— Он отступил, перевел дух, лицо из зверского сделалось измученным и несчастным. — Бог мой…
— Ты не представляешь, что это было! — Кис вцепилась в раму. — Поймать нетрудно, но удержать… — Она всхлипнула.
— Я с ней чуть не свихнулся. — Стэнли потирал руки, словно от жгута, которым он душил актрису, на пальцах осталась слизь. — Сущий дьявол. Даже убить ее невозможно! Задушишь — а она тут же снова…
Удерживая Эстеллу одной рукой, Лоцман освободил ее шею от полотенца. Эстелла хрипло дышала и пыталась его оттолкнуть — разом ослабевшая, потерявшая способность бороться. Он усадил ее на постель.
— Лоцман, это черт знает что! — В зеркале показался Итель со взъерошенной бородой. Он был порядком напуган, но пытался скрыть страх за шумным возмущением. — Ваши бандиты захватили женщину, истязали ее тут целый час!
— Вы не пробовали ее освободить? — К зеркалу подошел Шестнадцатый.
Итель сердито ощерился.
— Я не имею дела с бандитами. Но я требую — слышите, Лоцман? — я требую, чтобы они убрались из этого дома. Немедля.
— Стэнли, будь другом, протолкни его сюда, — попросил летчик.
Итель отпрыгнул; прыжок сделал бы честь кенгуру.
— Никакого насилия! Лоцман, вы им не позволите.
— Разумеется. — Он стоял возле Эстеллы, прижимая к себе ее голову, поглаживая теплый затылок. — Насилия будет не больше, чем в книгах, которые вы издаете.
— Вот заладили! Опять за свое. — Ощутив, что расправа ему не угрожает, Итель приободрился. — Долго еще ваши бан… люди будут толочься здесь?
— Спасибо, — сказал охранитель мира актерам. Они стояли со строгими лицами, будто на похоронах.
— Идите. — Актеры исчезли.
Шестнадцатый не отрывал от Ителя тяжелого взгляда:
— И из-за этой мрази гибнет Кинолетный? Лоцман, я тебе не прощу, если ты с ним не разделаешься.
— Помолчи.
Лоцман закрыл границу, отвернулся от зеркала; со стороны Большого мира оно затянулось чернотой.
— Эст, как ты? Ну, милая, конец твоим приключениям. — Он снял с актрисы наручники. — Эст. Хорошая моя.
— Ей бы вина глоток, — посоветовал летчик.
Эстелла коснулась покрытой синяками шеи, поглядела на пальцы, словно ожидая увидеть на них кровь. Подняла свои темные глаза на Лоцмана. Хорошенькое личико побелело, маленький острый подбородок задрожал.
— Прости нас. Ингмар… не хотел…
— Об этом мы после потолкуем.
— Не сердись на него. Пожалуйста.
— Не сержусь. — Лоцман поставил актрису на ноги. — Эст, комната у меня сейчас без двери. Мы полезем в окно: я спрыгну на крышу галереи и поймаю тебя.
Эстелле кровь бросилась в лицо. Она выпрямилась, подошла к окну.
— Я сама спущусь. Нет, отойди. — Она отстранила Шестнадцатого, который собрался помочь. — Лоцман! Ты не знаешь, как страшно… то, что мы в Большом мире… Мы… виноваты, но…
— Я понимаю, — мягко сказал он. — Не казнись.
Эстелла провела рукой по лбу, откинула за спину локоны. Прошептала горько:
— Змей меня задави.
Подобрав юбки, она забралась на подоконник.
— Осторожно. — Лоцман тоже вспрыгнул, чтобы соскочить вниз и принять актрису на руки, — не скакать же ей, в самом деле, в длинном платье и туфельках…
— Змей меня задави! — истошно выкрикнула Эстелла и прыгнула.
Серебряным огнем вспыхнула на солнце парча. Навстречу ей метнулась серебристая молния, поймала актрису в полете, не дала упасть на крышу галереи. Раздался короткий вскрик. Обвившийся вокруг тела актрисы Змей покачался со своей ношей — и распустил кольца. Эстелла полетела вниз, мимо галереи второго этажа, упала на увитую розами терраску. Выполнивший просьбу актрисы Змей с шелестом, который отчетливо слышался среди внезапного молчания Замка, уполз восвояси.
Лоцман добежал до Эстеллы, стал на колени. Актриса лежала на расползшихся плетях с мелкими красными розами, похожими на разбрызганную кровь. Под горлом из кожи торчал обломок ключицы, грудная клетка была смята, точно платье не облегало человеческое тело, а было кое-как набито тряпками.
— Эст! Что ж ты наделала?
Шестнадцатый примчался вслед за Лоцманом.
— Будь я проклят… — расстроенно пробормотал он.
Охранитель мира попытался сотворить бокал целительного вина, однако сердце сумасшедше колотилось, сбивалось дыхание, и власть над миром никак не давалась. Он стиснул голову руками. Если актрису сейчас не оживить, она погибнет совсем. Не будет больше той Эстеллы, которую он знал с начала съемок, — ласковой, заботливой, любящей… прошедшей через Большой мир и пытавшейся вместе с Ингмаром сжечь в машине своего Лоцмана. Но ведь она сама звала свою смерть, не желая оставаться прежней Эстеллой.
Охранитель мира поднялся с колен:
— Что ж… раз хотела умереть — пускай… — Шестнадцатый взял актрису на руки:
— Куда ее?
— В спальню.
Лоцман повел пилота к лестнице. Эстелла сама так решила. Это уже третья ее смерть: первый раз во время съемок, второй — от руки Лоцмана. Нам всем не впервой умирать. Эст, родная. Я заставлю Анну написать роман по-человечески, и ты будешь сама собой, и все будут нормальными людьми…
Анна пряталась. Вроде бы мелькнуло в окне ее испуганное лицо — однако Богиня не вышла, не поглядела вблизи на погибшую актрису. Хозяйка тоже не показывалась.
Лоцман с Шестнадцатым пообедали за роскошным столом, который Хозяйка несколько часов назад накрыла для охранителя мира. Еда казалась безвкусной, вина — кислыми.
«Хозяюшка, — позвал Лоцман, закончив есть, — спасибо тебе».
«Отвяжись», — отозвалась красавица.
«Извини, если что не так».
«Я убрала кирпичи, — неприветливо сообщила Хозяйка. — Можешь идти караулить».
Темный, древний на вид гобелен по-прежнему висел на месте двери. Лоцман поднял его и беспрепятственно проник в свою разгромленную комнату.
— Иди-ка ты передохни, — сказал он Шестнадцатому, который нырнул под гобелен следом. Лоцман прямо в ботинках завалился на постель. — Лично я уморился до предела. Комната справа свободна.
Летчик прошел к зеркалу, посмотрел в Аннин кабинет. Солнечный свет там как будто сгустился и приобрел вечерний красноватый оттенок. За окном поблескивало море — вспыхивали тонкие блики, точно показывали бока серебристые рыбки.
— Если не возражаешь, я бы остался здесь. Тебя не стесню. — Летчик всматривался в Зазеркалье. — У той Богини в окно виден сад, вроде как у нас в Кинолетном. А здесь море. Совсем не такое, как я видел в наших мирах.
Лоцман перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку:
— А я не хочу моря. Мне надо, чтобы актеры вернулись в Замок. Если кто появится — разбудишь.
Казалось, не прошло и минуты, как Шестнадцатый тронул его за плечо:
— Подъем.
Лоцман сел. Кругом было темно, на столе горела свеча. В Зазеркалье было черным-черно, лишь серело не задернутое шторой окно.
— Что такое?
— Итель с кем-то ругается, — объяснил летчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Ты не представляешь, что это было! — Кис вцепилась в раму. — Поймать нетрудно, но удержать… — Она всхлипнула.
— Я с ней чуть не свихнулся. — Стэнли потирал руки, словно от жгута, которым он душил актрису, на пальцах осталась слизь. — Сущий дьявол. Даже убить ее невозможно! Задушишь — а она тут же снова…
Удерживая Эстеллу одной рукой, Лоцман освободил ее шею от полотенца. Эстелла хрипло дышала и пыталась его оттолкнуть — разом ослабевшая, потерявшая способность бороться. Он усадил ее на постель.
— Лоцман, это черт знает что! — В зеркале показался Итель со взъерошенной бородой. Он был порядком напуган, но пытался скрыть страх за шумным возмущением. — Ваши бандиты захватили женщину, истязали ее тут целый час!
— Вы не пробовали ее освободить? — К зеркалу подошел Шестнадцатый.
Итель сердито ощерился.
— Я не имею дела с бандитами. Но я требую — слышите, Лоцман? — я требую, чтобы они убрались из этого дома. Немедля.
— Стэнли, будь другом, протолкни его сюда, — попросил летчик.
Итель отпрыгнул; прыжок сделал бы честь кенгуру.
— Никакого насилия! Лоцман, вы им не позволите.
— Разумеется. — Он стоял возле Эстеллы, прижимая к себе ее голову, поглаживая теплый затылок. — Насилия будет не больше, чем в книгах, которые вы издаете.
— Вот заладили! Опять за свое. — Ощутив, что расправа ему не угрожает, Итель приободрился. — Долго еще ваши бан… люди будут толочься здесь?
— Спасибо, — сказал охранитель мира актерам. Они стояли со строгими лицами, будто на похоронах.
— Идите. — Актеры исчезли.
Шестнадцатый не отрывал от Ителя тяжелого взгляда:
— И из-за этой мрази гибнет Кинолетный? Лоцман, я тебе не прощу, если ты с ним не разделаешься.
— Помолчи.
Лоцман закрыл границу, отвернулся от зеркала; со стороны Большого мира оно затянулось чернотой.
— Эст, как ты? Ну, милая, конец твоим приключениям. — Он снял с актрисы наручники. — Эст. Хорошая моя.
— Ей бы вина глоток, — посоветовал летчик.
Эстелла коснулась покрытой синяками шеи, поглядела на пальцы, словно ожидая увидеть на них кровь. Подняла свои темные глаза на Лоцмана. Хорошенькое личико побелело, маленький острый подбородок задрожал.
— Прости нас. Ингмар… не хотел…
— Об этом мы после потолкуем.
— Не сердись на него. Пожалуйста.
— Не сержусь. — Лоцман поставил актрису на ноги. — Эст, комната у меня сейчас без двери. Мы полезем в окно: я спрыгну на крышу галереи и поймаю тебя.
Эстелле кровь бросилась в лицо. Она выпрямилась, подошла к окну.
— Я сама спущусь. Нет, отойди. — Она отстранила Шестнадцатого, который собрался помочь. — Лоцман! Ты не знаешь, как страшно… то, что мы в Большом мире… Мы… виноваты, но…
— Я понимаю, — мягко сказал он. — Не казнись.
Эстелла провела рукой по лбу, откинула за спину локоны. Прошептала горько:
— Змей меня задави.
Подобрав юбки, она забралась на подоконник.
— Осторожно. — Лоцман тоже вспрыгнул, чтобы соскочить вниз и принять актрису на руки, — не скакать же ей, в самом деле, в длинном платье и туфельках…
— Змей меня задави! — истошно выкрикнула Эстелла и прыгнула.
Серебряным огнем вспыхнула на солнце парча. Навстречу ей метнулась серебристая молния, поймала актрису в полете, не дала упасть на крышу галереи. Раздался короткий вскрик. Обвившийся вокруг тела актрисы Змей покачался со своей ношей — и распустил кольца. Эстелла полетела вниз, мимо галереи второго этажа, упала на увитую розами терраску. Выполнивший просьбу актрисы Змей с шелестом, который отчетливо слышался среди внезапного молчания Замка, уполз восвояси.
Лоцман добежал до Эстеллы, стал на колени. Актриса лежала на расползшихся плетях с мелкими красными розами, похожими на разбрызганную кровь. Под горлом из кожи торчал обломок ключицы, грудная клетка была смята, точно платье не облегало человеческое тело, а было кое-как набито тряпками.
— Эст! Что ж ты наделала?
Шестнадцатый примчался вслед за Лоцманом.
— Будь я проклят… — расстроенно пробормотал он.
Охранитель мира попытался сотворить бокал целительного вина, однако сердце сумасшедше колотилось, сбивалось дыхание, и власть над миром никак не давалась. Он стиснул голову руками. Если актрису сейчас не оживить, она погибнет совсем. Не будет больше той Эстеллы, которую он знал с начала съемок, — ласковой, заботливой, любящей… прошедшей через Большой мир и пытавшейся вместе с Ингмаром сжечь в машине своего Лоцмана. Но ведь она сама звала свою смерть, не желая оставаться прежней Эстеллой.
Охранитель мира поднялся с колен:
— Что ж… раз хотела умереть — пускай… — Шестнадцатый взял актрису на руки:
— Куда ее?
— В спальню.
Лоцман повел пилота к лестнице. Эстелла сама так решила. Это уже третья ее смерть: первый раз во время съемок, второй — от руки Лоцмана. Нам всем не впервой умирать. Эст, родная. Я заставлю Анну написать роман по-человечески, и ты будешь сама собой, и все будут нормальными людьми…
Анна пряталась. Вроде бы мелькнуло в окне ее испуганное лицо — однако Богиня не вышла, не поглядела вблизи на погибшую актрису. Хозяйка тоже не показывалась.
Лоцман с Шестнадцатым пообедали за роскошным столом, который Хозяйка несколько часов назад накрыла для охранителя мира. Еда казалась безвкусной, вина — кислыми.
«Хозяюшка, — позвал Лоцман, закончив есть, — спасибо тебе».
«Отвяжись», — отозвалась красавица.
«Извини, если что не так».
«Я убрала кирпичи, — неприветливо сообщила Хозяйка. — Можешь идти караулить».
Темный, древний на вид гобелен по-прежнему висел на месте двери. Лоцман поднял его и беспрепятственно проник в свою разгромленную комнату.
— Иди-ка ты передохни, — сказал он Шестнадцатому, который нырнул под гобелен следом. Лоцман прямо в ботинках завалился на постель. — Лично я уморился до предела. Комната справа свободна.
Летчик прошел к зеркалу, посмотрел в Аннин кабинет. Солнечный свет там как будто сгустился и приобрел вечерний красноватый оттенок. За окном поблескивало море — вспыхивали тонкие блики, точно показывали бока серебристые рыбки.
— Если не возражаешь, я бы остался здесь. Тебя не стесню. — Летчик всматривался в Зазеркалье. — У той Богини в окно виден сад, вроде как у нас в Кинолетном. А здесь море. Совсем не такое, как я видел в наших мирах.
Лоцман перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку:
— А я не хочу моря. Мне надо, чтобы актеры вернулись в Замок. Если кто появится — разбудишь.
Казалось, не прошло и минуты, как Шестнадцатый тронул его за плечо:
— Подъем.
Лоцман сел. Кругом было темно, на столе горела свеча. В Зазеркалье было черным-черно, лишь серело не задернутое шторой окно.
— Что такое?
— Итель с кем-то ругается, — объяснил летчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108