– Платок нашей фрейлины, – сказала она, – кажется, имеет в глазах ваших более цены, чем какой бы то ни было залог, который мы можем вам дать, будь это даже локон наших волос.
– Вы ошибаетесь, ваше величество, – отвечал Генрих, изменяя голос, тем страстным тоном, который он так хорошо умел принимать. – Простой перл прекрасен в моих глазах, но кто же не предпочтет ему "перл перлов". Маргарита, ваше имя хранится в моем сердце так же, как и на моем щите. Не лишайте меня залога. Уступите мне это сокровище, и вы обеспечите мне победу.
– Если он должен обеспечить вам победу, он ваш, – сказала с живостью Маргарита.
– А! Я вижу, вы хотите отомстить шевалье Кричтону за какое-нибудь оскорбление?
– За самое большое, за какое только может мстить женщина, – отвечала Маргарита. – Я не скрою от вас, что я хочу мстить ему за измену.
"Итак, – подумал Генрих, – мне предназначено узнать о моем бесчестии из уст той, которой я не могу не верить".
– Я тоже, – продолжал он громко, – должен отомстить этому шотландцу. Вы не смогли бы найти лучшего способа ответить на ваши обиды. Он меня оскорбил так же глубоко, как и вас.
– Это невозможно!
– Многие на моем месте сочли бы мою обиду за самую большую, какая только может быть. Но я не стану спорить с вами. Вы, без всякого сомнения, лучший судья в том, кто из нас глубже оскорблен.
– Я понимаю, что вы хотите сказать, – сказала Маргарита. – Я оскорблена изменой любовника, вы – неверностью жены.
– Да, именно, – отвечал Генрих.
– Так смойте пятно с вашего имени кровью изменника! – вскричала королева. – Что же касается неверной жены, то если смерть любовника не послужит вашему возмездию, я клянусь, что ее проступок не останется безнаказанным, если она принадлежит ко двору Франции или Наварры.
– Измена неверной жены не останется безнаказанной, – отвечал Генрих, – но, к счастью для нее, мой план мести отличается от предложенного вашим величеством.
– Вы, значит, ее любите, несмотря на ее проступок? – спросила Маргарита.
– Нет, – печально отвечал Генрих, – но я ее любил и в память об этой прежней любви я ее пощажу.
– Ваша жена счастлива, что обладает таким терпеливым мужем, – сказала с усмешкой Маргарита.
– Да, ваше величество, она счастливее, чем заслуживает, я должен в этом сознаться, – отвечал Генрих.
– Вы, может быть, раскаетесь в этой слабости, когда будет уже поздно, – заметила Маргарита. – Я не понимаю, как можно простить подобное оскорбление.
– Эти слова были бы вашим приговором, если бы были произнесены в присутствии короля, вашего супруга.
– Не говорите о Генрихе, он сам уже давно отверг мою любовь. Он не может жаловаться. Я могла бы его любить, но…
– Но что, Маргарита?
– Ничего!.. Я хочу говорить теперь не о нем, а о вас. "Вот две личности, очень близкие одна другой", – подумал король.
– Слушайте! – вскричала Маргарита, хватая руку Генриха своей пылающей рукой. – Ваша жена вас оскорбила, вы ее не любите?
– Я уже сказал вам о состоянии моего сердца, ваше величество. Не раскрывайте кровавой раны.
– Я раскрываю ее для того, чтобы вылечить. Слушайте меня. Если исход этой борьбы будет роковым для… шевалье Кричтона, моя любовь будет вашей наградой.
"Ventre-saint-gris! – подумал Генрих. – Вот оригинальное возмездие за мою обиду!"
– Что вы скажете на это? – спросила с нетерпением королева.
– Неужели вы можете сомневаться в моем ответе, Маргарита? Я принимаю ваше предложение. Но что будет служить мне ручательством вашей искренности?
– Мое слово, слово оскорбленной и мстительной женщины, слово королевы.
– Когда оскорбление будет отмщено, королева забудет то, что обещала женщина.
– Женщина никогда не забудет, что она королева, – отвечала гордо Маргарита. – Когда мы приказали барону Вито убить развратного дю-Гюа, когда мы сделали ему такое же предложение, как делаем вам теперь, он не колебался. Но он нас любил долгое время.
– Я вас любил еще дольше, Маргарита, – отвечал Генрих взволнованным голосом, – и я исполню ваше приказание. Но не сравнивайте меня с убийцей Вито.
– Я не могу порицать вашу недоверчивость, шевалье, – сказала королева, принимая прежний нежный и ласковый тон. – Если бы я сделала вид, что люблю человека, которого я никогда не видела, черты и имя которого мне неизвестны, я солгала бы, я бы вас обманула. Но в вашем голосе есть что-то такое, что внушает мне доверие. Я вам не колеблясь раскрыла все тайны моей души. Как благородный рыцарь вы их не выдадите. Повинуйтесь моей просьбе, и я исполню мое обещание. Вы требуете залог моей искренности. Вот это победит все ваши сомнения.
С этими словами она сняла с шеи жемчужное ожерелье, блеск которого соперничал с ослепительной белизной ее кожи.
– Это подарок Генриха Наваррского, – сказала она.
– Черт возьми! – вскричал король. – Его подарок?
– В день нашей свадьбы. Теперь он ваш.
– Если бы Генрих Наваррский предвидел такую судьбу этого ожерелья, он скорее отрезал бы себе руку, чем дал бы его вам.
– Что вы говорите?
– Извините, ваше величество. Я имею странную привычку ставить себя на место других, и в эту минуту я вообразил себя на месте вашего доверчивого супруга.
– Довольны вы этим залогом? – спросила с нетерпением королева.
– Вы уступаете его без сожаления?
– Без малейшего. Я пожертвовала бы моей жизнью, отдала бы мое королевство на алтарь возмездия, а вы думаете, что я не решаюсь расстаться с подарком человека, которого я никогда не уважала. Однако не заблуждайтесь и не думайте, что этот залог не имеет никакой цены. Это моя судьба! С ним вы можете требовать исполнения моего обещания или, – прибавила она изменившимся голосом, – погубить меня. Довольны ли вы?
– Дайте мне это ожерелье.
– Снимите ваш шлем, я сама повяжу его. Идите на арену! Смерть изменнику и позор неверной жене!
– Да, – отвечал король, снимая шлем и устремляя суровый взгляд на Маргариту. – Примите на себя ваши собственные слова. Позор неверной жене!
– Генрих! – вскричала королева. – Сжальтесь! Сжальтесь!
– Молчите! – сказал король. – Вот мое возмездие.
Маргарита сделала страшное усилие, чтобы побороть свое волнение, но силы изменили ей, ноги подкосились, и она упала без чувств на руки ла Ребур, вовремя подоспевшей ей на помощь.
– Дай мне твой платок, моя милая, – сказал Генрих, обращаясь к ла Ребур, – он будет моим залогом вместо этого опозоренного ожерелья. Теперь твою руку, нет, твои губы. Мы скоро увидимся опять.
– Желаю успеха вашему величеству, – сказала ла Ребур, провожая глазами короля. – Поздравь меня, Ториньи, – прибавила она, увидев входящую флорентийку. – Мои надежды исполнились.
– Каким образом? – спросила Ториньи.
– Тс! Ее величество приходит в себя. Эта новость не для ее ушей.
– Он ушел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111