От этих прикосновений она чувствовала, что засыпает. Веки тяжелели, словно наливались свинцом, нарушалось стройное течение мыслей.
– Послушай, – сквозь сон проговорила Инга. – Послушай, а ты знаешь о том, что однажды… несколько лет назад, я тоже чуть не погибла во время пожара… чудом спаслась… я тебе рассказывала?
– Спи, – тихо ответил он. – Спи, моя родная, моя хорошая… У нас еще будет время поговорить… У нас с тобой впереди очень-очень много времени…
* * *
Вместо эпилога
* * *
…дожидаюсь наступления темноты и иду в парк, к месту наших ритуальных плясок.
Оглядываюсь по сторонам, прислушиваюсь. Рядом никого нет.
Канистра с бензином булькает в руках.
Отвинчиваю тугую крышку. Руки трясутся. Пальцы не слушаются.
Все-таки открываю.
Щедро обливаю бензином дурацкое дерево, которому нужно было сгореть еще десять лет назад. Обламываю несколько сухих мертвых веток, роюсь в кармане в поисках спичек. После долгих поисков извлекаю на свет целый коробок. Достаю сразу целую горсть, штук двадцать или тридцать. Поджигаю все разом и передаю эстафетный огонь сухим веткам. Отхожу на безопасное расстояние и бросаю горящий букет рядом со стволом дуба.
Огонь занимается моментально. Через минуту дурацкое дерево уже горит, как огромная и уродливая комета.
Долго стою рядом, задыхаясь от дыма. Наблюдаю, как горит дуб, и ничего не чувствую.
Вообще ничего.
Священный Дуб полыхает ярким пламенем у меня на глазах. Смердит удушливым дымом.
Только мне почему-то не становится легче.
По щекам текут слезы. Я их не замечаю, как не замечаю ничего вокруг. Теперь мне становится ясно: дуб здесь вообще ни при чем.
Напрасно я спалил дерево.
Тебя все равно уже не вернешь. Сожги хоть все деревья в парке. Хоть все деревья на планете.
Тебя больше нет.
Несмотря на обещание, данное мне теперь уже сгоревшим деревом, ты все-таки умерла.
Погибла во время пожара.
Исчезла из жизни горящей кометой. Едва коснулась Земли – и снова вернулась на небо, потому что Земля показалась тебе слишком скучной.
Прошел уже целый год с тех пор, как это случилось. Возможно, кого-то лечит время. Но только не меня.
Меня вылечить невозможно, потому что меня больше нет. Я превратился в невидимый сгусток боли. В бледную и прозрачную тень собственных несбывшихся надежд. В бесформенный осколок вечной скорби.
Я теперь – только слабое эхо твоего имени.
Инга.
Я повторяю его ночами. Мне двадцать два года, но по ночам я плачу в подушку, как маленький ребенок.
Каждую ночь.
Каждую ночь перед глазами – одна и та же картина. Горящее здание. Длинные коридоры, наполненные дымом. Крики о помощи. Ты стоишь, задыхаясь от дыма, возле двери в комнату общежития, и пытаешься из последних сил открыть дверь ключами. Там, за запертой дверью, истошно кричит твоя соседка по комнате. Та самая подружка, о которой ты однажды беседовала со мной какое-то невероятное количество времени.
Уходя вечером из общежития, ты рассчитывала вернуться поздно, поэтому и заперла дверь на ключ, чтобы не разбудить спящую подругу. Ты просто не знала о том, что начнется пожар.
О том, что случилось дальше, лучше не думать.
Представить себе такое – невозможно.
Несколько раз я пытался. Подносил ладонь к горящей на плите газовой конфорке.
Я слабый, не смог выдержать и нескольких секунд.
Что же чувствовала ты в тот момент, когда тебя касались тысячи языков пламени?
Жить с этой мыслью невозможно. В редкие часы предутреннего тяжелого забытья я просыпаюсь от кошмара. Каждый раз мне снится один и тот же сон.
Нет, время меня не вылечит. Надеяться глупо.
Дни и ночи идут медленной чередой, но ничего не меняется.
Проходит еще год.
Отчаявшись, я обращаюсь к тебе.
Я знаю, что ты слышишь меня. Я чувствую иногда твой насмешливый взгляд сверху.
Ты летаешь между звездами, беззаботно качаешься на качелях луны, прыгаешь по облакам. И иногда приходишь ко мне – солнечным зайчиком, теплым и ласковым лучом, свежим ветром.
Только мне этого мало.
Мне нужна ты. Мне нужна ты – живая.
«Понимаешь?» – спрашиваю я у звезды, застрявшей где-то в углу оконной рамы.
Звезда в ответ насмешливо улыбается.
«Не помнишь, разве?» – спрашивает у меня звезда.
Я вздрагиваю, но почти сразу забываю, что звездам, вообще-то, не полагается разговаривать.
«Не помнишь? – повторяет звезда. – Ведь я же говорила тебе – на тот случай, если мне придется умереть…Я что-нибудь придумаю… насчет тебя. Чтобы тебе не было одиноко. Я подыщу себе замену. Я очень постараюсь. Ты даже не поймешь, что я…»
Твой голос исчезает, и звезда вслед за ним исчезает с неба.
Уж не приснилось ли мне все это, думаю я, разглядывая клочок черного неба, на котором только что она горела так ярко.
«Я подыщу себе замену. Ты даже не поймешь, что я…» – слышится твой голос уже с другой стороны неба.
И я наконец понимаю.
На следующий день звоню твоим родителям. Впервые с того времени, как тебя не стало.
По проводам медленно растекается электрический ток общего горя. Разговариваю недолго, минуты две-три. Прощаюсь, беспомощно и глупо бормоча в трубку:
«Спокойной ночи…»
Можно подумать, я и сам верю в то, что спокойная ночь в принципе возможна.
Чувство неловкости мучает меня еще некоторое время, но вскоре я о нем забываю.
Долго разглядываю написанное на клочке имя, почти не веря своим глазам.
Инга.
Эту девушку, которую ты так отчаянно пыталась спасти от огня и сделала это ценой собственной жизни, звали – Инга.
Как и тебя.
И пусть теперь кто-то попробует доказать мне, что звезды – всего лишь мертвые планеты, не способные разговаривать с людьми. Я просто рассмеюсь ему в лицо. Потому что я знаю истину.
На поиски уходит всего лишь несколько дней.
И вот наконец я вижу ее.
Подхожу к ней, смотрю в глаза и понимаю, что не ошибся.
«Наконец-то…» – говорю ей, вкладывая в эти слова смысл, понятный только лишь мне одному и еще одной крошечной звездочке на темном небе.
В этот момент она наблюдает за нами, я знаю.
«Наконец-то…» – снова говорю я.
Хотя, возможно, я сказал тогда какие-то другие слова. Но смысл был тот же.
Впрочем, теперь это уже не важно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Послушай, – сквозь сон проговорила Инга. – Послушай, а ты знаешь о том, что однажды… несколько лет назад, я тоже чуть не погибла во время пожара… чудом спаслась… я тебе рассказывала?
– Спи, – тихо ответил он. – Спи, моя родная, моя хорошая… У нас еще будет время поговорить… У нас с тобой впереди очень-очень много времени…
* * *
Вместо эпилога
* * *
…дожидаюсь наступления темноты и иду в парк, к месту наших ритуальных плясок.
Оглядываюсь по сторонам, прислушиваюсь. Рядом никого нет.
Канистра с бензином булькает в руках.
Отвинчиваю тугую крышку. Руки трясутся. Пальцы не слушаются.
Все-таки открываю.
Щедро обливаю бензином дурацкое дерево, которому нужно было сгореть еще десять лет назад. Обламываю несколько сухих мертвых веток, роюсь в кармане в поисках спичек. После долгих поисков извлекаю на свет целый коробок. Достаю сразу целую горсть, штук двадцать или тридцать. Поджигаю все разом и передаю эстафетный огонь сухим веткам. Отхожу на безопасное расстояние и бросаю горящий букет рядом со стволом дуба.
Огонь занимается моментально. Через минуту дурацкое дерево уже горит, как огромная и уродливая комета.
Долго стою рядом, задыхаясь от дыма. Наблюдаю, как горит дуб, и ничего не чувствую.
Вообще ничего.
Священный Дуб полыхает ярким пламенем у меня на глазах. Смердит удушливым дымом.
Только мне почему-то не становится легче.
По щекам текут слезы. Я их не замечаю, как не замечаю ничего вокруг. Теперь мне становится ясно: дуб здесь вообще ни при чем.
Напрасно я спалил дерево.
Тебя все равно уже не вернешь. Сожги хоть все деревья в парке. Хоть все деревья на планете.
Тебя больше нет.
Несмотря на обещание, данное мне теперь уже сгоревшим деревом, ты все-таки умерла.
Погибла во время пожара.
Исчезла из жизни горящей кометой. Едва коснулась Земли – и снова вернулась на небо, потому что Земля показалась тебе слишком скучной.
Прошел уже целый год с тех пор, как это случилось. Возможно, кого-то лечит время. Но только не меня.
Меня вылечить невозможно, потому что меня больше нет. Я превратился в невидимый сгусток боли. В бледную и прозрачную тень собственных несбывшихся надежд. В бесформенный осколок вечной скорби.
Я теперь – только слабое эхо твоего имени.
Инга.
Я повторяю его ночами. Мне двадцать два года, но по ночам я плачу в подушку, как маленький ребенок.
Каждую ночь.
Каждую ночь перед глазами – одна и та же картина. Горящее здание. Длинные коридоры, наполненные дымом. Крики о помощи. Ты стоишь, задыхаясь от дыма, возле двери в комнату общежития, и пытаешься из последних сил открыть дверь ключами. Там, за запертой дверью, истошно кричит твоя соседка по комнате. Та самая подружка, о которой ты однажды беседовала со мной какое-то невероятное количество времени.
Уходя вечером из общежития, ты рассчитывала вернуться поздно, поэтому и заперла дверь на ключ, чтобы не разбудить спящую подругу. Ты просто не знала о том, что начнется пожар.
О том, что случилось дальше, лучше не думать.
Представить себе такое – невозможно.
Несколько раз я пытался. Подносил ладонь к горящей на плите газовой конфорке.
Я слабый, не смог выдержать и нескольких секунд.
Что же чувствовала ты в тот момент, когда тебя касались тысячи языков пламени?
Жить с этой мыслью невозможно. В редкие часы предутреннего тяжелого забытья я просыпаюсь от кошмара. Каждый раз мне снится один и тот же сон.
Нет, время меня не вылечит. Надеяться глупо.
Дни и ночи идут медленной чередой, но ничего не меняется.
Проходит еще год.
Отчаявшись, я обращаюсь к тебе.
Я знаю, что ты слышишь меня. Я чувствую иногда твой насмешливый взгляд сверху.
Ты летаешь между звездами, беззаботно качаешься на качелях луны, прыгаешь по облакам. И иногда приходишь ко мне – солнечным зайчиком, теплым и ласковым лучом, свежим ветром.
Только мне этого мало.
Мне нужна ты. Мне нужна ты – живая.
«Понимаешь?» – спрашиваю я у звезды, застрявшей где-то в углу оконной рамы.
Звезда в ответ насмешливо улыбается.
«Не помнишь, разве?» – спрашивает у меня звезда.
Я вздрагиваю, но почти сразу забываю, что звездам, вообще-то, не полагается разговаривать.
«Не помнишь? – повторяет звезда. – Ведь я же говорила тебе – на тот случай, если мне придется умереть…Я что-нибудь придумаю… насчет тебя. Чтобы тебе не было одиноко. Я подыщу себе замену. Я очень постараюсь. Ты даже не поймешь, что я…»
Твой голос исчезает, и звезда вслед за ним исчезает с неба.
Уж не приснилось ли мне все это, думаю я, разглядывая клочок черного неба, на котором только что она горела так ярко.
«Я подыщу себе замену. Ты даже не поймешь, что я…» – слышится твой голос уже с другой стороны неба.
И я наконец понимаю.
На следующий день звоню твоим родителям. Впервые с того времени, как тебя не стало.
По проводам медленно растекается электрический ток общего горя. Разговариваю недолго, минуты две-три. Прощаюсь, беспомощно и глупо бормоча в трубку:
«Спокойной ночи…»
Можно подумать, я и сам верю в то, что спокойная ночь в принципе возможна.
Чувство неловкости мучает меня еще некоторое время, но вскоре я о нем забываю.
Долго разглядываю написанное на клочке имя, почти не веря своим глазам.
Инга.
Эту девушку, которую ты так отчаянно пыталась спасти от огня и сделала это ценой собственной жизни, звали – Инга.
Как и тебя.
И пусть теперь кто-то попробует доказать мне, что звезды – всего лишь мертвые планеты, не способные разговаривать с людьми. Я просто рассмеюсь ему в лицо. Потому что я знаю истину.
На поиски уходит всего лишь несколько дней.
И вот наконец я вижу ее.
Подхожу к ней, смотрю в глаза и понимаю, что не ошибся.
«Наконец-то…» – говорю ей, вкладывая в эти слова смысл, понятный только лишь мне одному и еще одной крошечной звездочке на темном небе.
В этот момент она наблюдает за нами, я знаю.
«Наконец-то…» – снова говорю я.
Хотя, возможно, я сказал тогда какие-то другие слова. Но смысл был тот же.
Впрочем, теперь это уже не важно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68