Затем, по завершению данного периода, она будет отправлена в Санта-Росу в школу Лос Гуилкос, где, как предусматривается, ей предстоит пройти период реабилитации в течение не менее шести месяцев. После этого суд решит, передать ли ее под опеку бабушки с материнской стороны, заявлению которой в данный момент мы вынуждены отказать.
Несовершеннолетняя Даниэль Нора Кэри будет находиться под надзором властей штата Калифорния, пока ей не исполнится восемнадцать лет или же пока она не предстанет перед данным судом за какой-либо иной проступок. Родители данной несовершеннолетней должны вступить в контакт с инспекцией по надзору и ежемесячно выплачивать штату Калифорния сумму в сорок долларов, пока несовершеннолетняя будет находиться в специализированных учреждениях штата.
Судья стукнул молотком по столу и повернулся к Дани.
– Лос Гуилкос, Дани, – прекрасная школа, и если ты будешь правильно вести себя и прилагать усилия для исправления, тебе нечего бояться. Если ты найдешь контакт с администрацией, она поможет тебе как можно скорее вернуться домой.
Поднявшись, мы проводили его, когда судья торжественно прошествовал в свой кабинет.
– Завтра вы сможете навестить Дани, – сказала мисс Спейзер, которая остановилась, подведя Дани к дверям.
Дани обернулась, несколько секунд смотрела на нас, а затем переступила порог. Дверь захлопнулась.
Нора начала плакать. Доктор Вайдман обнял ее за плечи, она уткнулась головой ему в плечо и в таком положении они вышли.
Ко мне подошел Гордон. Он улыбался.
– Ну, все обернулось не так плохо.
Я уставился на него.
– Штат мог засадить ее за решетку на все время, пока ей не исполнится восемнадцать лет. А сейчас вполне возможно, что через шесть или восемь месяцев она уже вернется.
Я не ответил, и он ушел вслед за Норой.
Старческая рука коснулась моей. Старая леди смотрела мне прямо в глаза, и я видел, что она понимает меня.
– Спасибо тебе за все, что ты пытался сделать, Люк, – вежливо сказала она. – Когда она вернется домой, я позабочусь о ней.
– Я знаю, что вы сможете это сделать, миссис Хайден. Простите меня. Из-за Норы, я хочу сказать.
– Теперь все позади, Люк. Все мы делали все, что могли. Будь здоров. И удачи тебе.
– Спасибо.
Она вышла в коридор. Я посмотрел на лестницу. Никого не было. Помедлив несколько секунд, я прошел по коридору и, свернув за угол, направился в инспекцию.
Когда я вошел, мисс Спейзер сидела за своим столом.
– Я должен возвращаться в Чикаго, – сказал я. – Могу ли я увидеть Дани не завтра, а сегодня?
– Пойду узнаю, хочет ли Дани видеть вас, – вежливо сказала она и вышла.
Я как раз успел закурить, когда она вернулась вместе с Дани.
– Можете тут поговорить. Я выйду.
За ней закрылась дверь. Я протянул руки, и дочь кинулась ко мне.
– Прости, папа.
– Все в порядке, Дани, – мягко сказал я. – Мне потребовалось много времени, но теперь я все понимаю.
Она уставилась мне в лицо.
– Но ты ведь не ненавидишь ее так сильно, что хотел бы отправить ее в газовую камеру, да?
– Конечно, нет, Дани, – улыбнулся я. – И вообще больше не стоит говорить о ненависти. Я вообще к ней больше ничего не испытываю. В свое время я побаивался ее, но теперь мне ее просто жаль.
– Ей всегда был нужен кто-то, кто любил бы ее больше всего на свете, папа. Как и любой другой. У тебя есть жена. И она любит тебя больше всех.
– А твоя мать – тебя, Дани.
Ее глаза внезапно засияли.
– А когда-нибудь ты приедешь навестить меня. Или я смогу приехать к тебе в гости.
– Когда-нибудь обязательно.
Дверь открылась.
– Прости, Дани, но тебе пора.
Поднявшись, Дани поцеловала меня в щеку.
– Ты будешь писать мне, папа? Я поцеловал ее в лоб.
– Конечно, я буду писать тебе, девочка.
Я смотрела ей вслед, пока она шла по холлу, и металлические подковки ее туфелек цокали по мрамору. Затем они завернули за угол, и Дани исчезла.
Прощай, Дани. Прощай, моя маленькая смешная девочка. Я помню тот день, когда ты появилась на свет. Я помню, как я смотрел на тебя через стекло, а ты сморщила свое крохотное личико и заплакала, и все во мне сжалось, потому что я знал, что ты моя, а я твой и что ты самая прекрасная девочка в мире.
И ты уходишь, унося с собой мою любовь.
Было половина десятого вечера, когда огромный реактивный лайнер коснулся бетона посадочной полосы аэропорта О'Хара в Чикаго. Как только были откинуты двери, в салон ворвался бодрящий прохладный ветерок. Я был первым на трапе. У меня не было времени демонстрировать вежливость, пропуская всех вперед. Получила ли Элизабет мою телеграмму?
Я почти бежал через поле к зданию аэровокзала. Сначала я не увидел ее в толпе встречающих. Потом я нашел Элизабет – она махала мне, смеялась и плакала одновременно.
Я кинулся к ней, и мир опять обрел четкие очертания, а боли, терзавшие меня, исчезли. Я прижал ее к себе.
– Как я люблю тебя, и как мне тебя не хватало, – выдохнул я. – Мне не хватало тебя, и я люблю тебя.
Подхватив багаж, мы бок о бок вышли. Нас ждала машина. Открыв заднюю дверь, чтобы кинуть на сидение свою сумку, я заметил там другую сумку. Я повернулся к ней.
Она улыбнулась мне.
– Ох, разве я тебе не сказала? Прямо отсюда мы должны ехать в больницу.
– То есть прямо сейчас?
– Прямо сейчас!
– Почему ты ничего не говорила?! – завопил я. – Вместо того, чтобы терять время! Скорее! Садись в машину!
– Можешь не торопиться. Время еще есть. Схватки у меня только начались. – Она взглянула на большие электрические часы на здании вокзала. – Вот как раз сейчас должна быть очередная.
– Так не стой же на месте! – заорал я. – Садись в машину!
Она едва успела сесть, как ее скрутило. Я видел, как побелело и напряглось ее лицо, но боль прошла, и краски вернулись.
– Видишь, ничего страшного.
Мы без остановки промчались до больницы Св. Иосифа. Полиция, должно быть, ужинала.
Едва мы вошли, ее сразу же стали готовить. Через пятнадцать минут она уже лежала на каталке, и ее повезли в предродовую.
Я провожал Элизабет до лифта, не спуская глаз с ее лица. Она была бледной, но улыбалась.
– Не волнуйся так, – успокаивала она меня. – С нами, шведками, не бывает хлопот. С нами бывают только дети.
Наклонившись, я поцеловал ее.
– Я хочу только, чтобы с тобой было все в порядке.
Открылась дверь лифта, и нянечка закатила туда носилки с Элизабет.
– Все будет отлично. Позаботься о себе. И больше не вляпывайся ни в какие истории, слышишь?
– Слышу, – сказал я, когда двери закрывались.
Я прошел по коридору в комнату, которую тут называли Клубом. Здесь ждали еще несколько будущих отцов. Когда я вошел, они посмотрела на меня. Оглядевшись, я вышел. Как-то мне не хотелось сидеть среди них. Они все были какими-то мрачными.
Спустившись вниз, я купил еще одну пачку сигарет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Несовершеннолетняя Даниэль Нора Кэри будет находиться под надзором властей штата Калифорния, пока ей не исполнится восемнадцать лет или же пока она не предстанет перед данным судом за какой-либо иной проступок. Родители данной несовершеннолетней должны вступить в контакт с инспекцией по надзору и ежемесячно выплачивать штату Калифорния сумму в сорок долларов, пока несовершеннолетняя будет находиться в специализированных учреждениях штата.
Судья стукнул молотком по столу и повернулся к Дани.
– Лос Гуилкос, Дани, – прекрасная школа, и если ты будешь правильно вести себя и прилагать усилия для исправления, тебе нечего бояться. Если ты найдешь контакт с администрацией, она поможет тебе как можно скорее вернуться домой.
Поднявшись, мы проводили его, когда судья торжественно прошествовал в свой кабинет.
– Завтра вы сможете навестить Дани, – сказала мисс Спейзер, которая остановилась, подведя Дани к дверям.
Дани обернулась, несколько секунд смотрела на нас, а затем переступила порог. Дверь захлопнулась.
Нора начала плакать. Доктор Вайдман обнял ее за плечи, она уткнулась головой ему в плечо и в таком положении они вышли.
Ко мне подошел Гордон. Он улыбался.
– Ну, все обернулось не так плохо.
Я уставился на него.
– Штат мог засадить ее за решетку на все время, пока ей не исполнится восемнадцать лет. А сейчас вполне возможно, что через шесть или восемь месяцев она уже вернется.
Я не ответил, и он ушел вслед за Норой.
Старческая рука коснулась моей. Старая леди смотрела мне прямо в глаза, и я видел, что она понимает меня.
– Спасибо тебе за все, что ты пытался сделать, Люк, – вежливо сказала она. – Когда она вернется домой, я позабочусь о ней.
– Я знаю, что вы сможете это сделать, миссис Хайден. Простите меня. Из-за Норы, я хочу сказать.
– Теперь все позади, Люк. Все мы делали все, что могли. Будь здоров. И удачи тебе.
– Спасибо.
Она вышла в коридор. Я посмотрел на лестницу. Никого не было. Помедлив несколько секунд, я прошел по коридору и, свернув за угол, направился в инспекцию.
Когда я вошел, мисс Спейзер сидела за своим столом.
– Я должен возвращаться в Чикаго, – сказал я. – Могу ли я увидеть Дани не завтра, а сегодня?
– Пойду узнаю, хочет ли Дани видеть вас, – вежливо сказала она и вышла.
Я как раз успел закурить, когда она вернулась вместе с Дани.
– Можете тут поговорить. Я выйду.
За ней закрылась дверь. Я протянул руки, и дочь кинулась ко мне.
– Прости, папа.
– Все в порядке, Дани, – мягко сказал я. – Мне потребовалось много времени, но теперь я все понимаю.
Она уставилась мне в лицо.
– Но ты ведь не ненавидишь ее так сильно, что хотел бы отправить ее в газовую камеру, да?
– Конечно, нет, Дани, – улыбнулся я. – И вообще больше не стоит говорить о ненависти. Я вообще к ней больше ничего не испытываю. В свое время я побаивался ее, но теперь мне ее просто жаль.
– Ей всегда был нужен кто-то, кто любил бы ее больше всего на свете, папа. Как и любой другой. У тебя есть жена. И она любит тебя больше всех.
– А твоя мать – тебя, Дани.
Ее глаза внезапно засияли.
– А когда-нибудь ты приедешь навестить меня. Или я смогу приехать к тебе в гости.
– Когда-нибудь обязательно.
Дверь открылась.
– Прости, Дани, но тебе пора.
Поднявшись, Дани поцеловала меня в щеку.
– Ты будешь писать мне, папа? Я поцеловал ее в лоб.
– Конечно, я буду писать тебе, девочка.
Я смотрела ей вслед, пока она шла по холлу, и металлические подковки ее туфелек цокали по мрамору. Затем они завернули за угол, и Дани исчезла.
Прощай, Дани. Прощай, моя маленькая смешная девочка. Я помню тот день, когда ты появилась на свет. Я помню, как я смотрел на тебя через стекло, а ты сморщила свое крохотное личико и заплакала, и все во мне сжалось, потому что я знал, что ты моя, а я твой и что ты самая прекрасная девочка в мире.
И ты уходишь, унося с собой мою любовь.
Было половина десятого вечера, когда огромный реактивный лайнер коснулся бетона посадочной полосы аэропорта О'Хара в Чикаго. Как только были откинуты двери, в салон ворвался бодрящий прохладный ветерок. Я был первым на трапе. У меня не было времени демонстрировать вежливость, пропуская всех вперед. Получила ли Элизабет мою телеграмму?
Я почти бежал через поле к зданию аэровокзала. Сначала я не увидел ее в толпе встречающих. Потом я нашел Элизабет – она махала мне, смеялась и плакала одновременно.
Я кинулся к ней, и мир опять обрел четкие очертания, а боли, терзавшие меня, исчезли. Я прижал ее к себе.
– Как я люблю тебя, и как мне тебя не хватало, – выдохнул я. – Мне не хватало тебя, и я люблю тебя.
Подхватив багаж, мы бок о бок вышли. Нас ждала машина. Открыв заднюю дверь, чтобы кинуть на сидение свою сумку, я заметил там другую сумку. Я повернулся к ней.
Она улыбнулась мне.
– Ох, разве я тебе не сказала? Прямо отсюда мы должны ехать в больницу.
– То есть прямо сейчас?
– Прямо сейчас!
– Почему ты ничего не говорила?! – завопил я. – Вместо того, чтобы терять время! Скорее! Садись в машину!
– Можешь не торопиться. Время еще есть. Схватки у меня только начались. – Она взглянула на большие электрические часы на здании вокзала. – Вот как раз сейчас должна быть очередная.
– Так не стой же на месте! – заорал я. – Садись в машину!
Она едва успела сесть, как ее скрутило. Я видел, как побелело и напряглось ее лицо, но боль прошла, и краски вернулись.
– Видишь, ничего страшного.
Мы без остановки промчались до больницы Св. Иосифа. Полиция, должно быть, ужинала.
Едва мы вошли, ее сразу же стали готовить. Через пятнадцать минут она уже лежала на каталке, и ее повезли в предродовую.
Я провожал Элизабет до лифта, не спуская глаз с ее лица. Она была бледной, но улыбалась.
– Не волнуйся так, – успокаивала она меня. – С нами, шведками, не бывает хлопот. С нами бывают только дети.
Наклонившись, я поцеловал ее.
– Я хочу только, чтобы с тобой было все в порядке.
Открылась дверь лифта, и нянечка закатила туда носилки с Элизабет.
– Все будет отлично. Позаботься о себе. И больше не вляпывайся ни в какие истории, слышишь?
– Слышу, – сказал я, когда двери закрывались.
Я прошел по коридору в комнату, которую тут называли Клубом. Здесь ждали еще несколько будущих отцов. Когда я вошел, они посмотрела на меня. Оглядевшись, я вышел. Как-то мне не хотелось сидеть среди них. Они все были какими-то мрачными.
Спустившись вниз, я купил еще одну пачку сигарет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90