изливала свою злость на Сэвиджа; на второй перечислялись его грехи, а третья заполнилась тоскливыми мечтаниями о том, что могло бы быть. Она испытала величайший взрыв чувств. Такая любовь бывает раз в жизни. Мысли об Адаме Сэвидже возбуждали все ее чувства. Они были как наркотик, как те пагубные вещества, контрабандой которых он занимался. Теперь, когда она его отведала, ей страстно хотелось еще. Когда он далеко, она в состоянии устоять перед пагубным соблазном, но когда они вместе, его порочная привлекательность сметает любое ее сопротивление. С мыслями о Сэвидже она незаметно уснула.
Тони, вздрогнув, проснулась, думая, который сейчас может быть час. Судя по выгоревшему в фонаре маслу, должно быть, далеко за полночь. Она завернулась в темный плащ, привернула фитиль и взяла тяжелый подсвечник. Он послужит грозным орудием, если кто-нибудь посмеет ее тронуть.
В доме царила абсолютная тишина. Спустившись по лестнице, она через французскую дверь вышла в парк. Крадучись, медленно двигалась в тени деревьев. Поначалу стояла кромешная тьма, но постепенно глаза привыкли, и она стала различать слабый свет предрассветного неба. Лишь услышав шум реки, она вывернула фитиль. Увидев ведущую к храму дорожку, Тони ускорила шаги.
Подойдя к двери и поставив на землю фонарь, она заколебалась — не из-за того что дверь заперта, а из страха перед тем, что ожидала увидеть за дверью. Зачем она это делает? Если вернется в постель и сделает вид, что ничего не знает о контрабанде, Эденвуд и его хозяин, возможно, по-прежнему будут принадлежать ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Комната действительно была очаровательной. Тони вспомнила, что сама же и подбирала обстановку, за исключением не имеющего цены шелкового индийского ковра. Интересно, умышленно ли Адам Сэвидж постелил его здесь, подумала она и решила, что да. Послышалось легкое шуршание шелка, и она уловила экзотический аромат.
— Киринда, как поживаешь?
— У меня все хорошо, мэмсагиб. Распаковать ваши вещи?
— Не обязательно, если только не хочешь посмотреть мои наряды.
— Мне доставит огромное удовольствие поглядеть ваши платья. Я всегда поражалась смелости, с какой вы ходили в мужской одежде, — тихо сказала Киринда.
— Откуда ты знала, что я женщина? — полюбопытствовала Антония.
— По тому, как вы смотрели на хозяина. Я его тоже люблю, мэмсагиб.
Антония чуть не задохнулась. Вот развратник! Его победам нет числа. Хорошо же, пусть вычеркнет из этого бесконечного списка имя Антонии Лэмб.
После того как вещи были разложены, Тони спустилась на кухню. Оглядев ее с нескрываемым любопытством, Джон Булль отпустил находившихся в просторной комнате слуг. Он постучал по лбу:
— Наконец меня ослепило. Задумавшись на миг, она проговорила:
— Хочешь сказать, осенило?
— Какая разница?
— В данный момент никакой, — мягко заметила она.
— Я сильно думаю, что вы не мужчина, переодетый в женщину. О, вы не так просты, как кажется.
— Надеюсь, — негромко ответила она.
— Признавайтесь, вы были женщиной все это время.
— Ты разгадал мою тайну.
— Никто не может долго вешать мне очки на уши, даже Превосходительство.
— Представляю, что тебе все известно о его тайной деятельности?
— Конечно. Трижды в неделю он ходит через Ла-Манш. Здесь, в имении, он построил причал для «Летучего дракона». Греческая часовня у реки на самом деле служит складом, где хранятся эти штуки. Во Франции будет резолюция.
Антонии стало дурно. Раньше она отказывалась верить, что контрабандная деятельность Сэвиджа причиняла вред, но отныне она не могла больше делать вид, что ничего не знает. Здравый смысл говорил ей, что незаконным грузом, позволявшим зарабатывать на войнах или революциях, были огнестрельное и другое оружие и взрывчатые вещества. Убивать людей ради прибыли! Сэвидж говорил, что это занятие не для нее, и был прав. Это гнусное, бессовестное торгашество. Часть ее существа протестовала, что Адам Сэвидж не способен на такое, но другая часть толкала ее увидеть собственными глазами, что хранится в том большом складе.
Глядя, как Джон Булль проворными пальцами крошил стручки жгучего перца и тщательно промывал рис, она выпытывала уличающие Сэвиджа сведения.
— Ты единственный, кто знает скандальные тайны его прошлого.
— Ax, мэмсагиб, он делал много такого, что грехами ложилось на душу. Чтобы их искупить, ему нужна хорошая женщина.
Он испытующе поглядел на нее.
— Если он ищет искупления, то это довольно странный способ, — сухо возразила Тони.
— Пути Леопарда необычны и удивительны, — произнес Джон Булль, почтительно касаясь своего рубина.
«Ценой греха считается смерть, но оказывается, что это драгоценности, золото и титулы», — угрюмо подумала Тони, глубоко вздохнув.
— Если бы он не был таким ублюдком!
— Я думаю, что его родители состояли в браке. Он не низкого происхождения, — стал защищать Джон Булль.
Тони криво усмехнулась.
— Нет, просто низок, — горестно вздохнув, произнесла она.
Пока на дворе было светло, Тони вышла наружу под предлогом, что хочет посмотреть парк теперь, когда он окончательно разбит. Она спустилась к греческому храму с его стройными колоннами и побродила около портика, но с нее не спускали глаз многочисленные садовники и землекопы. Она подозревала, что это охрана. На двери храма она разглядела прочный замок.
При виде прекрасного парка защемило сердце. Озеро с черными лебедями, простирающиеся за озером леса, где обитали олени и лесная дичь, превращали его в райские кущи, что так соответствовало его названию, но владел Эденвудом обитавший в нем змей. Она любила Эденвуд с такой же страстью, как и его хозяина, Адама Сэвиджа, но сердце подсказывало, что она должна расстаться и с тем, и с другим.
Она настояла, чтобы Джон Булль и Киринда поужинали вместе с ней. Ее потешали уколы, которыми они обменивались в ходе извечного поединка полов, однако, слушая их и смеясь вместе с ними, она не обнаружила в этом едва завуалированном соперничестве ни грана злобы. Они были вместе так долго и знали друг друга так хорошо, что походили на пару уютных шлепанцев. Не совсем одинаковых, но недалеко от этого.
Удалившись к себе, Тони не собиралась раздеваться на ночь. Она хотела ближе к полуночи выяснить, что же прячет Сэвидж в греческом храме. Приготовила темную накидку, масляный фонарь и тяжелый медный подсвечник, чтобы взломать замок. Если не сможет проникнуть через дверь, разобьет окно. Окна были очень высоко, но ей приходилось карабкаться наверх и раньше.
Чтобы занять время, она достала из сумки свой дневник и стала изливать на его страницах все, что накипело на сердце. Помимо ее воли слова следовали устоявшемуся порядку. На первой странице она изливала свою злость на Сэвиджа; на второй перечислялись его грехи, а третья заполнилась тоскливыми мечтаниями о том, что могло бы быть. Она испытала величайший взрыв чувств. Такая любовь бывает раз в жизни. Мысли об Адаме Сэвидже возбуждали все ее чувства. Они были как наркотик, как те пагубные вещества, контрабандой которых он занимался. Теперь, когда она его отведала, ей страстно хотелось еще. Когда он далеко, она в состоянии устоять перед пагубным соблазном, но когда они вместе, его порочная привлекательность сметает любое ее сопротивление. С мыслями о Сэвидже она незаметно уснула.
Тони, вздрогнув, проснулась, думая, который сейчас может быть час. Судя по выгоревшему в фонаре маслу, должно быть, далеко за полночь. Она завернулась в темный плащ, привернула фитиль и взяла тяжелый подсвечник. Он послужит грозным орудием, если кто-нибудь посмеет ее тронуть.
В доме царила абсолютная тишина. Спустившись по лестнице, она через французскую дверь вышла в парк. Крадучись, медленно двигалась в тени деревьев. Поначалу стояла кромешная тьма, но постепенно глаза привыкли, и она стала различать слабый свет предрассветного неба. Лишь услышав шум реки, она вывернула фитиль. Увидев ведущую к храму дорожку, Тони ускорила шаги.
Подойдя к двери и поставив на землю фонарь, она заколебалась — не из-за того что дверь заперта, а из страха перед тем, что ожидала увидеть за дверью. Зачем она это делает? Если вернется в постель и сделает вид, что ничего не знает о контрабанде, Эденвуд и его хозяин, возможно, по-прежнему будут принадлежать ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139