Ответ, судя по всему, был неутешительный.
Кобб-Хардинг мог сколько угодно орать, ругаться и беситься, но исправить положение ему не под силу. В письме Валентина Кобб-Хардингу излагались сугубо конкретные требования: он должен либо заплатить долги, либо покинуть страну. И если в течение месяца, пока он находится в Англии, этот придурок подойдет к Элинор близко или при любых обстоятельствах скажет хоть слово ей или кому-нибудь из членов ее семьи, он в то же день будет брошен в долговую яму или сослан на каторгу. Последнее Валентину нетрудно организовать. Долг в двадцать три тысячи фунтов без малейшей надежды на его погашение считается тяжким преступлением.
Стивен довольно долго не выходил из «Уайтс». Валентин подошел ближе. Кобб-Хардинг сидел за столом у окна с бутылкой бурбона, за которую в этот раз, несомненно, заплатил наличными.
Валентин усмехнулся. Как правило, он не вмешивался в жизнь других людей, потому что большинство из них были ему безразличны, но этот человек сделал нечто такое, чему маркиз даже названия не сумел подобрать. И теперь важнее всего было заставить Кобб-Хардинга уехать. Навсегда.
Он не собирался стоять здесь осмотреть, как Кобб-Хардинг напивается, чтобы забыться, поэтому вернулся к своему коню и вскочил в седло. У него был весьма ограниченный выбор занятий на этот вечер. Играть по-крупному еще не начали ни в одном клубе, в парламенте сегодня не было вечерних заседаний, а дамы, в компании которых он мог бы скоротать время, разъехались с визитами к своим друзьям.
Нахмурив брови, он повернул Яго к дому. Уже более недели Деверилл не был с женщиной. Теперь он ощущал возбуждение, только когда думал об Элинор Гриффин, а это происходило что-то слишком часто. Ни один уважающий себя светский лев не тратит столько времени и усилий на одну женщину, тем более на такую, которую было бы безумием надеяться завоевать, – тут и пытаться нечего. Нелепо даже думать об этом.
Если бы не его джентльменское обещание Мельбурну, он пошел бы на свидание с Лидией, или с леди Дэннинг, или с любой из двух дюжин других женщин, которых обольстил за два последних сезона. Но сейчас он и подумать об этом не мог. Невозможно даже представить себе, чтобы с кем-то предаваться утехам, когда Элинор все еще ищет в Лондоне свое идеальное приключение, и может попасть черт знает в какую беду. Разумеется, ему не терпится выполнить свое обещание ее брату и спокойно жить дальше. Единственная возможность освободиться от обязательства перед Мельбурном – это уберечь Элинор от неприятностей. Для этого нужно помочь ей найти, ее чертово приключение… и мужа.
– Гори оно все синим пламенем, – пробормотал он, поворачивая к дому.
Ему не хотелось признаваться в этом, но его очень тяготило, что до происшествия у Белмонта Элинор считала Стивена Кобб-Хардинга одной из кандидатур на роль мужа. Они танцевали, целый вечер болтали о всякой чепухе – так почему бы ей, не принимать его во внимание? Потом все пошло не так, как следовало бы, и нельзя сказать, что Валентин об этом жалеет.
Было бы любопытно узнать, почему она отказывается называть имена других потенциальных мужей, внесенных в ее список. Правда, он, скорее всего, высмеял бы их, но разве Элинор могла ожидать от него чего-то другого? Большинство молодых одиноких джентльменов только и годились на то, чтобы стать объектом насмешек. И уж конечно, были недостаточно хороши для нее.
– Хоббс, – сказал он, когда дворецкий распахнул перед ним входную дверь Корбетт-Хауса, – нет ли у нас на примете какого-нибудь молодого красивого джентльмена, холостяка, который мог бы показаться привлекательным молодой леди, ищущей приключений?
– Вы, милорд, – сразу же ответил Хоббс, принимая у него плащ, шляпу и перчатки и закрывая дверь.
Валентин отмахнулся.
– Я сказал «молодого», а мне уже тридцать два года.
И я, возможно, забыл добавить в перечне – «здорового».
– Ну-у, в таком случае лорд Закери или лорд Шарлемань? Граф Эвертон? Роджер Ноулвилл? Стивен Кобб-Хардинг? Томас Честерфилд? Томас Эвертон? Лорд Уэрфилд? Джон Фиц…
– Довольно, – прервал его Валентин. – Мог бы ответить на мой вопрос «множество, милорд» или «около дюжины, милорд». Я ведь не просил озвучивать длинный список.
– Извините, милорд. Есть множество молодых джентльменов, сэр, которые могут подойти.
– Отвяжись.
– Как скажете, милорд. – Хоббс поклонился и направился по боковому коридору в сторону помещения для слуг.
– Подожди минутку. Дворецкий плавно повернулся.
– Да, милорд.
– Есть какие-нибудь новости?
– Получено множество писем и визитных карточек, милорд.
– Вы с Мэтьюзом сговорились убить меня, или довести до апоплексического удара?
– Я не знал, что ваш слуга пытается убить вас, милорд. Я поговорю с ним об этом.
– Письма и визитные карточки от кого, Хоббс?
– От леди Фрэнк, леди Дюмонт, леди Кастер, мисс Эн Янг, леди Элинор, леди Бетенридж, леди Филд…
– Спасибо, Хоббс. – Валентин вдруг остановился на полпути вверх по лестнице. – Ты сказал, от леди Элинор?
– Да, милорд.
Его сердце пропустило удар, потом сердцебиение участилось, как бы наверстывая упущенное.
– Визитная карточка или письмо?
– Письмо.
– Я возьму его с собой.
Дворецкий вернулся к небольшому столику у стены и, достав из кучи визитных карточек и писем то, что нужно, поднялся по лестнице и передал письмо Валентину.
– Что-нибудь еще, милорд?
– Нет, можешь идти.
– Да, милорд.
– И меня нет дома ни для кого, кроме кого-нибудь из Гриффинов. Только не для Мельбурна. Если зайдет, скажи, что я бежал в Париж.
– Да, милорд.
Валентин удалился в небольшой кабинет, примыкающий к его личным апартаментам, и уселся за стол. Аккуратно положив письмо перед собой, он внимательно посмотрел на него.
Его охватило незнакомое чувство предвкушения. Он не привык ждать чего-нибудь особенного от какой-то пустячной записки, написанной женщиной, но у него дрожали руки, когда он поднес письмо к глазам.
Слабый аромат лаванды напомнил ему о Гриффин-Хаусе и Элинор.
– Боже милосердный! Возьми себя в руки, Деверилл. Это всего лишь письмо, – проворчал он и, взломав восковую печать, открыл его.
«Деверилл, я придумала приключение. Когда можно поговорить с вами об этом? Элинор».
Валентин осмотрел письмо с другой стороны. Ничего.
– И это все? – разочарованно произнес он.
Никаких намеков на нежное чувство, хотя именно эта девушка сама сказала, что хотела бы, чтобы он, Валентин, стал ее приключением. Никаких просьб о помощи, всего каких-то несколько слов. Ни тебе «дорогой», ни «Валентин», ни «ваша». Все в рамках дозволенного. Черт возьми, такую записку можно спокойно показать Мельбурну, не опасаясь выговора.
Возможно, в этом все дело, повеселев, подумал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Кобб-Хардинг мог сколько угодно орать, ругаться и беситься, но исправить положение ему не под силу. В письме Валентина Кобб-Хардингу излагались сугубо конкретные требования: он должен либо заплатить долги, либо покинуть страну. И если в течение месяца, пока он находится в Англии, этот придурок подойдет к Элинор близко или при любых обстоятельствах скажет хоть слово ей или кому-нибудь из членов ее семьи, он в то же день будет брошен в долговую яму или сослан на каторгу. Последнее Валентину нетрудно организовать. Долг в двадцать три тысячи фунтов без малейшей надежды на его погашение считается тяжким преступлением.
Стивен довольно долго не выходил из «Уайтс». Валентин подошел ближе. Кобб-Хардинг сидел за столом у окна с бутылкой бурбона, за которую в этот раз, несомненно, заплатил наличными.
Валентин усмехнулся. Как правило, он не вмешивался в жизнь других людей, потому что большинство из них были ему безразличны, но этот человек сделал нечто такое, чему маркиз даже названия не сумел подобрать. И теперь важнее всего было заставить Кобб-Хардинга уехать. Навсегда.
Он не собирался стоять здесь осмотреть, как Кобб-Хардинг напивается, чтобы забыться, поэтому вернулся к своему коню и вскочил в седло. У него был весьма ограниченный выбор занятий на этот вечер. Играть по-крупному еще не начали ни в одном клубе, в парламенте сегодня не было вечерних заседаний, а дамы, в компании которых он мог бы скоротать время, разъехались с визитами к своим друзьям.
Нахмурив брови, он повернул Яго к дому. Уже более недели Деверилл не был с женщиной. Теперь он ощущал возбуждение, только когда думал об Элинор Гриффин, а это происходило что-то слишком часто. Ни один уважающий себя светский лев не тратит столько времени и усилий на одну женщину, тем более на такую, которую было бы безумием надеяться завоевать, – тут и пытаться нечего. Нелепо даже думать об этом.
Если бы не его джентльменское обещание Мельбурну, он пошел бы на свидание с Лидией, или с леди Дэннинг, или с любой из двух дюжин других женщин, которых обольстил за два последних сезона. Но сейчас он и подумать об этом не мог. Невозможно даже представить себе, чтобы с кем-то предаваться утехам, когда Элинор все еще ищет в Лондоне свое идеальное приключение, и может попасть черт знает в какую беду. Разумеется, ему не терпится выполнить свое обещание ее брату и спокойно жить дальше. Единственная возможность освободиться от обязательства перед Мельбурном – это уберечь Элинор от неприятностей. Для этого нужно помочь ей найти, ее чертово приключение… и мужа.
– Гори оно все синим пламенем, – пробормотал он, поворачивая к дому.
Ему не хотелось признаваться в этом, но его очень тяготило, что до происшествия у Белмонта Элинор считала Стивена Кобб-Хардинга одной из кандидатур на роль мужа. Они танцевали, целый вечер болтали о всякой чепухе – так почему бы ей, не принимать его во внимание? Потом все пошло не так, как следовало бы, и нельзя сказать, что Валентин об этом жалеет.
Было бы любопытно узнать, почему она отказывается называть имена других потенциальных мужей, внесенных в ее список. Правда, он, скорее всего, высмеял бы их, но разве Элинор могла ожидать от него чего-то другого? Большинство молодых одиноких джентльменов только и годились на то, чтобы стать объектом насмешек. И уж конечно, были недостаточно хороши для нее.
– Хоббс, – сказал он, когда дворецкий распахнул перед ним входную дверь Корбетт-Хауса, – нет ли у нас на примете какого-нибудь молодого красивого джентльмена, холостяка, который мог бы показаться привлекательным молодой леди, ищущей приключений?
– Вы, милорд, – сразу же ответил Хоббс, принимая у него плащ, шляпу и перчатки и закрывая дверь.
Валентин отмахнулся.
– Я сказал «молодого», а мне уже тридцать два года.
И я, возможно, забыл добавить в перечне – «здорового».
– Ну-у, в таком случае лорд Закери или лорд Шарлемань? Граф Эвертон? Роджер Ноулвилл? Стивен Кобб-Хардинг? Томас Честерфилд? Томас Эвертон? Лорд Уэрфилд? Джон Фиц…
– Довольно, – прервал его Валентин. – Мог бы ответить на мой вопрос «множество, милорд» или «около дюжины, милорд». Я ведь не просил озвучивать длинный список.
– Извините, милорд. Есть множество молодых джентльменов, сэр, которые могут подойти.
– Отвяжись.
– Как скажете, милорд. – Хоббс поклонился и направился по боковому коридору в сторону помещения для слуг.
– Подожди минутку. Дворецкий плавно повернулся.
– Да, милорд.
– Есть какие-нибудь новости?
– Получено множество писем и визитных карточек, милорд.
– Вы с Мэтьюзом сговорились убить меня, или довести до апоплексического удара?
– Я не знал, что ваш слуга пытается убить вас, милорд. Я поговорю с ним об этом.
– Письма и визитные карточки от кого, Хоббс?
– От леди Фрэнк, леди Дюмонт, леди Кастер, мисс Эн Янг, леди Элинор, леди Бетенридж, леди Филд…
– Спасибо, Хоббс. – Валентин вдруг остановился на полпути вверх по лестнице. – Ты сказал, от леди Элинор?
– Да, милорд.
Его сердце пропустило удар, потом сердцебиение участилось, как бы наверстывая упущенное.
– Визитная карточка или письмо?
– Письмо.
– Я возьму его с собой.
Дворецкий вернулся к небольшому столику у стены и, достав из кучи визитных карточек и писем то, что нужно, поднялся по лестнице и передал письмо Валентину.
– Что-нибудь еще, милорд?
– Нет, можешь идти.
– Да, милорд.
– И меня нет дома ни для кого, кроме кого-нибудь из Гриффинов. Только не для Мельбурна. Если зайдет, скажи, что я бежал в Париж.
– Да, милорд.
Валентин удалился в небольшой кабинет, примыкающий к его личным апартаментам, и уселся за стол. Аккуратно положив письмо перед собой, он внимательно посмотрел на него.
Его охватило незнакомое чувство предвкушения. Он не привык ждать чего-нибудь особенного от какой-то пустячной записки, написанной женщиной, но у него дрожали руки, когда он поднес письмо к глазам.
Слабый аромат лаванды напомнил ему о Гриффин-Хаусе и Элинор.
– Боже милосердный! Возьми себя в руки, Деверилл. Это всего лишь письмо, – проворчал он и, взломав восковую печать, открыл его.
«Деверилл, я придумала приключение. Когда можно поговорить с вами об этом? Элинор».
Валентин осмотрел письмо с другой стороны. Ничего.
– И это все? – разочарованно произнес он.
Никаких намеков на нежное чувство, хотя именно эта девушка сама сказала, что хотела бы, чтобы он, Валентин, стал ее приключением. Никаких просьб о помощи, всего каких-то несколько слов. Ни тебе «дорогой», ни «Валентин», ни «ваша». Все в рамках дозволенного. Черт возьми, такую записку можно спокойно показать Мельбурну, не опасаясь выговора.
Возможно, в этом все дело, повеселев, подумал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79