– Страшное лицо! Клянусь Богом, это лицо пресмыкающегося, не теплокровного существа, а может быть, лицо одного из государственных мужей древнего Рима с гробницы на Via Appia… Знаешь, кто мы такие, Энн Элизабет? Мы – римляне двадцатого века. – Он засмеялся. – А я всегда хотел быть греком.
Энн Элизабет, страстная поклонница Вильсона, сначала рассердилась на него. Он нервничал и был возбужден и все говорил и говорил без конца. На этот раз она нарушила свой обет и выпила вместе с ним горячего рому, так как в комнате было ужасно холодно. Выглядывая из окна, они видели при свете уличных фонарей угол Испанской лестницы и колышущиеся, ползущие взад и вперед толпы.
– Ей-богу, Энн Элизабет, прямо страшно подумать… Ты не знаешь, что чувствует народ – народ, молящийся за него в крестьянских хижинах… Ах, мы ничего не знаем и топчем их ногами… Разгром Коринфа… Они думают, что он даст им мир, вернет им их уютный, довоенный быт. От всех этих речей прямо тошнит… О Господи, дай нам остаться людьми, покуда сил хватит… не иметь глаз пресмыкающегося, и каменного лица, и чернил в жилах вместо крови… Будь я проклят, я не хочу быть римлянином.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, – сказала Энн Элизабет, ероша его волосы. – Ты художник, Дик, и я тебя очень люблю. Ты мой поэт, Дик.
– Ну их всех к черту, – сказал Дик и обнял ее.
Несмотря на выпитый ром, Дик, раздеваясь, очень нервничал. Она задрожала, когда он лег в кровать рядом с ней. Все прошло гладко, только она потеряла довольно много крови, и они не получили особенного удовольствия Потом, за ужином, они не знали о чем говорить. Она рано ушла домой, и Дик понуро бродил по улицам среди возбужденных толп, и флагов, и иллюминации, и мундиров. Корсо была полна народу, Дик зашел в кафе, и там его приветствовала компания итальянских офицеров, во что бы то ни стало желавшая угостить его. Один из них, молодой человек с оливковым цветом лица и очень длинными черными ресницами, по имени Карло Хугобуони, особенно подружился с ним, все время угощал его и водил по всем столикам, представляя своим знакомым в качестве il capitan Salvaggio Ricardo. Было сплошное asti spumante, и Ewiva gli americani, и Италия irredenta, и мистер Вильсон, спасший civiltа, и Ewiva la расе и в конце концов Дика повели к bella ragazza. К величайшему удовольствию Дика, в том доме, куда его привели, все барышни были заняты, и ему удалось улизнуть к себе в гостиницу и лечь в постель.
Когда он утром спустился вниз, чтобы выпить кофе, Карло уже ждал его в вестибюле. Карло казался очень сонным, он до шести утра не мог найти себе ragazza, но в данный момент он в полном распоряжении своего саго amico и желает показать ему город. Как Дик ни старался отвязаться от него, не оскорбляя его самолюбия, тот весь день ходил за ним по пятам. Он ждал Дика, покуда тот ходил к военному атташе за бумагами, завтракал с ним и Эдом Скайлером; в конце концов Эду удалось отшить его, и Дик поспешил на квартиру к Эду, чтобы встретиться с Энн Элизабет. Эд вел себя очень курьезно: он сказал, что, поскольку он потерял Магду, ему дома все равно нечего делать и он рад, если Дик использует его квартиру для амурных целей. Засим он крепко взял Карло под руку и потащил его в кафе.
Дик и Энн Элизабет были очень нежны и спокойны. Это было их последнее свидание. Дик вечером уезжал в Париж, а Энн Элизабет со дня на день ожидала командировки в Константинополь. Дик обещал как-нибудь вырваться на несколько дней и приехать к ней туда. Вечером Энн Элизабет пошла на вокзал провожать его. На вокзале его уже ждал Карло с огромной, завернутой в серебряную бумагу колбасой и бутылкой кьянти. Ехавший с Диком сержант принес депеши, так что Дику оставалось только сесть в поезд. Он не мог придумать никакого разговора и вздохнул облегченно, когда поезд тронулся.
Как только он отрапортовал полковнику Эджкомбу, его послали в Варшаву. В Германии все поезда опаздывали, люди были смертельно бледны, и повсюду шли разговоры о большевистском восстании. Дик расхаживал по заснеженной платформе, топая ногами, чтобы согреться, во время бесконечно долгой остановки на какой-то станции в Восточной Пруссии, как вдруг он столкнулся лицом к лицу с Фредом Саммерсом. Фред сопровождал продовольственный вагон Красного Креста и предложил Дику проехать вместе с ним несколько перегонов. Дик взял свой портфель и перебрался к нему. В служебном отделении, где обитал Фред, были керосиновая печь, койка и большой запас вина, коньяка и шоколада Бейкера. Они весь день болтали под стук поезда, медленно ползшего по бесконечной серой оледенелой равнине.
– Это не мир, – говорил Фред Саммерс, – это гнусное убийство. Господи, ты бы поглядел на погромы!
Дик хохотал и хохотал.
– Честное слово, до чего мне приятно слушать тебя, Фред, старый негодяй… Я чувствую себя как в добрые старые времена Гренадиновой гвардии.
– Да, это было здорово, – сказал Фред. – Тут все дьявольски скверно, не до смеху. Люди дохнут от голода и сходят с ума.
– Ты очень умно поступил, что не пошел в офицеры… Приходится быть чертовски осторожным – того не скажи, этого не сделай, где же тут развлекаться.
– Да уж, тебя я не рассчитывал увидеть в чине капитана.
– C'est la guerre, – сказал Дик.
Они пили и болтали, и пили так много, что Дик еле добрался с портфелем до своего купе. Когда поезд остановился у перрона Варшавского вокзала, Фред подбежал к Дику и сунул ему несколько плиток шоколаду.
– Вот тебе моя посильная лепта, Дик, – сказал он. – Замечательная штука для coucher avec. Нет такой женщины в Варшаве, которая не согласится coucher с тобой за плитку шоколада.
вернувшись в Париж, Дик пошел с полковником Эджкомбом в гости к мисс Стоддард. У нее была изящная гостиная, с высоким потолком, с итальянскими панелями на стнах, с желтыми и оранжевыми камчатными портьерами, сквозь тяжелые кружевные занавески, висевшие на окнах, были видны лиловые ветки деревьев набережной, зеленая Сена и высокое каменное кружево свода Нотр-Дам.
– Какую чудесную оправу вы для себя создали, мисс Стоддард, – сказал полковник Эджкомб, – и, простите мне этот комплимент, жемчужина достойна оправы.
– Да, это хорошие старинные комнаты, – сказала мисс Стоддард, – старинным домам нужно только дать возможность проявить себя. – Она повернулась к Дику: – Молодой человек, чем это вы околдовали Роббинса в тот вечер, когда мы вместе обедали? Он просто бредит вами – какой вы удивительно умный.
Дик вспыхнул.
– Мы после обеда распили с ним бутылку замечательного шотландского виски… Вероятно, этим я его и околдовал.
– Придется мне последить за вами… Не доверяю я этим умным молодым людям.
Они пили чай у старинной кованой круглой печки. Пришли какой-то жирный майор и длиннолицый инженер из «Стандард ойл», по фамилии Расмуссен, а попозже – некая мисс Хэтчинс, очень стройная и элегантная, в форменном платье Красного Креста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122