В столовую он вошел твердым шагом хозяина, разгневанного непорядками в доме. Посуда не убрана, на блюдах обветривается еда. Лоцман углядел кувшин с вином, присел было отведать напитка, но заметил на полу скомканные листки. Не иначе как сценарий. Он поднялся, подобрал их. Снова уселся, налил себе вина и разгладил листки на скатерти. Он не ошибся: очередное предписание Богини.
1. Лусия с Эстеллой: спускаются по лестнице.
2. Рафаэль с Ингмаром: ожидают на террасе.
3. Лусия: бросает Рафаэлю цветок, бежит навстречу.
4. Рафаэль: пылко признается в любви.
5. Лусия: шепчет, что отвечает на его чувства.
6. Ингмар: предлагает руку и сердце Эстелле, обещает похитить ее из Замка, увезти на север.
7. Эстелла: счастлива при мысли о скором избавлении из плена. Однако не уверена в своей любви к Ингмару.
8. Ингмар: клянется, что будет ее достоин. (Он — мужественный, но одновременно трогательный в выражении своих чувств.)
9. Серебряный Змей: появляется на галерее, бросается вниз.
10. Ингмар, Рафаэль: хватаются за оружие, сражаются со Змеем и заставляют отступить.
11. Серебряный Змей: успевает ранить того и другого, ядовитая слюна попадает в раны.
12. Ингмар, Рафаэль: уподобляются Змею. Преследуют Эстеллу и мучают ее, пока она может кричать. Ингмар режет ее кинжалом, Рафаэль колет шпагой.
13. Лусия: убегает, прячется в беседке. Наблюдает за происходящим, затем не выдерживает и с криком пускается бежать.
14. Ингмар, Рафаэль: оставляют Эстеллу, бросаются в погоню за Лусией.
Лоцман не стал читать дальше. Будь она проклята, эта Богиня! Как она смеет издеваться над людьми?!
Он сделал глоток, не почувствовав вкуса вина, подпер рукой чугунную голову. Почему Богиня застопорилась на одной сцене? Уже который раз кино снимает одно и то же: женщины сходят по лестнице, Змей нападает, мужчины сражаются. В эпизод вкладывается разный смысл, но канва действия не меняется. Не сравнить со съемками на Дархане: каждый день что-нибудь свеженькое, и сценарий имел связный сюжет, не в пример нынешнему топтанию на месте.
Лоцман поднял голову. И увидел Хозяйку: глухое зеленое платье, диадема в облаке светлых волос, черная полумаска. Женщина сидела за столом напротив охранителя мира, и золотисто-розовый свет витражей ложился на ее побледневшее усталое лицо.
— Привет, бродяга.
— Здравствуй. — Охранитель мира протянул к ней руки через стол.
Она холодно заговорила:
— Ты столько обещал — и ничего не сделал. Они тебя звали, просили кино подождать со съемками. Где ты шлялся, ты — Лоцман Поющего Замка?
Он не ответил. Из-под черного шелка гневно сверкнули глаза.
— Что молчишь? Они сражались до последнего — Ингмар, Рафаэль, Эстелла. Хотели остаться прежними, как ты велел, — но их перестреляли, а ты ничем не помог. Одну девчонку бросился спасать, а ей вовсе и не нужно было!
— Что? Лусия?..
— Да, да! Всей душой желала переродиться, чтоб поменьше страдать, — а тут не вышло, убить ее было некому. И с солдатами боялась схватиться, отсиживалась в беседке. Наконец выскочила, они погнались — и вдруг ты как снег на голову. Чуть всю песню не испортил. — Хозяйка помолчала и с неожиданной мягкостью добавила: — Да ты хоть поешь немного.
— Я обедал. — Лоцман поставил локти на стол, сплел пальцы и опустил на них подбородок. — Я был в дарханском поселке и в Кинолетном городе.
Глаза в прорезях полумаски недоуменно моргнули. Лоцман никак не мог разглядеть, какого они цвета.
— В каком поселке ты был?
— На Дархане. В другом мире, куда ведет туннель. — Хозяйка не поверила. Поджала губы, и по лицу было видно — не верит.
— Тот мир меня позвал, — продолжал он. — Если верить, что Лоцману не попасть в другой мир без ведома Богини, — значит, ей так захотелось. Тот мир влечет ее, а этот не нужен. Ты знаешь, что он уменьшается? Я видел — горы подступают всё ближе. И эти съемки, которые не идут дальше одного эпизода. Ясно же, они ей не по нраву. История не выстраивается, не выходит. — Он глотнул вина, заел ломтиком мяса, чтобы не захмелеть. — Наш мир умрет.
— Боюсь, что ты прав. — Хозяйка забрала в горсть прядь волос. — Я думала, не попробовать ли тебе послать ей письмо… однако продавшую Лоцмана уговаривать бесполезно.
Он улыбнулся своей быстрой улыбкой. Безумно хотелось спать, но еще больше хотелось сидеть напротив Хозяйки, смотреть на нее, слушать голос.
— Таи говорит, что раз Богиня продала Лоцмана, она умрет.
Красавица озадаченно переспросила:
— Таи?
— Мой актер из дарханского поселка. — Она повела плечом:
— Ах, тот Таи… Ну, актер может говорить что угодно.
— Я склонен ему верить. Хотя если всё будет идти, как идет, Поющий Замок погибнет намного раньше Богини… Я придумал, как до нее добраться.
Хозяйкины глаза широко распахнулись. Она чуть повернула голову, и золотистый свет витражей проник в прорези полумаски, озарил эти изумленные глаза. Светлые, разглядел Лоцман.
— И как ты доберешься?
Наслаждаясь ее интересом, он решил выгадать кое-что для себя:
— Сними маску — тогда скажу.
— Так и знала, что попросишь. Не сниму.
Лоцман поднялся, обошел стол. Склонился над Хозяйкой, обнял ее за плечи, вдохнул свежий, странноватый запах волос.
— У тебя что-то с лицом?
Она отрицательно качнула головой, ответила печально:
— Не спрашивай. И не проси снять маску.
Он почувствовал себя виноватым: расстроил единственную по-настоящему близкую ему женщину. Актрисы не для него, Лоцманки либо проданы, либо находятся в собственных мирах, а Богини… Разве может нормальный человек любить Богиню? Однако должно быть разумное объяснение, почему Хозяйка является ему только в маске. Не придумав, как дознаться, он поцеловал ее в волосы. Поцелуй оказался упоителен.
Красавица оттолкнула охранителя мира и вскочила на ноги:
— Не трожь меня! Как ты собираешься добраться до Богини?
Опять не угодил.
— Не скажу.
— О, Змей тебя забери! Что за дурацкое упрямство? Я — Хозяйка этого мира и должна знать…
— Господин Никто не обязан отчитываться. — Он обиделся.
— Ты просто хвастаешь, как глупый мальчишка! Актерам наобещал — мол, не дам переродиться — и думаешь задурить голову мне. Никто не может проникнуть отсюда в Большой мир — зачем болтать зря?
— Я ничего не говорю зря.
— Не верю! — запальчиво объявила Хозяйка. — Как ты выйдешь из нашего мира? Границу пересечь невозможно!
Лоцман утратил к спору интерес и опустился на стул, потянулся за своим бокалом. Ничего не скажу. Не верит — ну и на здоровье. Не буду откровенничать направо и налево. Расскажешь — и в самую ответственную минуту кто-нибудь заорет над ухом: «Не верю! Не сможешь!»
Хозяйка стояла, сложив руки под грудью, глядела на него в упор. Затем презрительно усмехнулась.
— Молчишь, потому что сказать нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108