Стоит по-прежнему на дороге, в ста метрах от перекрестка, насквозь промокший – ждет ее до сих пор? Глупость какая. Он же не до такой степени сумасшедший. Наверняка коротает вечер дома, точно так же, как и она, перед телевизором. Думает о ней? Вспоминает ее, чувствуя жар, полыхающий где-то в самой глубине? Надеется на что-то?
Или – нет?
«Интересно, что же будет дальше», – остановив неподвижный взгляд в районе этого черного просвета, почти равнодушно подумала Инга. В душе накопилась усталость. Какое-то невероятное, фантастическое количество усталости. Как будто она прожила на свете не двадцать шесть, а целых двести шестьдесят лет. Или даже больше. Знать бы, как сбросить этот груз. Найти бы, кто сможет помочь нести хотя бы половину…
Фильм закончился. Инга почти ничего не поняла и ужасно боялась, что Павел станет обсуждать с ней какие-то понравившиеся моменты. Она ведь наверняка не сможет поддержать разговор, потому что в то время, пока на экране разворачивались события, думала…
– О чем ты думаешь? – спросил вдруг Павел, пристально вглядываясь в ее лицо.
– О тебе, – почти честно ответила Инга.
– А почему такое несчастное лицо?
– Несчастное? Тебе показалось, – ответила она и ушла в спальню застилать постель.
Долго проворочавшись в кровати, Инга наконец заснула с непроходящим ощущением тревоги.
Что-то должно было случиться.
Она чувствовала это, ждала и боялась одновременно.
* * *
Дверца шкафа бесшумно приоткрылась.
Внутри на плечиках висела одежда. Одежда была слишком большая. Для того, чтобы понять это, не требовалось ее примерять. Даже прикладывать к себе – не требовалось. Слишком большие юбки. Слишком большие брюки. Блузки. Платья. Целый батальон вечерних платьев совсем не подходящего размера.
Может быть, это чья-то чужая одежда?
– Ты сильно похудела за время болезни, – донесся чей-то голос из-за спины.
От этого голоса Инга вздрогнула. Попыталась обернуться – и не смогла.
Тихие шаги приближались. Окаменев от ужаса, она попыталась закричать:
– Это не моя! Не моя одежда!
Кричать она тоже не могла, оказывается. Как будто кто-то зашил ей рот. Или склеил губы каким-то очень прочным клеем.
Тяжелая рука легла ей на плечо. От ужаса стало трудно дышать.
В этот момент Инга наконец проснулась.
– Господи, – пробормотала она, озираясь по сторонам. Несколько секунд сон еще жил в памяти, и все-таки исчез быстрее, чем она успела запомнить его.
Утро этого дня оказалось совсем не таким, как обычно.
Не было запаха кофе из кухни. И Павел не появился в дверном проеме с подносом в руках, и не спросил привычное: «Проснулась уже?». И ничего привычного она ему не ответила.
Вместо кофе и вместо Павла на краешке кровати лежала записка. Инга долго вертела ее в руках, перечитывала снова и снова. Ничего особенного в записке не было. Павел просто сообщал, что ушел на работу, а будить ее не стал, потому что она очень крепко и очень сладко спала.
Насчет «крепко» Инга почти не сомневалась. Заснула она почти под утро, совсем без сил, поэтому и проспала почти до десяти часов, не реагируя ни на какие сигналы из внешнего мира. А вот насчет «сладко» Инга была совсем не уверена. Ощущения после сна были тяжелыми, как будто она только что очнулась от тяжелого наркоза. Или – с глубокого похмелья. В любом случае, сладким сном это нельзя было назвать даже с натяжкой.
«Бутерброды на столе. Позвони обязательно, как проснешься. Люблю, целую».
Отложив записку в сторону, она снова откинулась на подушку и долго лежала с закрытыми глазами. Бутерброды!
Впереди был долгий день, и Инга вдруг впервые задумалась о том, насколько скучно и однообразно она проводит время. Всего лишь несколько дней прошло с тех пор, как Павел вышел на работу, и она стала оставаться дома одна. Странно, как это она вообще не сошла с ума от безделья за три года такого растительного существования? Неужели у нее ни разу и мысли не возникло о том, чтобы поискать себе работу, чтобы как-то разнообразить свою жизнь, раздвинуть границы внешнего мира, наполнить ее какими-то, пусть незначительными, но все же – событиями?
Марина, помнится, сказала, что Инга не такая. Что она «домашняя кошка», и эта тихая жизнь внутри четырех стен никогда не вызывала в душе протеста.
А еще она сказала, что Инге нравились прогулки.
Прогулки. Инга поморщилась. В этом-то все и дело. Листочки в парке собирать – весело и интересно. Собрана толстая охапка сморщенных желто-коричневых листьев с запахом прелой земли – значит, день прожит не зря. Еще одна точно такая же охапка листьев на следующий день – и в жизни появляется смысл. Вот он, простой и великий смысл земного существования Инги Петровой.
Глупость какая.
И неужели они все в это верили? И Марина, которая, будучи близкой подругой, должна была знать Ингу достаточно хорошо, и главное – Павел? Павел, который читает ее, как открытую книгу, который наперед знает все, что она ему скажет и все, о чем она промолчит?
Листочки в парке… Цветочки-лютики… Прогулки у воды… Эх! С ума сойти можно!
И все-таки интересно, чем она занималась зимой, или поздней осенью, когда никаких цветочков-листочков нет и в помине, а вода вот-вот уже скроется под толстым слоем непрозрачного и мертвого льда? Ходила по улице и любовалась… снежинками? Так ведь и снег не каждый день выпадает.
Вчера, например, вместо снега был дождь.
А сегодня небо абсолютно чистое.
Инга долго смотрела в окно, изо всех сил пытаясь подавить чувство глухого раздражения. Не получалось.
И как это они все не подумали, что за три года такой вот жизни она давно бы уже свихнулась? И как могла не прийти в голову мысль о том, что есть в этих ее нелепых прогулках что-то более для нее интересное, что-то более важное, чем шум воды и увядшие осенние листья? Ну ладно еще Марина. Но Павел-то? Он – о чем думал? Куда смотрел? Или просто ослеп от своей любви к ней?
Ну вот, внезапно подумала Инга, наконец-то она нашла виновника всех бед. От этой мысли неприятно кольнуло в груди. Самый простой выход из ситуации – взять на себя роль жертвы и упиваться этой ролью до победного конца. Получается, это Павел виноват в том, что не приставил к ней вовремя дюжего молодца с пистолетом, который отпугивал бы всех потенциальных кандидатов в приятели в радиусе полутора километров. Это Павел виноват, что не надел ей на шею строгий ошейник с острыми шипами, не прикрепил к нему короткий поводок, а лучше – стальной канат, из тех, что используют в качестве тросов для крепления многотонных грузов. Не посадил ее в железную клетку, не заставил, в конце концов, надеть пояс верности…
Виноват – теперь пусть расплачивается. Так, что ли, выходит?
День начался не очень удачно. Вяло позавтракав и побродив некоторое время по квартире абсолютно бесцельно, Инга пыталась придумать, чем бы себя занять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Или – нет?
«Интересно, что же будет дальше», – остановив неподвижный взгляд в районе этого черного просвета, почти равнодушно подумала Инга. В душе накопилась усталость. Какое-то невероятное, фантастическое количество усталости. Как будто она прожила на свете не двадцать шесть, а целых двести шестьдесят лет. Или даже больше. Знать бы, как сбросить этот груз. Найти бы, кто сможет помочь нести хотя бы половину…
Фильм закончился. Инга почти ничего не поняла и ужасно боялась, что Павел станет обсуждать с ней какие-то понравившиеся моменты. Она ведь наверняка не сможет поддержать разговор, потому что в то время, пока на экране разворачивались события, думала…
– О чем ты думаешь? – спросил вдруг Павел, пристально вглядываясь в ее лицо.
– О тебе, – почти честно ответила Инга.
– А почему такое несчастное лицо?
– Несчастное? Тебе показалось, – ответила она и ушла в спальню застилать постель.
Долго проворочавшись в кровати, Инга наконец заснула с непроходящим ощущением тревоги.
Что-то должно было случиться.
Она чувствовала это, ждала и боялась одновременно.
* * *
Дверца шкафа бесшумно приоткрылась.
Внутри на плечиках висела одежда. Одежда была слишком большая. Для того, чтобы понять это, не требовалось ее примерять. Даже прикладывать к себе – не требовалось. Слишком большие юбки. Слишком большие брюки. Блузки. Платья. Целый батальон вечерних платьев совсем не подходящего размера.
Может быть, это чья-то чужая одежда?
– Ты сильно похудела за время болезни, – донесся чей-то голос из-за спины.
От этого голоса Инга вздрогнула. Попыталась обернуться – и не смогла.
Тихие шаги приближались. Окаменев от ужаса, она попыталась закричать:
– Это не моя! Не моя одежда!
Кричать она тоже не могла, оказывается. Как будто кто-то зашил ей рот. Или склеил губы каким-то очень прочным клеем.
Тяжелая рука легла ей на плечо. От ужаса стало трудно дышать.
В этот момент Инга наконец проснулась.
– Господи, – пробормотала она, озираясь по сторонам. Несколько секунд сон еще жил в памяти, и все-таки исчез быстрее, чем она успела запомнить его.
Утро этого дня оказалось совсем не таким, как обычно.
Не было запаха кофе из кухни. И Павел не появился в дверном проеме с подносом в руках, и не спросил привычное: «Проснулась уже?». И ничего привычного она ему не ответила.
Вместо кофе и вместо Павла на краешке кровати лежала записка. Инга долго вертела ее в руках, перечитывала снова и снова. Ничего особенного в записке не было. Павел просто сообщал, что ушел на работу, а будить ее не стал, потому что она очень крепко и очень сладко спала.
Насчет «крепко» Инга почти не сомневалась. Заснула она почти под утро, совсем без сил, поэтому и проспала почти до десяти часов, не реагируя ни на какие сигналы из внешнего мира. А вот насчет «сладко» Инга была совсем не уверена. Ощущения после сна были тяжелыми, как будто она только что очнулась от тяжелого наркоза. Или – с глубокого похмелья. В любом случае, сладким сном это нельзя было назвать даже с натяжкой.
«Бутерброды на столе. Позвони обязательно, как проснешься. Люблю, целую».
Отложив записку в сторону, она снова откинулась на подушку и долго лежала с закрытыми глазами. Бутерброды!
Впереди был долгий день, и Инга вдруг впервые задумалась о том, насколько скучно и однообразно она проводит время. Всего лишь несколько дней прошло с тех пор, как Павел вышел на работу, и она стала оставаться дома одна. Странно, как это она вообще не сошла с ума от безделья за три года такого растительного существования? Неужели у нее ни разу и мысли не возникло о том, чтобы поискать себе работу, чтобы как-то разнообразить свою жизнь, раздвинуть границы внешнего мира, наполнить ее какими-то, пусть незначительными, но все же – событиями?
Марина, помнится, сказала, что Инга не такая. Что она «домашняя кошка», и эта тихая жизнь внутри четырех стен никогда не вызывала в душе протеста.
А еще она сказала, что Инге нравились прогулки.
Прогулки. Инга поморщилась. В этом-то все и дело. Листочки в парке собирать – весело и интересно. Собрана толстая охапка сморщенных желто-коричневых листьев с запахом прелой земли – значит, день прожит не зря. Еще одна точно такая же охапка листьев на следующий день – и в жизни появляется смысл. Вот он, простой и великий смысл земного существования Инги Петровой.
Глупость какая.
И неужели они все в это верили? И Марина, которая, будучи близкой подругой, должна была знать Ингу достаточно хорошо, и главное – Павел? Павел, который читает ее, как открытую книгу, который наперед знает все, что она ему скажет и все, о чем она промолчит?
Листочки в парке… Цветочки-лютики… Прогулки у воды… Эх! С ума сойти можно!
И все-таки интересно, чем она занималась зимой, или поздней осенью, когда никаких цветочков-листочков нет и в помине, а вода вот-вот уже скроется под толстым слоем непрозрачного и мертвого льда? Ходила по улице и любовалась… снежинками? Так ведь и снег не каждый день выпадает.
Вчера, например, вместо снега был дождь.
А сегодня небо абсолютно чистое.
Инга долго смотрела в окно, изо всех сил пытаясь подавить чувство глухого раздражения. Не получалось.
И как это они все не подумали, что за три года такой вот жизни она давно бы уже свихнулась? И как могла не прийти в голову мысль о том, что есть в этих ее нелепых прогулках что-то более для нее интересное, что-то более важное, чем шум воды и увядшие осенние листья? Ну ладно еще Марина. Но Павел-то? Он – о чем думал? Куда смотрел? Или просто ослеп от своей любви к ней?
Ну вот, внезапно подумала Инга, наконец-то она нашла виновника всех бед. От этой мысли неприятно кольнуло в груди. Самый простой выход из ситуации – взять на себя роль жертвы и упиваться этой ролью до победного конца. Получается, это Павел виноват в том, что не приставил к ней вовремя дюжего молодца с пистолетом, который отпугивал бы всех потенциальных кандидатов в приятели в радиусе полутора километров. Это Павел виноват, что не надел ей на шею строгий ошейник с острыми шипами, не прикрепил к нему короткий поводок, а лучше – стальной канат, из тех, что используют в качестве тросов для крепления многотонных грузов. Не посадил ее в железную клетку, не заставил, в конце концов, надеть пояс верности…
Виноват – теперь пусть расплачивается. Так, что ли, выходит?
День начался не очень удачно. Вяло позавтракав и побродив некоторое время по квартире абсолютно бесцельно, Инга пыталась придумать, чем бы себя занять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68