— Попробуй спросить у Таи.
— А без него не обойтись? — внезапно ощетинился Лоцман. — Не хочу я с ним разговаривать!
— Ох, какой ты… Не держи на него зла. Он очень страдал после всего, что вышло.
— Да неужели? Страдалец! — Лоцман примолк, сообразив, что ведет себя недостойно. — Извини.
В глазах Кис белыми точками отражался свежесотворенный фонарь. Точки вдруг сделались ярче, поплыли; актриса сморгнула набежавшие слезы.
— Ты ничего не помнишь, — прошептала она.
— Не помню, — признался он. — Расскажи.
Кис стала застегивать ему куртку; Лоцман и не заметил, что куртка нараспашку. А на землю, оказывается, постелены одеяла, и он на них сидит и елозит ботинками. Он подвинулся, поставил ноги на траву. Кис подсела к нему, отвернувшись от света. Теперь Лоцману был виден ее темный профиль.
— Когда ты прекратил съемки, мы поначалу жили неплохо, — заговорила актриса. — Мир долго держался без изменений; мы и не думали, что он погибнет. И вдруг всё пошло вразнос: энергостанция, корабли, амиары. «Лендровер» перестал заводиться. Ты каждый день подправлял то одно, то другое. — Кис повернулась к нему, взъерошила волосы. — Ты — очень добросовестный Лоцман, мы с тобой горя не знали… Но мир начал сужаться: исчез космодром, затем Средние Скалы, погасла Долина Огней. С людьми начало твориться неладное. Без конца ссоры, драки… я боялась выходить из дома. Вы с Таи наводили порядок, да ненадолго… А однажды прилетел вертолет. — Актрису пробрала дрожь. — Кино объявило, что забирает тебя на новые съемки. То есть навсегда.
— Я отказался?
— Еще бы! Сбежал из поселка. Тебя разыскивали по всему Дархану — что там от него оставалось. Вызвали с десяток вертолетов, прочесывали каждый клочок земли.
— С солдатами?
— Что? — Кис не поняла вопрос, долго вслушивалась, пытаясь уловить нужные сведения. Сдалась. — Что такое солдаты?
Лоцман объяснил.
— Нет, этих не было — одни вертолетчики. Мы не знали, что делать. Было ясно как день, что без тебя мир рухнет, однако Богиня требовала тебя на съемки. В таком случае Лоцман должен уйти, это закон всех миров. Нельзя было, чтобы ты оставался, — а ты отказывался покидать Дархан.
— И что же?
Кис прерывисто вздохнула. У Лоцмана сжалось сердце — беззащитная, обреченная женщина. Он хотел ее обнять, но актриса уклонилась от его руки.
— Таи взял даншел — только он еще и оставался на ходу — и двинулся на поиски. Надеялся убедить по-хорошему. Не удалось. Привез связанного, без чувств, с рассеченным лицом. Кровь лила не переставая… Пойми: Таи был вынужден это сделать. Ты ОБЯЗАН был отправиться на съемки. Долг перед новыми актерами всегда важней.
— То бишь Богине взбрендило перекинуться на новый сюжет, — сердито заметил Лоцман, — и мой долг перед вами исчерпался.
Кис отшатнулась:
— Да ты… Как у тебя язык повернулся?!
— А вот повернулся. Ты плохо ее знаешь, свою Богиню. Ладно, что было дальше?
Подавившись негодованием, она помолчала немного, затем сухо заговорила:
— Дальше тебя сунули в вертолет и увезли. Наши кинулись на Таи, чуть не забили насмерть. Он несколько дней пролежал без памяти, и надолго отнялась левая рука. Еле выкарабкался. В бреду всё твердил: «Остановите кровь», — твою, значит. И просил прощения у тебя, у нас. У меня. Сердце разрывалось. А Дархан умирал. Сперва быстро, потом медленней. И начали умирать люди. Сначала те, кто был меньше занят в съемках, затем остальные. Дау тоже… Он всё держался, делал вид, будто здоров. Его мучило, что я останусь одна и без его защиты мне придется несладко. А я надеялась, что умру вместе с ним, но пережила. Почему? Богиня больше всех любила землян и Таи — и вот Стэн умирает, а я… живу… — У Кис дрогнул голос.
Лоцман притянул ее к себе. Актриса уткнулась лбом ему в плечо и зашептала:
— Горы подступят вплотную, и мы окажемся в каменном колодце. Самое страшное — последние дни в колодце. Да какие дни — у нас почти всё время ночь. Солнце погасло; на час-другой проступит на небе нечто тусклое, вот и день. А там то ли умрем сами, то ли стены задавят… Уж лучше остаться совсем одной, успеть похоронить всех. Не видеть, как задыхается твой последний друг, как пытается руками удержать камни… Великая Богиня! — Кис всхлипнула. — Прости, что жалуюсь, но мне больше некому… Не могу же я им — Милтону, Таи…
— И напрасно. Я бы сказал, что хорошо тебя понимаю. — Из тьмы под деревьями вышел Ловец. Видимо, он простоял там не одну минуту, позволяя Кис выговориться.
Лоцман поднялся на ноги, помог встать актрисе.
— Как Стэнли?
— Жив пока. — Губы Таи скривились в мрачной усмешке. — Тебя к нему не пущу. Кис, иди отдыхать. — Она глянула на него с упреком, и властный тон смягчился: — Иди, родная моя.
Актриса двинулась по тропе к дому, оглянулась на Лоцмана:
— Всего доброго.
— Я не прощаюсь.
— Ты именно прощаешься, — непреклонно объявил Таи. — Я провожу. Пошли.
Лоцман подчинился, ощутив, что Дархан для него — чужой и не охранителю чужого мира диктовать тут свою волю.
Они миновали дом, где в пояске окна виднелся розоватый свет. Жилище землян. Вроде бы свет потускнел с тех пор, как Лоцман проник в поселок. Слабенький ночник выдыхается, умирает вместе со Стэнли.
— Последняя батарейка садится, — сообщил Ловец и с грустью добавил: — Твои фонари пришлись очень кстати. И звезды тоже — тьма проклятущая уже вот где…
Под сердцем кольнуло: отчего-то не радуют Таи зажженные Лоцманом звезды. Он посмотрел вверх. Небо уставилось на поселок сотнями глаз, и раскинувшие ветви деревья были ему не помеха. Льющийся сверху серебряный свет стекал с листа на лист и добирался до самого низу, плыл над дорогой, окутывал белые стены домов. Что здесь неправильного?
Ушедший вперед Таи остановился за воротами. Лоцман проскользнул меж приоткрытых створок, уперся взглядом в черноту, у подножия которой обрывалась дорога. Помнится, раньше в той стороне был космодром…
— Дай-ка, глянем. — Таи полез в карман и вытащил нечто, показавшееся охранителю мира толстым кольцом. Лайамец вынул из него металлически блеснувший крючок, зацепил за ограду у земли, и тут Лоцман рассмотрел, что в руках у Таи обыкновенный моток веревки, почему-то усеянной узелками. Таи двинулся по дороге к границе мира; моток разматывался и тянул за собой длинное ожерелье узелков.
Лоцман завороженно следил за дрожащей на дороге веревкой, пока она не замерла, натянувшись.
— Иди сюда, — позвал слившийся с каменной стеной Ловец. Охранитель мира подошел и остановился в замешательстве: Ловец пропал. Вытянутая рука наткнулась на скалу.
— Сюда. — Жесткие пальцы поймали его запястье, потянули вниз. Оказалось, Таи сидит на корточках. — Вот, пощупай. — Он наложил руку Лоцмана на конец лежащей на земле веревки.
Тугая нить тянулась до скальной стены, к которой ее прижимал Таи, и оканчивалась свободным концом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— А без него не обойтись? — внезапно ощетинился Лоцман. — Не хочу я с ним разговаривать!
— Ох, какой ты… Не держи на него зла. Он очень страдал после всего, что вышло.
— Да неужели? Страдалец! — Лоцман примолк, сообразив, что ведет себя недостойно. — Извини.
В глазах Кис белыми точками отражался свежесотворенный фонарь. Точки вдруг сделались ярче, поплыли; актриса сморгнула набежавшие слезы.
— Ты ничего не помнишь, — прошептала она.
— Не помню, — признался он. — Расскажи.
Кис стала застегивать ему куртку; Лоцман и не заметил, что куртка нараспашку. А на землю, оказывается, постелены одеяла, и он на них сидит и елозит ботинками. Он подвинулся, поставил ноги на траву. Кис подсела к нему, отвернувшись от света. Теперь Лоцману был виден ее темный профиль.
— Когда ты прекратил съемки, мы поначалу жили неплохо, — заговорила актриса. — Мир долго держался без изменений; мы и не думали, что он погибнет. И вдруг всё пошло вразнос: энергостанция, корабли, амиары. «Лендровер» перестал заводиться. Ты каждый день подправлял то одно, то другое. — Кис повернулась к нему, взъерошила волосы. — Ты — очень добросовестный Лоцман, мы с тобой горя не знали… Но мир начал сужаться: исчез космодром, затем Средние Скалы, погасла Долина Огней. С людьми начало твориться неладное. Без конца ссоры, драки… я боялась выходить из дома. Вы с Таи наводили порядок, да ненадолго… А однажды прилетел вертолет. — Актрису пробрала дрожь. — Кино объявило, что забирает тебя на новые съемки. То есть навсегда.
— Я отказался?
— Еще бы! Сбежал из поселка. Тебя разыскивали по всему Дархану — что там от него оставалось. Вызвали с десяток вертолетов, прочесывали каждый клочок земли.
— С солдатами?
— Что? — Кис не поняла вопрос, долго вслушивалась, пытаясь уловить нужные сведения. Сдалась. — Что такое солдаты?
Лоцман объяснил.
— Нет, этих не было — одни вертолетчики. Мы не знали, что делать. Было ясно как день, что без тебя мир рухнет, однако Богиня требовала тебя на съемки. В таком случае Лоцман должен уйти, это закон всех миров. Нельзя было, чтобы ты оставался, — а ты отказывался покидать Дархан.
— И что же?
Кис прерывисто вздохнула. У Лоцмана сжалось сердце — беззащитная, обреченная женщина. Он хотел ее обнять, но актриса уклонилась от его руки.
— Таи взял даншел — только он еще и оставался на ходу — и двинулся на поиски. Надеялся убедить по-хорошему. Не удалось. Привез связанного, без чувств, с рассеченным лицом. Кровь лила не переставая… Пойми: Таи был вынужден это сделать. Ты ОБЯЗАН был отправиться на съемки. Долг перед новыми актерами всегда важней.
— То бишь Богине взбрендило перекинуться на новый сюжет, — сердито заметил Лоцман, — и мой долг перед вами исчерпался.
Кис отшатнулась:
— Да ты… Как у тебя язык повернулся?!
— А вот повернулся. Ты плохо ее знаешь, свою Богиню. Ладно, что было дальше?
Подавившись негодованием, она помолчала немного, затем сухо заговорила:
— Дальше тебя сунули в вертолет и увезли. Наши кинулись на Таи, чуть не забили насмерть. Он несколько дней пролежал без памяти, и надолго отнялась левая рука. Еле выкарабкался. В бреду всё твердил: «Остановите кровь», — твою, значит. И просил прощения у тебя, у нас. У меня. Сердце разрывалось. А Дархан умирал. Сперва быстро, потом медленней. И начали умирать люди. Сначала те, кто был меньше занят в съемках, затем остальные. Дау тоже… Он всё держался, делал вид, будто здоров. Его мучило, что я останусь одна и без его защиты мне придется несладко. А я надеялась, что умру вместе с ним, но пережила. Почему? Богиня больше всех любила землян и Таи — и вот Стэн умирает, а я… живу… — У Кис дрогнул голос.
Лоцман притянул ее к себе. Актриса уткнулась лбом ему в плечо и зашептала:
— Горы подступят вплотную, и мы окажемся в каменном колодце. Самое страшное — последние дни в колодце. Да какие дни — у нас почти всё время ночь. Солнце погасло; на час-другой проступит на небе нечто тусклое, вот и день. А там то ли умрем сами, то ли стены задавят… Уж лучше остаться совсем одной, успеть похоронить всех. Не видеть, как задыхается твой последний друг, как пытается руками удержать камни… Великая Богиня! — Кис всхлипнула. — Прости, что жалуюсь, но мне больше некому… Не могу же я им — Милтону, Таи…
— И напрасно. Я бы сказал, что хорошо тебя понимаю. — Из тьмы под деревьями вышел Ловец. Видимо, он простоял там не одну минуту, позволяя Кис выговориться.
Лоцман поднялся на ноги, помог встать актрисе.
— Как Стэнли?
— Жив пока. — Губы Таи скривились в мрачной усмешке. — Тебя к нему не пущу. Кис, иди отдыхать. — Она глянула на него с упреком, и властный тон смягчился: — Иди, родная моя.
Актриса двинулась по тропе к дому, оглянулась на Лоцмана:
— Всего доброго.
— Я не прощаюсь.
— Ты именно прощаешься, — непреклонно объявил Таи. — Я провожу. Пошли.
Лоцман подчинился, ощутив, что Дархан для него — чужой и не охранителю чужого мира диктовать тут свою волю.
Они миновали дом, где в пояске окна виднелся розоватый свет. Жилище землян. Вроде бы свет потускнел с тех пор, как Лоцман проник в поселок. Слабенький ночник выдыхается, умирает вместе со Стэнли.
— Последняя батарейка садится, — сообщил Ловец и с грустью добавил: — Твои фонари пришлись очень кстати. И звезды тоже — тьма проклятущая уже вот где…
Под сердцем кольнуло: отчего-то не радуют Таи зажженные Лоцманом звезды. Он посмотрел вверх. Небо уставилось на поселок сотнями глаз, и раскинувшие ветви деревья были ему не помеха. Льющийся сверху серебряный свет стекал с листа на лист и добирался до самого низу, плыл над дорогой, окутывал белые стены домов. Что здесь неправильного?
Ушедший вперед Таи остановился за воротами. Лоцман проскользнул меж приоткрытых створок, уперся взглядом в черноту, у подножия которой обрывалась дорога. Помнится, раньше в той стороне был космодром…
— Дай-ка, глянем. — Таи полез в карман и вытащил нечто, показавшееся охранителю мира толстым кольцом. Лайамец вынул из него металлически блеснувший крючок, зацепил за ограду у земли, и тут Лоцман рассмотрел, что в руках у Таи обыкновенный моток веревки, почему-то усеянной узелками. Таи двинулся по дороге к границе мира; моток разматывался и тянул за собой длинное ожерелье узелков.
Лоцман завороженно следил за дрожащей на дороге веревкой, пока она не замерла, натянувшись.
— Иди сюда, — позвал слившийся с каменной стеной Ловец. Охранитель мира подошел и остановился в замешательстве: Ловец пропал. Вытянутая рука наткнулась на скалу.
— Сюда. — Жесткие пальцы поймали его запястье, потянули вниз. Оказалось, Таи сидит на корточках. — Вот, пощупай. — Он наложил руку Лоцмана на конец лежащей на земле веревки.
Тугая нить тянулась до скальной стены, к которой ее прижимал Таи, и оканчивалась свободным концом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108