Как только спустили сходни, он первым ступил на причал. Нужно было нанять экипаж, чтобы вместе с прислугой добраться до гостиницы в Лондоне. Ему не терпелось пройти пешком по улицам старого милого сердцу города, но он не поддался соблазну. Когда-то он гулял налегке, без всяких пожитков, кроме одежды на плечах. Теперь другое дело. Богатство влекло за собой трезвый взгляд на вещи и определенные обязательства.
Сэвидж нанял меньше других потрепанный экипаж, приказав извозчику ждать у «Красного дракона», судна из Ост-Индии. Вернувшись на борт, отпер в своей каюте шкаф с пистолетами и раздал оружие капитану, первому и второму помощникам.
— Завтра я арендую складские площади. Мне нужно, чтобы у моих ящиков в трюме по правому борту была вооруженная охрана, пока я лично не приду за ними. Эти доки кишат крысами, в том числе четвероногими. Они все равно пролезут на корабль, вы их не удержите, но не подпускайте их к ящикам с чаем и специями. Приманите на борт кошек.
Сэвидж поднял свой дорожный сундук и пошел, громко стуча по пути в двери своих слуг.
— Джон Булль, экипаж давно подан.
Слуга-тамил медленно открыл дверь и величественно выплыл из каюты. Он был в безукоризненно белых одеждах, на голове красовался пунцовый тюрбан с огромным рубином. Киринда тоже выступала по трапу медленно, словно в трансе. Она старательно ставила маленькие ножки, боясь оступиться и упасть. В руках она несла Рупи в клетке из прутьев и ковровый саквояж с одеждой.
— Давай мне птицу, — предложил Джон Булль. С большой осторожностью Киринда поставила саквояж на пол, заложила руку за голову, растопырив пальцы наподобие дурацкого колпака, и закудахтала ему в лицо. Потом, к ужасу Сэвиджа, слуги залились глупым смехом. Не веря глазам своим, он ошеломленно глядел, на обоих. Наконец Джон Булль выговорил:
— Превосходительство… девчонка не умеет пить, — затем, если можно так выразиться, с достоинством кивнул.
«Боже милостивый, — подумал Сэвидж, — оба в стельку пьяны». В этот вечер в отель «Савой» явилась самая удивительная троица, какую там когда-либо видели, и, хотя прислугу отличали безупречные сдержанные манеры, на этот раз все разинули рты от удивления.
Скоро до них дошло, что это набоб с двумя слугами. Хотя мужчина могучего телосложения с вьющимися по плечам черными волосами и ножей цвета тикового дерева записался как Сэвидж, они втайне сомневались, что это белый человек, и окрестили его Индийским Дикарем. Когда он заказал три смежных люкса, ни у кого не осталось сомнений относительно его богатства. Когда его спросили, на какой срок он их снимает, он бросил на вопрошавшего ледяной взгляд своих голубых глаз и ответил: «На сколько надо», сказав этим все и ничего.
Мужчина в тюрбане закрыл глаза в молчаливой молитве, а экзотическая птица в его руках, выбрав из своего словаря доброе старое английское слово, во весь голос заверещала: «Педераст!»
Женщина в изящном сари и добротных английских уличных туфлях, будто прямо из языческого храма. Ее смех нежными колокольчиками отдавался в вестибюле «Савоя».
Джон Булль отпер все двери, соединяющие между собой номера, потому что после просторного бунгало с его защищенными от солнца верандами уставленные тяжелой английской мебелью комнаты казались маленькими и тесными. Адам Сэвидж сел за конторку составить список поручений для консьержа. Джон Булль распаковал одежду хозяина и повесил в шкаф, качая головой по поводу того, что привез только один сундук из дюжины находившихся на борту «Красного дракона».
Все шло хорошо, пока не появилась горничная. Джон Булль взял на себя обязанность иметь дело с английской прислугой. На сгибе одной руки у нее висел набор больших полотенец, в другой она держала три глиняных ночных горшка. Когда она хотела передать их Джону Буллю, он поглядел на нее как на ненормальную.
— Они невыносимы, — твердо заявил он. Она оглядела его с ног до головы, чувствуя, что быть беде, и с вызовом спросила:
— Что вы хотите сказать, «невыносимы»?
— Они слишком велики. Если их налить доверху, то не поднять… потому и невыносимы.
— Если вмещается больше, можно вместить и меньше — ответила горничная, смущенно бегая глазами.
— Мы отказываемся пить из таких больших чашек. Принеси поменьше.
— Чашек? — вскрикнула женщина. — Ну и невежа! Это же ночной горшок!
— Ночной горшок? — тупо повторил Джон Булль.
— Ну, знаешь… куда писают!
Скворец с восторгом ухватился за новые слова.
— Ночной горшок! Ночной горшок! — раздавалось по комнате.
Джон Булль был смертельно оскорблен. Не тем, что обсуждал такие вещи с прислугой, а тем, что его хозяина унижают до такой дикости.
— Здесь нет купальной комнаты? Нет биде? Какая дикость!
— Эй, ты что, считаешь меня тронутой? Паршивый язычник смеет говорить мне, что я дикарка!
Сэвидж услыхал возбужденные голоса. Пришел узнать, в чем дело. Горничная в накрахмаленном сером форменном платье и чепчике была готова грудью встать на защиту родины от этого темнокожего дьявола.
— В чем дело? — с властным спокойствием спросил Сэвидж.
Молоденькая горничная испуганно отпрянула, увидев рослого мужчину с темным грозным лицом. Он привык к тому отвращению, которое иногда вызывало его изуродованное шрамом лицо, и выработал привычку не выказывать своих чувств. Он ругал себя за то, что после стольких лет все еще принимает такую реакцию близко к сердцу.
— Эта женщина обвиняет меня в том, что я ее трогаю, — ответил Джон Булль.
— Сроду такого не говорила! — решительно возразила горничная.
— Да, Превосходительство, я поставил ее в известность, что эти чашки невыносимы. Тогда она научила Рупи говорить «ночной горшок», потом обвинила меня в том, что я ее трогаю.
— Небольшое недоразумение. Спокойной ночи, — с этими словами Адам Сэвидж взял у горничной предметы, из-за которых разгорелся спор.
Когда Сэвидж закрыл дверь, Джон Булль спросил:
— Зачем вы ее отпустили? Разве не ее дело дергать опахало?
— Нет, Джон Булль, здесь нет опахал. В Англии не нужно охлаждаться, здесь нужно согреваться. Я жду консьержа. Проведи его сюда, потом отнеси Рупи в другую комнату и помоги Киринде разобраться на ночь. Потерпи немного, и я закажу ужин.
— Ох, Превосходительство, теперь, когда мы в Англии, я вижу, что для обращения с низшими сословиями мне потребуется много терпения.
— Безусловно, Джон Булль. Им тоже.
Антония в одежде Антони с раскрытой книгой на коленях сидела в комнате Антони. Содержание книги ее не захватило, в голове роились печальные мысли; лишь бы чем-то занять голову и забыть о горе, она снова принималась читать. Несмотря на все молитвы, просьбы и переговоры с Богом, Антони так и не появился.
Его присутствия, присутствия мужчины, так не хватало в Лэмб-холле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139