Неприятным и даже враждебным миру.
— Поразительно, — вздохнула Мария. — Так и не могу со всем этим свыкнуться…
Они подошли к ограде. Мария поглядела на нее с сомнением:
— Оно, конечно, вроде и не слишком высоко — так ведь и мне уже не семнадцать.
— Я вам помогу.
— Будете подталкивать сзади? — Богиня усмехнулась. — Лучше принимайте с той стороны. — Она просунула цветы сквозь решетку.
Лоцман легко перебрался, поставил ногу на каменное основание.
— Станете мне на колено, заберетесь наверх — а здесь я вас поймаю… Берегитесь! — вскрикнул он, хотя беречься было уже поздно: позади Марии вырос Рафаэль, а Лоцман ощутил за спиной присутствие Лусии.
Великий Змей, откуда они взялись?! Он же слушал — актеров только что не было.
Она побледнела.
— Три шага назад, — повторил Рафаэль, и она подчинилась, отступила от ограды.
— Что тебе нужно? — спросил Лоцман. Его револьвер лежал в заднем кармане штанов, под свитером, а стилет и наручники — те и вовсе остались в машине.
— Уходи из Большого мира. — Большие, прежде такие выразительные глаза виконта смотрели темно и нелепо. — Тебе здесь не место.
— Это всё?
— И поклянись, что не вернешься.
Лоцману между лопаток уперлось острие кинжала. Лусия шутки шутить не будет. Мария хотела закричать, однако голос ей изменил, и она беспомощно прошептала:
— Не смейте. Не трогайте его. — Она рванулась было с места, но Рафаэль остановил ее, обхватив рукой под грудью. Пальцы другой руки легли ей на горло, надавили.
— Оставь Марию, — сказал Лоцман. — Ты пришел разбираться со мной, а не с ней.
— Поклянись, что не вернешься. Иначе я запрограммирую ее — и она от тебя отречется. Сегодня же подпишет договор с Ителем и сядет за книгу.
Мария замотала головой:
— Не отрекусь!
— Увидим. — Рафаэль жестко усмехнулся. Аристократическое лицо стало отталкивающе надменным, глаза оставались слепыми. — Лоцман, я жду от тебя клятвы — иначе твоей Марии не станет.
— Кто сказал, что ты не запрограммируешь ее так и так? Ты, либо Лусия, либо Ингмар.
— Без нее ты погибнешь — а мы не хотим твоей смерти. Клянись.
Актеры не хотят смерти Лоцмана — значит, в них еще что-то осталось от прежних ролей.
— Хорошо, я уйду. Но вы оба поклянитесь, что не тронете Марию.
Виконт отнял руку от горла Богини, вытянул вперед:
— Клянусь. Лусия?
— Клянусь, — промолвила актриса. Острие кинжала воткнулось Лоцману в спину чуть глубже.
— Клянусь, что не вернусь в Большой мир, пока актеры Поющего Замка находятся здесь, — отчеканил охранитель мира.
Рафаэль склонил голову:
— Прощай.
Он и Лусия исчезли. Мария потерла горло, перевела дух.
— Чертовщина какая-то. Эти клятвы… Как будто их нельзя нарушить.
— Клятва Лоцмана и дворянина — дело серьезное. Но считайте, что мы с вами легко отделались. Лезьте сюда.
Мария перебралась через ограду, подобрала цветы.
— Да вы как будто не огорчены? — удивилась она. — Вас прогнали, а вы улыбаетесь?
— Мария, — сказал он проникновенно, — я только что избавил вас от позора, а себя — от смерти. Стоило Рафаэлю вас запрограммировать — и всё погибло. Я имею право улыбаться.
— Но вы уйдете из нашего мира?
— Безусловно. Однако сначала отвезу вас домой.
— Господи, — сокрушенно вздохнула Богиня, — кто бы подумал, во что я ввяжусь на старости лет!
Ее дом стоял на участке, засаженном низкорослыми, жалкого вида, корявыми яблонями. Больше здесь ничего не росло: только трава да яблони, да мелкие георгины у крыльца. Мария осмотрела участок, словно увидела его новыми глазами.
— Странно выглядит, правда? Муж посадил яблоньки в тот год, когда родился наш малыш. А потом… ну, когда… мы поменяли дом, переехали подальше от моря Я не могла слышать плеска волн. Яблони решили забрать с собой. Выкопали, перевезли — а они плохо прижились на новом месте. Видите какие? И яблок почти не дают.
Лоцман остановил машину у крыльца.
— Можно, я зайду к вам на пару минут?
— Со всем моим удовольствием. — Мария оживилась. — Если хотите, я вас и кофе напою.
Он занес в дом сверток с наручниками и стилетом, отдал Богине револьвер. У нее расширились глаза.
— Это называется незаконным хранением оружия. И карается по закону.
— Спрячьте пока. Пусть полежит.
Мария сунула всё в бельевой шкаф, под стопку простыней.
— Что еще? Кофе?
— Спасибо, нет. — Лоцман оглядывал стеллажи с массой книг, рабочий стол с компьютером. — У вас есть фотографии мужа? Покажите.
Мария достала с полки дорогой альбом, раскрыла.
— Вот наш сын — здесь ему четыре дня. А это я с ним в то лето… Мой котище — он умер в прошлом году. Вот: муж во Франции. Париж, позапрошлая весна.
С фотографии глядел мужчина лет под пятьдесят: высокий лоб с залысинами, очки в золотой оправе, бородка. Умные глаза и легкая, с лукавинкой, улыбка. Строгий костюм, галстук, на груди значок с именем.
— Это очередная конференция, — объяснила Мария. — Томас занимается чем-то запредельным: бес-знает-какими энергетическими полями. Страшно умная штука.
— А можно фото, где он помоложе? — попросил Лоцман.
Богиня полистала альбом. Карточек в нем было мало: видно, фотографированием в этой семье не увлекались, а собирали случайные снимки.
— Вот мы с ним накануне свадьбы. Видите, какая я была молодая и красивая?
Она и впрямь была хороша: в коротком полосатом платье на корме причаленного катера. Ее муж стоял рядом, надев на шею спасательный круг, в шортах, в кепке с козырьком, в черных очках. Как Лоцман ни вглядывался, он не мог толком рассмотреть лицо. Одно понятно: муж старше Марии лет на десять.
— Других фотографий у вас нет?
— Моложе — нет. — Она поглядела на охранителя мира с любопытством, но сдержалась и не спросила, что он ищет.
Лоцман с сожалением закрыл бесполезный альбом:
— Мария, вы знали его в восемнадцать лет? Когда сочиняли с Анной «Последнего дарханца»?
Она улыбнулась:
— Мало. Что называется, встречались в компании. Но… признаться, очень глупая история. Мы с Анной выдумали, будто влюблены в него. Как идиотки. Мы сочиняли, будто нас сжигает страсть, будто мы за ним охотимся, страшно ревнуем — к другим девицам, конечно, не друг к дружке. И всем вокруг дурили головы, расписывая свои похождения; народ ужасался или восторгался, а мы помирали со смеху. В сущности, мы и его сочинили. Самый лучший, самый сильный, мужественный, справедливый. Какой там еще? Честный, порядочный, великодушный. О-о, что вы! Мы равнялись на него, разработали Томасов кодекс чести. Он и знать ничего не знал, а мы им поверяли наши дела и мысли. Что бы Томас сказал про это, как бы оценил и одобрил то… Или не одобрил, потому что мы были две хулиганки и развлекались вовсю.
— А к «Дарханцу» он имел отношение?
— Прямое. — Мария снова улыбнулась; ее лицо посветлело и стало моложе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Поразительно, — вздохнула Мария. — Так и не могу со всем этим свыкнуться…
Они подошли к ограде. Мария поглядела на нее с сомнением:
— Оно, конечно, вроде и не слишком высоко — так ведь и мне уже не семнадцать.
— Я вам помогу.
— Будете подталкивать сзади? — Богиня усмехнулась. — Лучше принимайте с той стороны. — Она просунула цветы сквозь решетку.
Лоцман легко перебрался, поставил ногу на каменное основание.
— Станете мне на колено, заберетесь наверх — а здесь я вас поймаю… Берегитесь! — вскрикнул он, хотя беречься было уже поздно: позади Марии вырос Рафаэль, а Лоцман ощутил за спиной присутствие Лусии.
Великий Змей, откуда они взялись?! Он же слушал — актеров только что не было.
Она побледнела.
— Три шага назад, — повторил Рафаэль, и она подчинилась, отступила от ограды.
— Что тебе нужно? — спросил Лоцман. Его револьвер лежал в заднем кармане штанов, под свитером, а стилет и наручники — те и вовсе остались в машине.
— Уходи из Большого мира. — Большие, прежде такие выразительные глаза виконта смотрели темно и нелепо. — Тебе здесь не место.
— Это всё?
— И поклянись, что не вернешься.
Лоцману между лопаток уперлось острие кинжала. Лусия шутки шутить не будет. Мария хотела закричать, однако голос ей изменил, и она беспомощно прошептала:
— Не смейте. Не трогайте его. — Она рванулась было с места, но Рафаэль остановил ее, обхватив рукой под грудью. Пальцы другой руки легли ей на горло, надавили.
— Оставь Марию, — сказал Лоцман. — Ты пришел разбираться со мной, а не с ней.
— Поклянись, что не вернешься. Иначе я запрограммирую ее — и она от тебя отречется. Сегодня же подпишет договор с Ителем и сядет за книгу.
Мария замотала головой:
— Не отрекусь!
— Увидим. — Рафаэль жестко усмехнулся. Аристократическое лицо стало отталкивающе надменным, глаза оставались слепыми. — Лоцман, я жду от тебя клятвы — иначе твоей Марии не станет.
— Кто сказал, что ты не запрограммируешь ее так и так? Ты, либо Лусия, либо Ингмар.
— Без нее ты погибнешь — а мы не хотим твоей смерти. Клянись.
Актеры не хотят смерти Лоцмана — значит, в них еще что-то осталось от прежних ролей.
— Хорошо, я уйду. Но вы оба поклянитесь, что не тронете Марию.
Виконт отнял руку от горла Богини, вытянул вперед:
— Клянусь. Лусия?
— Клянусь, — промолвила актриса. Острие кинжала воткнулось Лоцману в спину чуть глубже.
— Клянусь, что не вернусь в Большой мир, пока актеры Поющего Замка находятся здесь, — отчеканил охранитель мира.
Рафаэль склонил голову:
— Прощай.
Он и Лусия исчезли. Мария потерла горло, перевела дух.
— Чертовщина какая-то. Эти клятвы… Как будто их нельзя нарушить.
— Клятва Лоцмана и дворянина — дело серьезное. Но считайте, что мы с вами легко отделались. Лезьте сюда.
Мария перебралась через ограду, подобрала цветы.
— Да вы как будто не огорчены? — удивилась она. — Вас прогнали, а вы улыбаетесь?
— Мария, — сказал он проникновенно, — я только что избавил вас от позора, а себя — от смерти. Стоило Рафаэлю вас запрограммировать — и всё погибло. Я имею право улыбаться.
— Но вы уйдете из нашего мира?
— Безусловно. Однако сначала отвезу вас домой.
— Господи, — сокрушенно вздохнула Богиня, — кто бы подумал, во что я ввяжусь на старости лет!
Ее дом стоял на участке, засаженном низкорослыми, жалкого вида, корявыми яблонями. Больше здесь ничего не росло: только трава да яблони, да мелкие георгины у крыльца. Мария осмотрела участок, словно увидела его новыми глазами.
— Странно выглядит, правда? Муж посадил яблоньки в тот год, когда родился наш малыш. А потом… ну, когда… мы поменяли дом, переехали подальше от моря Я не могла слышать плеска волн. Яблони решили забрать с собой. Выкопали, перевезли — а они плохо прижились на новом месте. Видите какие? И яблок почти не дают.
Лоцман остановил машину у крыльца.
— Можно, я зайду к вам на пару минут?
— Со всем моим удовольствием. — Мария оживилась. — Если хотите, я вас и кофе напою.
Он занес в дом сверток с наручниками и стилетом, отдал Богине револьвер. У нее расширились глаза.
— Это называется незаконным хранением оружия. И карается по закону.
— Спрячьте пока. Пусть полежит.
Мария сунула всё в бельевой шкаф, под стопку простыней.
— Что еще? Кофе?
— Спасибо, нет. — Лоцман оглядывал стеллажи с массой книг, рабочий стол с компьютером. — У вас есть фотографии мужа? Покажите.
Мария достала с полки дорогой альбом, раскрыла.
— Вот наш сын — здесь ему четыре дня. А это я с ним в то лето… Мой котище — он умер в прошлом году. Вот: муж во Франции. Париж, позапрошлая весна.
С фотографии глядел мужчина лет под пятьдесят: высокий лоб с залысинами, очки в золотой оправе, бородка. Умные глаза и легкая, с лукавинкой, улыбка. Строгий костюм, галстук, на груди значок с именем.
— Это очередная конференция, — объяснила Мария. — Томас занимается чем-то запредельным: бес-знает-какими энергетическими полями. Страшно умная штука.
— А можно фото, где он помоложе? — попросил Лоцман.
Богиня полистала альбом. Карточек в нем было мало: видно, фотографированием в этой семье не увлекались, а собирали случайные снимки.
— Вот мы с ним накануне свадьбы. Видите, какая я была молодая и красивая?
Она и впрямь была хороша: в коротком полосатом платье на корме причаленного катера. Ее муж стоял рядом, надев на шею спасательный круг, в шортах, в кепке с козырьком, в черных очках. Как Лоцман ни вглядывался, он не мог толком рассмотреть лицо. Одно понятно: муж старше Марии лет на десять.
— Других фотографий у вас нет?
— Моложе — нет. — Она поглядела на охранителя мира с любопытством, но сдержалась и не спросила, что он ищет.
Лоцман с сожалением закрыл бесполезный альбом:
— Мария, вы знали его в восемнадцать лет? Когда сочиняли с Анной «Последнего дарханца»?
Она улыбнулась:
— Мало. Что называется, встречались в компании. Но… признаться, очень глупая история. Мы с Анной выдумали, будто влюблены в него. Как идиотки. Мы сочиняли, будто нас сжигает страсть, будто мы за ним охотимся, страшно ревнуем — к другим девицам, конечно, не друг к дружке. И всем вокруг дурили головы, расписывая свои похождения; народ ужасался или восторгался, а мы помирали со смеху. В сущности, мы и его сочинили. Самый лучший, самый сильный, мужественный, справедливый. Какой там еще? Честный, порядочный, великодушный. О-о, что вы! Мы равнялись на него, разработали Томасов кодекс чести. Он и знать ничего не знал, а мы им поверяли наши дела и мысли. Что бы Томас сказал про это, как бы оценил и одобрил то… Или не одобрил, потому что мы были две хулиганки и развлекались вовсю.
— А к «Дарханцу» он имел отношение?
— Прямое. — Мария снова улыбнулась; ее лицо посветлело и стало моложе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108