– Черт возьми! – вскричал король, пробежав глазами послание. – Мы действовали слишком поспешно, кузен, – сказал он, обращаясь к герцогу Неверскому. – Ее величество, наша мать, советует нам обращаться с Беарнцем как можно любезнее.
Герцог пожал плечами.
– Это еще не все, – продолжал король. – Она советует нам возвратить ему его шпагу.
– И ваше величество, конечно, исполнит ее желание.
– Ну уж нет, кузен.
– Вспомните о прекрасной Эклермонде, государь.
– Ах да! Вы правы, кузен, – поспешно ответил Генрих. – Это имя заставило нас мгновенно решиться. Мы не знаем, насколько можно доверять вашей истории о рождении этой прекрасной особы. Очень может быть, что все это правда. Но правда это или ложь, ясно одно, что, если мы хотим преуспеть в наших намерениях, мы должны теперь, более чем когда-либо, повиноваться беспрекословно требованиям нашей матери.
– Совершенно справедливо, государь.
– Наша страсть растет от препятствий, которые она встречает, и мы не должны пренебрегать никакими средствами, чтобы достичь нашей цели.
– Первым шагом к этому будет примирение с Беарнцем.
– Это нетрудно устроить, – отвечал Генрих III. – Его гнев так же легко утихает, как и пробуждается. Вы увидите, как легко мы его укротим.
– Подойдите к нам, брат мой, – продолжал он дружеским тоном, приближаясь к Генриху Наваррскому, – мы вас оскорбили и спешим загладить нашу несправедливость.
– Государь! – вскричал Бурбон, бросаясь навстречу Генриху.
– Вашу руку, брат мой.
– Это рука еретика, государь.
– Все равно, это честная рука, и мы хотим ее пожать. Не отнимайте ее, брат мой, мы хотим, чтобы весь наш двор заметил, что мы с вами в дружбе.
– Да здравствует король! – закричали придворные. Этот крик был повторен тысячью голосов.
– Мы лишили вас вашей шпаги! – продолжал Генрих III. – Мы не можем потребовать от шевалье Кричтона вашего подарка, поэтому мы просим вас принять взамен нашу шпагу, – прибавил он, снимая с себя шпагу, эфес которой был украшен бриллиантами, и отдавая ее королю Наваррскому. – Обещайте нам только не обращать ее против французов.
– Я буду носить ее для вашей защиты, – отвечал Бурбон. – Доброта вашего величества не позволяет мне ни минуты сомневаться в вашей искренности, но я был бы очень рад узнать, кому я обязан такой внезапной переменой в ваших чувствах.
– Особе, помощи которой вы вовсе не заслуживали, – отвечал с улыбкой Генрих III, – нашей матери.
– Ей? – вскричал Бурбон.
– Простите нам недостойный прием, который мы вам оказали. Мы были захвачены врасплох вашим появлением и невольно ощутили некоторые опасения, которые это письмо совершенно рассеяло. Мы постараемся исправить нашу ошибку.
– Подарите мне жизнь Флорана Кретьена – и мы квиты, государь.
Эти слова снова повергли в смущение Генриха.
– Его жизнь в руках нашей матери, – сказал он, – обратитесь к ней. Вы с ней, по-видимому, в лучших отношениях. Мы никогда не становимся между ее величеством и предметом ее гнева. Однако постойте! Если вы можете убедить Кретьена отречься от его ереси, мы вам отвечаем за его жизнь.
– Если так, вы подписали его приговор, государь, – сказал, удаляясь, Бурбон.
– Что ты думаешь об этой перемене? – спросил он у своего советника.
– Мне она не нравится, – отвечал Росни. – Дружба этого презренного Ирода опаснее, чем его вражда. Но вы ему доверились?
– Волей-неволей, – сказал Бурбон.
– Как мы сыграли нашу роль, кузен? – спросил Генрих III у герцога Неверского.
– Великолепно, государь, – отвечал герцог.
– Вы льстец. Но нам надоел этот разговор. Приведите сюда нашего пленника и его собаку.
– Берегись, кум, – крикнул Шико, – ты найдешь эту собаку не такой безобидной, как Беарнского медведя.
МОЛИТВЕННИК
Блунт, переносивший со стоическим хладнокровием насмешки и удары солдат, сыпавшиеся на него во время беседы двух монархов, был приведен наконец к Генриху III.
Друид следовал за ним так близко, как только позволяла длина веревки, на которой он был привязан.
– Государь, – заметил Жуаез, – прежде чем отдать этого преступника палачу, я полагаю, следовало бы расспросить его о причинах его дерзких действий. Я думаю, – продолжал он вполголоса, наклоняясь к королю, – что у него было какое-то поручение к Беарнцу. В этом случае может быть удастся узнать от него что-нибудь важное.
– Мы попробуем, дитя мое, – отвечал Генрих III, – но мы сомневаемся в успехе. Взгляните на этого человека и скажите мне, способен ли он испугаться угроз. Он скорее погибнет, чем станет изменником.
Слова короля оправдывались. На все вопросы Блунт отвечал молчанием или односложными звуками.
– Отведите его в Шатлэ, – сказал раздраженным тоном Генрих III, – и пусть его подвергнут пытке.
– Она ничего у меня не вырвет, – твердо отвечал англичанин.
– Я найду средство заставить его говорить, – заметил виконт. – Я знаю, чем на него можно подействовать.
И он шепнул несколько слов на ухо королю.
– Да, вы правы, – сказал, смеясь, Генрих, – но не доводите дело до крайностей.
– Позвольте мне действовать, государь, – сказал Жуаез. – Возьми свою шпагу, – прибавил он, обращаясь к солдату, державшему Друида, – и при каждом отказе этого изменника отрубай по конечности у его собаки.
Солдат поднял свое оружие.
– Дьявол! – вскричал Блунт гневным голосом. – Чего вы хотите от меня?
– Чтобы ты откровенно отвечал на вопросы его величества, – сказал, подходя к нему, Кричтон.
– Ну так я сделаю тогда то, чего не сделал бы для спасения своего мяса от каленых клещей и костей от колеса, – я буду говорить, хотя, клянусь крестом, мне сказать нечего. Я смог бы вынести смерть Друида, – прошептал он, – но видеть его разрубаемым на куски свыше моих сил.
– Что привело тебя сюда? – спросил Генрих. – Разве ты не знал, что заплатишь жизнью за свою смелость?
– Я хорошо понимал последствия моего поступка, – отвечал англичанин, – но желание оказать услугу другу заставило меня пренебречь опасностью.
– Какому другу, негодяй?
– Может быть, с моей стороны слишком самонадеянно называть его так, – отвечал Блунт, – но смерть сближает всех, а моя так близка, что меня можно избавить от некоторых формальностей. Я не сомневаюсь, что моя верность доставит мне достойное место в его памяти.
– Твоя верность кому? – спросил с нетерпением Генрих III. – Королю Наваррскому?
– Шевалье Кричтону, государь.
– Кричтону? – повторил Генрих вне себя от удивления. – Жуаез, – продолжал он, обращаясь к виконту, – этот шотландец обладает необъяснимым влиянием на всех. Каким волшебством достиг он этого?
– Волшебством своего характера и своих манер, государь, – отвечал Жуаез. – Видели ли вы у кого-нибудь такую пленительную улыбку, как у Кричтона, более вежливое и достойное обращение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111