Горячая кровь ударила в голову Фолкону, обжигая неудовлетворенным желанием. Он так хотел, нет, изголодался по ней, так долго боролся с пламенем, угрожавшим пожрать его, выхватил свою любовь из объятий соперника, и теперь, вместо того чтобы с радостью отдать ему заслуженную награду, она призывает на его голову гнев Божий!
Де Берг проглотил ругательство и, обойдя постель, встал перед Джезмин. Девушка открыла глаза, увидела голые мускулистые ноги в дюйме от своего лица и поспешно зажмурилась, всхлипывая: – Нет... Ни за что...
Фолкон протянул сильные руки, чтобы прижать ее к себе, но не успел дотронуться, как девушка закричала, и он понял, что лишить ее девственности будет непросто. Все еще стоя на коленях, она повернулась к нему спиной и сжалась в тугой мячик, обхватив себя руками так крепко, что Фолкон понял: пройдет немало времени, прежде чем он сумеет ее уговорить. Но попытаться было необходимо. Фолкон отчаянно желал, чтобы этот первый раз стал для нее прекрасным, но знал – нужно спешить. Как жаль, что он не может провести всю ночь, сжимая ее в объятиях, пробудить для любви, целовать, гладить, ласкать... Но сейчас не до игр. Осуществление брака необходимо для ее же блага и безопасности. Де Берг встал на колени позади Джезмин, поднес к лицу золотистые пряди волос. Твердое, пульсирующее мужское естество коснулось спины, и девушка закусила губу, чтобы снова не закричать. Фолкон отвел шелковистую массу, прижался поцелуем к обнажившейся шее. Джезмин сознавала, что близость их тел и тепло ее гладкой надушенной плоти доводили его до такого напряжения, что он вот-вот потеряет над собой контроль.
– Джезмин, я хочу, чтобы ты наслаждалась моими ласками, хочу, чтобы тебе нравилось, когда я целую твои прелестные груди, чтобы ты таяла от счастья, когда я буду любить тебя.
Девушка подняла голову от колен.
– Ненавижу! Ненавижу тебя и твои ласки!
Не вставая с пола, Фолкон притянул ее к себе на колени, оперся на огромную кровать.
– Мой маленький цветок, – хрипло прошептал он, – раскрой для меня свои лепестки.
Он знал, как сделать, чтобы ее соски вновь стали твердыми и упругими, и, опустив голову, поймал ртом кончик левой груди, лаская его языком, медленно обводя нежный холмик. Потом начал сосать, жадно, сильно, в надежде пробудить крохотный бутон, скрытый между ляжками, заставить жаждать его ласк. Рыдания превратились в тихий мяукающий плач, и Фолкон приподнял ее ягодицы, так, что его орудие скользнуло между ее ног. Нервы девушки были так напряжены, что она, почувствовав толчки крови в этом распаленном мужском естестве, отчаянно дернулась, протянула руку, пытаясь освободиться от неумолимого копья, пока оно ее не пронзило, и охнула от вновь охватившего ее ужаса, поняв, как оно велико. У Фолкона перехватило дыхание, когда крошечная ладошка сомкнулась вокруг напряженного фаллоса – сила наслаждения почти швырнула его в пропасть блаженства. Джезмин встала, попыталась взобраться на постель, чтобы ускользнуть от Фолкона, но в этот момент золотистые завитки холма Венеры задели его щеку, и стальные руки мгновенно сжали мягкие бедра, а жадные губы накрыли потайное местечко, по которому Фолкон, казалось, изголодался и терзайся жаждой всю жизнь.
Джезмин охватили гнев и возмущение этим почти животным вторжением грубой мужской силы. В нем все было твердым как железо – железные бугры мускулов покрывали руки, грудь, ноги, даже бедра. Девушка не переживала ничего похожего на первые робкие шаги посвящения в интимные стороны жизни, когда все так ново, окутано тайной и обещанием страсти, которая обязательно придет. Она отчаянно старалась освободиться от этого горячего неумолимого рта. Наконец она, согнув колени, оперлась о плечи Фолкона и вскарабкалась на кровать. Фолкон немедленно оказался на ней.
– Фолкон, прекрати, остановись... или я навсегда возненавижу тебя.
– Жаль, дорогая, – с сожалением сказал он, – я должен вынудить тебя, но остановиться не могу. Я лучше знаю, что для тебя необходимо сейчас. Пожалуйста, любимая, пойми, ты будешь в безопасности, только когда станешь моей женой по-настоящему.
Де Берг говорил правду, он не мог не овладеть ею, если бы даже в этот момент пришлось заплатить за это собственной жизнью.
Девушка вновь всхлипнула от страха.
– Нет... нет... о, пожалуйста, нет...
Но Фолкон даже не слышал ее. Одна сильная рука подняла обе ее руки над головой, пока он покрывал поцелуями ее подмышки. Потом его губы впились в ее груди, грубо, безжалостно, но постепенно ласки стали нежнее, зубы осторожно теребили шелковистую плоть под упругими холмиками, посылая волны наслаждения, пронизывающие Фолкона, особенно когда его рот завладевал еще не познанными местечками. Вкус ее кожи, аромат тела все усиливали ощущения, пока кровь не закипела от радости.
– Джезмин, отдайся мне, – прошептал он.
– Нет... нет... не могу... не могу...– Девушка искренне верила, что он убьет ее, если пронзит жестким огромным копьем. Она плакала все громче, зарывшись лицом в грудь Фолкона, обливая его слезами.
Фолкон почувствовал, что был терпелив до крайности. Будь у него вся ночь, он мог бы дать ей больше времени, но сейчас ничего нельзя было сделать. Пригнувшись, он оседлал ее, силой раздвинул мягкие бедра, вставил между ними колено, чтобы девушка не стиснула ноги, уверенно раскрыл розовую раковину, скрытую тугими завитками золотистых волос и врезался в нее, ощутив, как рвется тончайшая преграда ее невинности. Раздался ужасающий вопль. Фолкон быстро закрыл ей рот поцелуем и вновь резким, внезапным толчком вонзился в нее, глубоко, до конца, и не было той силы, которая могла воспрепятствовать ему взять эту женщину. Он остро сознавал невероятный контраст между их телами. Огромный рост Фолкона лишь подчеркивал ее изящную миниатюрность. Твердые мускулы делали ее плоть еще мягче. Мощь и сила ярче оттеняли слабость и хрупкость. Но основное различие крылось в цвете волос и кожи. Он был столь темным, черные вьющиеся волосы покрывали едва не половину загорелого тела, Джезмин же родилась и осталась бледной и светлокожей, золотисто-серебряные пряди рассыпались по подушке спутанной паутиной. Сверху все, должно быть, выглядело так, словно дьявол насилует ангела.
Но для Фолкона все было словно в волшебном сне. Его мускулистые руки обвили Джезмин и держали неподвижно пригвожденной к постели весом могучего тела, пока он неустанно ласкал потаенную расщелину напряженным орудием своей мужественности. Он никогда еще не любил столь маленькую женщину. Лоно Джезмин оказалась непередаваемо тесно, и каждый раз, погружаясь в нее, он должен был вновь и вновь растягивать узкие стенки таинственной пещерки. Он знал, первый удар причинит ей боль, но в следующий раз все будет по-другому, и, не прекращая двигаться, наблюдал за лицом Джезмин полузакрытыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Де Берг проглотил ругательство и, обойдя постель, встал перед Джезмин. Девушка открыла глаза, увидела голые мускулистые ноги в дюйме от своего лица и поспешно зажмурилась, всхлипывая: – Нет... Ни за что...
Фолкон протянул сильные руки, чтобы прижать ее к себе, но не успел дотронуться, как девушка закричала, и он понял, что лишить ее девственности будет непросто. Все еще стоя на коленях, она повернулась к нему спиной и сжалась в тугой мячик, обхватив себя руками так крепко, что Фолкон понял: пройдет немало времени, прежде чем он сумеет ее уговорить. Но попытаться было необходимо. Фолкон отчаянно желал, чтобы этот первый раз стал для нее прекрасным, но знал – нужно спешить. Как жаль, что он не может провести всю ночь, сжимая ее в объятиях, пробудить для любви, целовать, гладить, ласкать... Но сейчас не до игр. Осуществление брака необходимо для ее же блага и безопасности. Де Берг встал на колени позади Джезмин, поднес к лицу золотистые пряди волос. Твердое, пульсирующее мужское естество коснулось спины, и девушка закусила губу, чтобы снова не закричать. Фолкон отвел шелковистую массу, прижался поцелуем к обнажившейся шее. Джезмин сознавала, что близость их тел и тепло ее гладкой надушенной плоти доводили его до такого напряжения, что он вот-вот потеряет над собой контроль.
– Джезмин, я хочу, чтобы ты наслаждалась моими ласками, хочу, чтобы тебе нравилось, когда я целую твои прелестные груди, чтобы ты таяла от счастья, когда я буду любить тебя.
Девушка подняла голову от колен.
– Ненавижу! Ненавижу тебя и твои ласки!
Не вставая с пола, Фолкон притянул ее к себе на колени, оперся на огромную кровать.
– Мой маленький цветок, – хрипло прошептал он, – раскрой для меня свои лепестки.
Он знал, как сделать, чтобы ее соски вновь стали твердыми и упругими, и, опустив голову, поймал ртом кончик левой груди, лаская его языком, медленно обводя нежный холмик. Потом начал сосать, жадно, сильно, в надежде пробудить крохотный бутон, скрытый между ляжками, заставить жаждать его ласк. Рыдания превратились в тихий мяукающий плач, и Фолкон приподнял ее ягодицы, так, что его орудие скользнуло между ее ног. Нервы девушки были так напряжены, что она, почувствовав толчки крови в этом распаленном мужском естестве, отчаянно дернулась, протянула руку, пытаясь освободиться от неумолимого копья, пока оно ее не пронзило, и охнула от вновь охватившего ее ужаса, поняв, как оно велико. У Фолкона перехватило дыхание, когда крошечная ладошка сомкнулась вокруг напряженного фаллоса – сила наслаждения почти швырнула его в пропасть блаженства. Джезмин встала, попыталась взобраться на постель, чтобы ускользнуть от Фолкона, но в этот момент золотистые завитки холма Венеры задели его щеку, и стальные руки мгновенно сжали мягкие бедра, а жадные губы накрыли потайное местечко, по которому Фолкон, казалось, изголодался и терзайся жаждой всю жизнь.
Джезмин охватили гнев и возмущение этим почти животным вторжением грубой мужской силы. В нем все было твердым как железо – железные бугры мускулов покрывали руки, грудь, ноги, даже бедра. Девушка не переживала ничего похожего на первые робкие шаги посвящения в интимные стороны жизни, когда все так ново, окутано тайной и обещанием страсти, которая обязательно придет. Она отчаянно старалась освободиться от этого горячего неумолимого рта. Наконец она, согнув колени, оперлась о плечи Фолкона и вскарабкалась на кровать. Фолкон немедленно оказался на ней.
– Фолкон, прекрати, остановись... или я навсегда возненавижу тебя.
– Жаль, дорогая, – с сожалением сказал он, – я должен вынудить тебя, но остановиться не могу. Я лучше знаю, что для тебя необходимо сейчас. Пожалуйста, любимая, пойми, ты будешь в безопасности, только когда станешь моей женой по-настоящему.
Де Берг говорил правду, он не мог не овладеть ею, если бы даже в этот момент пришлось заплатить за это собственной жизнью.
Девушка вновь всхлипнула от страха.
– Нет... нет... о, пожалуйста, нет...
Но Фолкон даже не слышал ее. Одна сильная рука подняла обе ее руки над головой, пока он покрывал поцелуями ее подмышки. Потом его губы впились в ее груди, грубо, безжалостно, но постепенно ласки стали нежнее, зубы осторожно теребили шелковистую плоть под упругими холмиками, посылая волны наслаждения, пронизывающие Фолкона, особенно когда его рот завладевал еще не познанными местечками. Вкус ее кожи, аромат тела все усиливали ощущения, пока кровь не закипела от радости.
– Джезмин, отдайся мне, – прошептал он.
– Нет... нет... не могу... не могу...– Девушка искренне верила, что он убьет ее, если пронзит жестким огромным копьем. Она плакала все громче, зарывшись лицом в грудь Фолкона, обливая его слезами.
Фолкон почувствовал, что был терпелив до крайности. Будь у него вся ночь, он мог бы дать ей больше времени, но сейчас ничего нельзя было сделать. Пригнувшись, он оседлал ее, силой раздвинул мягкие бедра, вставил между ними колено, чтобы девушка не стиснула ноги, уверенно раскрыл розовую раковину, скрытую тугими завитками золотистых волос и врезался в нее, ощутив, как рвется тончайшая преграда ее невинности. Раздался ужасающий вопль. Фолкон быстро закрыл ей рот поцелуем и вновь резким, внезапным толчком вонзился в нее, глубоко, до конца, и не было той силы, которая могла воспрепятствовать ему взять эту женщину. Он остро сознавал невероятный контраст между их телами. Огромный рост Фолкона лишь подчеркивал ее изящную миниатюрность. Твердые мускулы делали ее плоть еще мягче. Мощь и сила ярче оттеняли слабость и хрупкость. Но основное различие крылось в цвете волос и кожи. Он был столь темным, черные вьющиеся волосы покрывали едва не половину загорелого тела, Джезмин же родилась и осталась бледной и светлокожей, золотисто-серебряные пряди рассыпались по подушке спутанной паутиной. Сверху все, должно быть, выглядело так, словно дьявол насилует ангела.
Но для Фолкона все было словно в волшебном сне. Его мускулистые руки обвили Джезмин и держали неподвижно пригвожденной к постели весом могучего тела, пока он неустанно ласкал потаенную расщелину напряженным орудием своей мужественности. Он никогда еще не любил столь маленькую женщину. Лоно Джезмин оказалась непередаваемо тесно, и каждый раз, погружаясь в нее, он должен был вновь и вновь растягивать узкие стенки таинственной пещерки. Он знал, первый удар причинит ей боль, но в следующий раз все будет по-другому, и, не прекращая двигаться, наблюдал за лицом Джезмин полузакрытыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125