– Люблю ли я его? – страстно повторила принцесса. – Отец, я надеялась, что вы поддержите мою решимость. Это свидание должно быть последним.
– И я поддержу вас, дочь моя, – сказал добродушно старик. – Подумайте только, что он враг нашей веры, и если вы соединитесь с ним, он помешает вам оказать впоследствии важные услуги преследуемой церкви, что, быть может, будет в вашей власти… Принцесса Конде, обещайте мне торжественно, что вы никогда не выйдете замуж за паписта.
– Эклермонда! – вскричал Кричтон.
– Без колебаний! – сурово сказал проповедник. – Или вы погибли. Обещайте мне!
– Моя душа проникнута протестантской религией, – твердо отвечала принцесса, – и я даю теперь клятву не выходить замуж за католика.
– Аминь! – сказал с жаром Кретьен.
Глубокий вздох вырвался из груди шотландца.
– Шевалье Кричтон, – прошептала Эклермонда, – вы слышали мою клятву?
– Да, – печально отвечал шотландец.
– Выслушайте меня, – продолжала принцесса. – Моя вера, моя любовь, моя благодарность заставляют меня откинуть всякую женскую сдержанность. Я для того и назначила вам свидание здесь, в присутствии моего почтенного наставника, чтобы иметь возможность говорить с вами свободно, чтобы высказать мою любовь в присутствии человека, святые наставления которого сделали меня чувствительной и неравнодушной к слабостям ближних, наконец, для того, – прибавила она, колеблясь и краснея, – чтобы попробовать соединенными усилиями обратить вас в веру, которую я исповедую. Если вы обратитесь, я могу тогда, не поступая против совести и не обращая внимания на мое знатное происхождение, предложить вам мою руку и просить того, кто внушил мне правила веры и смирения, воодушевляющие меня теперь, обручить нас перед Небом.
– Вы говорили голосом вдохновения, дочь моя, – сказал с благосклонной улыбкой Кретьен, – и я не прерывал ваших слов, потому что они истекали из источника мудрости. Я знаю, что ваше сердце принадлежит шевалье Кричтону. Пусть он сбросит с себя рабство, которое над ним тяготеет. Пусть он откажется от заблуждений и идолопоклонничества Рима. Пусть обратит свой могучий ум на служение истинной вере, и ваше обручение не будет отложено ни на минуту.
– Кричтон, – нежно спросила Эклермонда, – это наше последнее свидание, или мы будем соединены навсегда?
– Это наше последнее свидание, – отвечал шотландец тоном отчаяния, – если условием нашего соединения поставлено мое отступничество. Эклермонда, для вас я готов на все жертвы, совместимые с честью, для вас я готов отказаться от честолюбивых мечтаний, которые наполняют мою душу, для вас я буду всем, исключая ренегата, изменника моему Богу. Слава была всегда моей полярной звездой, по которой я направлял мой челнок, слава для меня дороже жизни. Для любви я готов пожертвовать славой, но честь для меня дороже любви.
– Кричтон!
– Слушайте, Эклермонда. Вы принцесса Конде. Вы носите одно из благороднейших имен Франции. Но это не имеет никакого значения для моих чувств. Мое сердце принадлежало вам, когда мы были равны. Мое сердце ваше и теперь, когда между нами неодолимые преграды. Для меня вы не изменились. Для меня вы по-прежнему сирота Эклермонда. Знатность ничего не могла прибавить к вашей красоте, точно так же, как не могла ничего отнять. Связать мою судьбу с вашей – значило бы воплотить самые пылкие мечты моего молодого воображения, дать мне счастье, о каком только может мечтать человек.
– Обдумайте, – сказал Флоран Кретьен.
– Я уже обдумал, – отвечал шотландец. – Не расценивайте мое решение как результат неразумного каприза, если вы тверды в вашей вере, которую я считаю пагубной, ведь я не менее тверд в своей… Я спорил о ее догматах с моим ученым наставником Бухананом, и он не смог поколебать меня. Я католик по убеждению и останусь им всегда, готовый всегда предпочесть смерть отступничеству.
– Если великий Буханан потерпел неудачу в деле вашего обращения, сын мой, то мои усилия должны быть бесплодны, – отвечал, качая головой, проповедник. – Но все-таки я хочу попытаться.
– Это будет напрасно, – твердо сказал Кричтон. – Мое мученичество прошло, ваше приближается. Два раза сегодня подвергался я искушению и устоял. Рука принцессы Конде должна была быть наградой за измену, та же рука служила приманкой, чтобы увлечь меня к погибели.
– Скажите лучше – чтобы направить вас к вечному спасению, – отвечала Эклермонда. – О! Кричтон! Если бы я могла как смиренное орудие божественной воли оторвать вас от погибельной идолопоклоннической религии, в которой вы упорствуете, вся моя жизнь была бы посвящена тому, чтобы высказать вам всю безграничность моей признательности и любви.
– Эклермонда, – печально вскричал Кричтон, – из-за этой религии я оставил дом моих предков, из-за нее я навлек на себя проклятие отца, из-за нее я отказываюсь теперь от всего, что мне дорого.
– Кричтон, вы меня не любите.
– Не искушайте меня, Эклермонда. Мое сердце разрывается, ум мутится, я не могу более выносить этой борьбы. Ваши уста решат мою участь.
– Так будьте моим!
Кричтон вздрогнул.
– Я погиб! – прошептал он.
– Нет, вы спасены, – отвечала принцесса. Станьте со мной на колени перед этим святым человеком.
– Стойте! – вскричал Кретьен. – Этого не должно быть. Мне было бы приятно считать шевалье Кричтона в числе верных слуг истинного Бога, но его обращение должно быть совершено под иным влиянием, чем влияние страстей. Дурные средства не приведут к хорошей цели. Религия, не основанная на убеждении, – лицемерие. Хотя наши убеждения во многом не сходятся, я одобряю постоянство шевалье Кричтона и не хочу пытаться поколебать чем-либо иным, кроме аргументов, которые не позволяет мне употребить краткость моих последних минут. Я должен больше думать о религии, которая может укрепить сердце такого молодого человека в борьбе с искушениями, которых не выдержали бы и старые фанатики.
– Ваша рука остановила мое падение, отец мой, – сказал Кричтон.
– Я этому радуюсь, сын мой, – отвечал проповедник. – Бегите, пока длится ваша решимость. Я не хотел бы подвергаться вашим упрекам. Вы должны расстаться с принцессой, но, я надеюсь, не навсегда. Скоро, может быть, наступит время, когда ваши идеи переменятся, и тогда принцессе можно будет отдать вам руку, не нарушая свою клятву.
Слезы брызнули из глаз Эклермонды, и она упала в объятия Кричтона, не в силах более себя сдерживать.
– Когда я дала эту клятву, – вздохнула она, – я произнесла мой смертный приговор.
– Увы! Я хотел тогда удержать вас, – отвечал Кричтон, – но теперь уже поздно.
– Да, – сурово сказал Кретьен. – Уже поздно. Идите скорее. Вы мешаете мне молиться, я должен приготовиться к переходу в вечность.
– Отец мой, – сказал Кричтон, – я надеюсь, что у вас будет более времени на эти приготовления, чем того хотели бы ваши враги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111