– И это пари вы, бесспорно, проиграли, – сказал, смеясь, бернардинец, – так как черный князь освободил его, не дав ему даже и дыму понюхать. Орел или решетка! Я хотел бы заключить подобное пари о доне Каравайя. Я выиграл бы вдвойне.
– Чем держать пари о моей шее, ты должен хорошенько смотреть за своей, – сказал холодно испанец, многозначительно касаясь рукой эфеса своей длинной толедской шпаги. – Однако хватит шутить. Я сегодня к этому не расположен. Что касается казни, то вы ничего не потеряли, сеньоры. На Пре-о-Клерк сегодня будет зажжен потешный огонь. Имя Руджиери вычеркнуто из приговора, но оно заменено именем Флорана Кретьена.
– Великолепно! Дай мне обнять тебя за эту новость! – вскричал сорбоннский студент. – Лучше, если погибнет один еретик, чем тысяча колдунов. Для них все-таки есть еще надежда на спасение. Это будет приятное развлечение для старого грешника.
– Шш! – прошептал Каравайя, поднося палец к губам и принимая таинственный вид. – Это не единственное зрелище, которое будет у нас в эту ночь.
– Право? – вскричал сорбоннский студент, поднимая брови с изумленным видом. – Какое же прекрасное зрелище ожидает нас еще?
– Могу я довериться вам? – спросил испанец еще более таинственно.
– Можете, если дело идет не об измене, – отвечал студент, передразнивая тон и жесты своего собеседника.
– Об измене или нет, но я хочу довериться вам, – продолжал Каравайя, понизив голос. – Видите вы это? – прибавил он, показывая под полой плаща целую горсть золотых монет.
– Чье горло поручили вам перерезать? – спросил студент.
– Твое, если ты не будешь сдерживать свой язык. Но слушай, я научу тебя, как можно наполнить золотом твои пустые карманы. Я открыл настоящее Эльдорадо. Наклонись, я скажу тебе это на ухо.
Студент повиновался. Слова испанца, очевидно, сильно его заинтересовали.
– И это должно быть сегодня ночью? – спросил он, когда Каравайя закончил.
Тот утвердительно кивнул головой.
– И весь двор будет перевернут вверх ногами? Каравайя снова кивнул головой.
– И твоя роль, наша роль, если я присоединюсь к тебе, будет… слово останавливается у меня в горле – убийство Кричтона?
Каравайя в третий раз кивнул головой.
– Клянусь Баррабасом! Я не люблю этого, – сказал сорбоннский студент, чувствуя угрызения совести. – Я не останавливаюсь из-за пустяков, но до этого еще не доходил.
– Выбирай, – сказал ему Каравайя, показывая поочередно кинжал и кошелек. – Мне стоит только указать на тебя одному из шпионов Екатерины, а их здесь немало около нас, и ты вряд ли вернешься в Сорбонну.
– Из двух зол человек выбирает меньшее, – отвечал студент. – Да и, наконец, ведь все короли одинаковы. Король умер, да здравствует король! Я ваш, я хочу быть заговорщиком. Есть что-то античное и римское в идее свергнуть тирана.
– Вuеnо! – вскричал испанец. – Сегодня ты поможешь нам избавиться от одного врага. Завтра ты, может быть, займешь место одного из любимцев сибарита. Я сейчас дам тебе шарф. Лозунг…
– Слушайте! – крикнул, прерывая его, бернардинец. – Забава сейчас начнется. Если вы будете стоять так далеко, то ничего не увидите. Хорошо, если бы дьявол направил рога быка в сердце этой проклятой собаки за тот страх, который она нагнала на меня вчера на диспуте.
Но оставим этих достойных друзей пробираться вперед, чтобы лучше видеть бой, и возвратимся на арену. Друид в это время не оставался бездеятельным. Никогда еще столь пылкий боец не проявлял более нетерпения при звуках военной трубы, чем это храброе животное, когда оно заслышало рев быка. Его ярость не имела границ, и Блунт должен был взять его на руки, чтобы помешать ему броситься на врага раньше времени.
Кровь текла из многочисленных ран Друида, один глаз его был выбит, голова распухла, в общем, храброе животное имело очень печальный вид. Но ни раны, ни утомление не поколебали его мужества.
На все вопросы окружавших Блунт отвечал упорным молчанием, пока наконец виконт Жуаез не заметил, что, по его мнению, собака не может долго драться в таком состоянии и должна будет скоро уступить.
Презрительная улыбка скользнула по губам англичанина.
– Я хотел бы быть так же уверен в моей свободе, как я уверен в стойкости Друида. Он чистой крови. Отвечаю жизнью (если моя жизнь мне еще принадлежит), что, если Друид схватит быка, ничто уже не заставит его выпустить. Вы можете разрубить его на куски от хвоста до челюстей, но, пока у него останутся зубы, он не разожмет их.
Шумный хохот раздался со всех сторон в ответ на эти хвастливые слова.
В это время к Блунту подъехал Генрих III в сопровождении Кричтона.
– Твоя собака в очень печальном положении, – сказал он англичанину сострадательным тоном. – Может ли она драться?
– Я в этом уверен, государь, – отвечал Блунт.
– Ты хвастался ее мужеством, – продолжал Генрих. – Если она победит, ты получишь полное прощение, если она будет побеждена, ты умрешь.
– Я доволен, – сказал англичанин.
Монарх и его свита направились прямо к быку и разместились шагах в десяти от бешеного животного, тщетно старавшегося оборвать веревку, которой оно было привязано к столбу. Вдруг бык остановился неподвижно, захрапел и опустил голову вниз так, что его широкий лоб почти коснулся песка арены.
В ту же минуту зрители увидели, как из рядов вышел человек с собакой на руках. Как и его противник, собака перестала рычать. Было что-то страшное во внезапном молчании этих двух диких животных, за минуту до того еще наполнявших арену рычанием и ревом.
Подойдя к быку, Блунт положил свою ношу на землю.
– На него! – крикнул он. – Дело идет о чести твоей родины.
Но Друид не тронулся с места.
– Как! – вскричал Блунт с гневом. – Неужели твоя храбрость исчезла с тех пор, как я привел тебя в эту подлую страну? А! Нет! – продолжал он, изменяя тон. – Меня надо бранить, а не тебя!
С этими словами он два или три раза ударил рука об руку и испустил особенный, пронзительный крик.
Раздраженный этим звуком, бык слегка приподнял голову. В ту же минуту Друид, выжидавший только удобного случая, яростно бросился на быка и вонзил свои зубы в толстую кожу над глазами противника. С ревом боли и бешенства раненое животное напрасно старалось избавиться от врага, то пригибая голову к земле, то вскидывая ее вверх. Все его усилия были тщетны. Израненный, истекающий кровью, разбитый бульдог не разжимал челюстей.
Зрители были в восторге. Генрих III смеялся до слез. Генрих Бурбон, стоявший по правую сторону от короля, также, видимо, наслаждался зрелищем.
– Клянусь моей погремушкой! – вскричал Шико, появившись рядом с монархом, – вот истинно королевское препровождение времени! Отличный финал для рыцарского турнира. Фарс после трагедии, кошачья музыка после свадьбы вдовы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111