Искусство, которым она занималась, было ее щитом, и, вздымая его перед собой, она закрывалась им от всего мира. Под его прикрытием она была в покое и безопасности.
Был еще один свидетель. Чарльз. Его свидетельство дословно подтвердило все, что уже было сказано, поэтому, как я предположил, и не вызвали Виолетту. Коронер наконец обратился к жюри, поручив ему вынести решение.
Они отсутствовали не более пяти минут. Старшина огласил вердикт:
– Данным жюри установлено, что пострадавший Антонио Риччио погиб в результате удара, нанесенного острым инструментом, который был в руках Даниэль Норы Кэри, несовершеннолетней, обоснованно защищавшей свою мать.
Помещение суда взволнованно загудело, и я увидел, как репортеры облепили коронера, ударом молотка возвестившего об окончании слушания. Отступив в сторону, я пропустил Нору с Гордоном. Они проследовали через дверь, и я увидел вспышки камер. Я решил обождать, пока фоторепортеры успокоятся, и сел обратно.
Зал суда почти опустел. Я огляделся. В нем осталась только молодая женщина, которая делала заметки в небольшом блокнотике. Закрыв его, она посмотрела на меня и поздоровалась. Прежде чем я узнал ее, я автоматически кивнул ей. Инспектор по надзору.
Я приподнялся.
– Как поживаете, мисс Спейзер?
– Здравствуйте, полковник Кэри, – тихо ответила она.
– Вы видели Дани утром? Она кивнула.
– Как она?
– Пока еще она несколько растеряна. Но с ней будет все в порядке, когда она привыкнет к обстановке. – Она тоже встала. – Теперь я должна идти.
– Да, конечно, – слегка поклонился я.
Пропустив ее, я смотрел ей вслед, пока она быстро шла к выходу. Дани привыкнет, сказала она. Словно ей это нужно. Привыкать к пребыванию в тюрьме.
Когда я направился к выходу, коридоры уже опустели. Яркий солнечный свет ослепил меня, и я не увидел Харриса Гордона, пока он не оказался прямо передо мной.
– Ну, полковник Кэри. Что вы думаете? Я прищурился.
– Был ли то суд или нет, но они вовсю постарались, чтобы все повесить на Дани.
– Оправданное убийство – это далеко не то же самое, что просто убийство, – сказал он, пристраиваясь в ногу со мной.
– Ну да, – мрачно согласился я. – Остается только поблагодарить, что нам выпала такая удача.
– Было и еще кое-что, о чем там не говорилось, но о чем, я думаю, вы должны знать.
Я взглянул на него.
– Что именно?
– То, что сказала Дани после того, как подписала заявление в управлении полиции.
– Почему вы позволили ей это сделать?
– У меня не было выбора. Она настаивала. А когда я попробовал ее убедить, что не надо подписывать, она настояла и на этом. Я помолчал.
– И что же она сказала? Он посмотрел на меня.
– «Теперь меня отправят в газовую камеру?» И затем она начала плакать. Я сказал ей, что ничего подобного ей не угрожает, но она мне не верила. Чем больше я убеждал ее, тем все в большую истерику она впадала. Я позвонил доктору Боннеру, он приехал и вколол ей успокоительное. Он поехал вместе с нами в суд, но даже его присутствие ничего не дало. Дани колотила истерика. Это и было основной причиной, почему ее передали в тот вечер под мою опеку. Она билась в истерике, пока ее бабушке не пришло в голову кое-что сказать ей, что наконец и успокоило Дани.
– Что же она ей сказала?
– Что приедете вы, – ответил он. – И вы не позволите, чтобы с ней что-то случилось.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
О ДАНИ
1
Когда Дани была совсем маленькой и не хотела оставаться в темноте, она смотрела на меня, стоя в своей кроватке, и говорила тоненьким голоском: «Папа, выключи ночь.» Я зажигал ночничок в ее комнате, после чего она закрывала глазки и засыпала, спокойная и довольная, в окружении доброго и знакомого мира.
Как бы мне хотелось, чтобы сегодня это можно было сделать так же легко, как и тогда. Но под руками у меня больше не было выключателя, которым можно было бы потушить ночь. После решения жюри я убедился в этом.
Гордон сел в свою машину и уехал, а я смотрел ему вслед. Повернувшись, я еще раз бросил взгляд на здание суда, а затем побрел к стоянке на Голден Гейт-авеню, где оставил свою машину.
В голове у меня крутилась старая песенка: «Шалтай-Болтай сидел на стене, Шалтай-Болтай упал со стены…»
В первый раз я понял, как должна себя чувствовать вся королевская рать, которая «не может Шалтая, не может Болтая собрать». Как идиоты. Первым делом они должны были не дать ему упасть. И я не должен был дать Дани упасть.
Может быть, это было моей ошибкой. Я вспомнил, как вчера сидел в ее каморке в помещении суда для несовершеннолетних и пытался объяснить, почему не приезжал к ней. Теперь я понимал, как это выглядело. Даже если это было правдой – а я знал, что так оно и было – я видел, что в это трудно было поверить.
И несмотря на сигарету, которой Дани так умело затягивалась, она все еще ребенок. Во что она верила? Я не мог сказать этого. Но знал, что она хотела верить в меня, что она хотела доверять мне. И все же она не была уверена, что может мне довериться. Я уже ушел от нее и уходил снова.
Ничего этого не было сказано. Во всяком случае, этими словами. Но я видел, что она думала об этом, это чувствовалось и в ее мыслях, и в ее словах. Она была уже слишком взрослой, чтобы прямо сказать мне об этом, и слишком юной, чтобы скрывать. Так много мы должны были сказать друг другу, так много узнать друг от друга, но у нас просто не было для этого времени.
Когда пришло время прощаться, невысказанные слова стояли между нами, как облако.
– Я завтра приду к тебе.
– Нет, – сказала она. – Они не пускают посетителей в течение недели. Но я увижу тебя во вторник. Мисс Спейзер сказала мне, что будет слушание.
– Я знаю.
– Мама придет? Я кивнул.
– И твоя бабушка тоже будет. – Наклонившись, я поцеловал ее. – А ты будь хорошей девочкой и ни о чем не беспокойся, котенок.
Внезапно она обхватила меня руками за шею и плотно прижалась щекой к моему лицу.
– Теперь я ничего не боюсь, папа, – жарко зашептала она. – Теперь, когда ты опять дома.
И лишь когда я вышел на свет дня, то понял, что она имела в виду. Но я не приехал сюда, чтобы остаться дома. Я только посетил его.
Было уже около четырех, когда я вернулся к себе в мотель. На телефоне мигал красный огонек вызова. Я снял трубку. Как только я связался с оператором, он погас. Я назвался и дал номер комнаты.
– Вам звонила мисс Хайден. Она просила, чтобы вы связались с ней, как только придете. Это очень важно.
– Благодарю. – Нажав рычаг, я тут же набрал номер, который дал мне оператор. Ответила горничная, но старая леди тут же подошла к телефону.
– Ты один у себя? – спросила она настороженным голосом.
– Да.
– Мне необходимо тут же увидеться с тобой.
– В чем дело?
– Я не хотела бы говорить об этом по телефону, – сказала она. – Но верь мне, Люк, это очень важно, иначе я не беспокоила бы тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Был еще один свидетель. Чарльз. Его свидетельство дословно подтвердило все, что уже было сказано, поэтому, как я предположил, и не вызвали Виолетту. Коронер наконец обратился к жюри, поручив ему вынести решение.
Они отсутствовали не более пяти минут. Старшина огласил вердикт:
– Данным жюри установлено, что пострадавший Антонио Риччио погиб в результате удара, нанесенного острым инструментом, который был в руках Даниэль Норы Кэри, несовершеннолетней, обоснованно защищавшей свою мать.
Помещение суда взволнованно загудело, и я увидел, как репортеры облепили коронера, ударом молотка возвестившего об окончании слушания. Отступив в сторону, я пропустил Нору с Гордоном. Они проследовали через дверь, и я увидел вспышки камер. Я решил обождать, пока фоторепортеры успокоятся, и сел обратно.
Зал суда почти опустел. Я огляделся. В нем осталась только молодая женщина, которая делала заметки в небольшом блокнотике. Закрыв его, она посмотрела на меня и поздоровалась. Прежде чем я узнал ее, я автоматически кивнул ей. Инспектор по надзору.
Я приподнялся.
– Как поживаете, мисс Спейзер?
– Здравствуйте, полковник Кэри, – тихо ответила она.
– Вы видели Дани утром? Она кивнула.
– Как она?
– Пока еще она несколько растеряна. Но с ней будет все в порядке, когда она привыкнет к обстановке. – Она тоже встала. – Теперь я должна идти.
– Да, конечно, – слегка поклонился я.
Пропустив ее, я смотрел ей вслед, пока она быстро шла к выходу. Дани привыкнет, сказала она. Словно ей это нужно. Привыкать к пребыванию в тюрьме.
Когда я направился к выходу, коридоры уже опустели. Яркий солнечный свет ослепил меня, и я не увидел Харриса Гордона, пока он не оказался прямо передо мной.
– Ну, полковник Кэри. Что вы думаете? Я прищурился.
– Был ли то суд или нет, но они вовсю постарались, чтобы все повесить на Дани.
– Оправданное убийство – это далеко не то же самое, что просто убийство, – сказал он, пристраиваясь в ногу со мной.
– Ну да, – мрачно согласился я. – Остается только поблагодарить, что нам выпала такая удача.
– Было и еще кое-что, о чем там не говорилось, но о чем, я думаю, вы должны знать.
Я взглянул на него.
– Что именно?
– То, что сказала Дани после того, как подписала заявление в управлении полиции.
– Почему вы позволили ей это сделать?
– У меня не было выбора. Она настаивала. А когда я попробовал ее убедить, что не надо подписывать, она настояла и на этом. Я помолчал.
– И что же она сказала? Он посмотрел на меня.
– «Теперь меня отправят в газовую камеру?» И затем она начала плакать. Я сказал ей, что ничего подобного ей не угрожает, но она мне не верила. Чем больше я убеждал ее, тем все в большую истерику она впадала. Я позвонил доктору Боннеру, он приехал и вколол ей успокоительное. Он поехал вместе с нами в суд, но даже его присутствие ничего не дало. Дани колотила истерика. Это и было основной причиной, почему ее передали в тот вечер под мою опеку. Она билась в истерике, пока ее бабушке не пришло в голову кое-что сказать ей, что наконец и успокоило Дани.
– Что же она ей сказала?
– Что приедете вы, – ответил он. – И вы не позволите, чтобы с ней что-то случилось.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
О ДАНИ
1
Когда Дани была совсем маленькой и не хотела оставаться в темноте, она смотрела на меня, стоя в своей кроватке, и говорила тоненьким голоском: «Папа, выключи ночь.» Я зажигал ночничок в ее комнате, после чего она закрывала глазки и засыпала, спокойная и довольная, в окружении доброго и знакомого мира.
Как бы мне хотелось, чтобы сегодня это можно было сделать так же легко, как и тогда. Но под руками у меня больше не было выключателя, которым можно было бы потушить ночь. После решения жюри я убедился в этом.
Гордон сел в свою машину и уехал, а я смотрел ему вслед. Повернувшись, я еще раз бросил взгляд на здание суда, а затем побрел к стоянке на Голден Гейт-авеню, где оставил свою машину.
В голове у меня крутилась старая песенка: «Шалтай-Болтай сидел на стене, Шалтай-Болтай упал со стены…»
В первый раз я понял, как должна себя чувствовать вся королевская рать, которая «не может Шалтая, не может Болтая собрать». Как идиоты. Первым делом они должны были не дать ему упасть. И я не должен был дать Дани упасть.
Может быть, это было моей ошибкой. Я вспомнил, как вчера сидел в ее каморке в помещении суда для несовершеннолетних и пытался объяснить, почему не приезжал к ней. Теперь я понимал, как это выглядело. Даже если это было правдой – а я знал, что так оно и было – я видел, что в это трудно было поверить.
И несмотря на сигарету, которой Дани так умело затягивалась, она все еще ребенок. Во что она верила? Я не мог сказать этого. Но знал, что она хотела верить в меня, что она хотела доверять мне. И все же она не была уверена, что может мне довериться. Я уже ушел от нее и уходил снова.
Ничего этого не было сказано. Во всяком случае, этими словами. Но я видел, что она думала об этом, это чувствовалось и в ее мыслях, и в ее словах. Она была уже слишком взрослой, чтобы прямо сказать мне об этом, и слишком юной, чтобы скрывать. Так много мы должны были сказать друг другу, так много узнать друг от друга, но у нас просто не было для этого времени.
Когда пришло время прощаться, невысказанные слова стояли между нами, как облако.
– Я завтра приду к тебе.
– Нет, – сказала она. – Они не пускают посетителей в течение недели. Но я увижу тебя во вторник. Мисс Спейзер сказала мне, что будет слушание.
– Я знаю.
– Мама придет? Я кивнул.
– И твоя бабушка тоже будет. – Наклонившись, я поцеловал ее. – А ты будь хорошей девочкой и ни о чем не беспокойся, котенок.
Внезапно она обхватила меня руками за шею и плотно прижалась щекой к моему лицу.
– Теперь я ничего не боюсь, папа, – жарко зашептала она. – Теперь, когда ты опять дома.
И лишь когда я вышел на свет дня, то понял, что она имела в виду. Но я не приехал сюда, чтобы остаться дома. Я только посетил его.
Было уже около четырех, когда я вернулся к себе в мотель. На телефоне мигал красный огонек вызова. Я снял трубку. Как только я связался с оператором, он погас. Я назвался и дал номер комнаты.
– Вам звонила мисс Хайден. Она просила, чтобы вы связались с ней, как только придете. Это очень важно.
– Благодарю. – Нажав рычаг, я тут же набрал номер, который дал мне оператор. Ответила горничная, но старая леди тут же подошла к телефону.
– Ты один у себя? – спросила она настороженным голосом.
– Да.
– Мне необходимо тут же увидеться с тобой.
– В чем дело?
– Я не хотела бы говорить об этом по телефону, – сказала она. – Но верь мне, Люк, это очень важно, иначе я не беспокоила бы тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90