Мы их спасли. Вы тут кричали, что хотите жить, хотите выздороветь. А я вам ответил, что мы хотим, чтобы никогда и никому не попадала в руки та отрава, чтобы жили и были здоровыми те мальчишки, которых вы чуть не отравили. Вот за что будут судить и вас, и того Борисова, и Ивана…
Тут вдруг Лобанов заметил, что Семёнов неожиданно вздрогнул, снов задергалась кожица около глаз, а худые пальцы торопливо и ненужно натянули халат на впалую грудь. «Ну, голубчик, – подумал Саша с ожесточением, – можешь больше ничего не говорить. Кажется, я уже догадался». И он тем же тоном закончил:
– Да, судить. И вы, кстати, тоже вчера кричали: «Судить! Всех судить!» Помните? Вы, наверно, не хотите, чтобы вас судили одного?
– Правильно, правильно, – забормотал Семенов, не поднимая головы. – Всех судить… Я меньше их виноват… Я почти ничего такого и не сделал… И вообще я их не знаю… И. не желаю знать…
Лобанов, помедлив, спросил:
– Петр Данилович, почему вы боитесь назвать Ивана?
Семенов бросил на него затравленный взгляд:
– Я… я не боюсь… Я просто… не знаю, что отвечать… У меня голова кругом идет. Никогда еще не попадал в такое положение…
– Верю. И я вам скажу, что отвечать. Это вам сейчас посоветовал бы и любой добросовестный адвокат: отвечайте правду, только правду. Это для вас сейчас самое выгодное.
– Правда?.. – нервно переспросил Семенов. – Ну пожалуйста! Пожалуйста! Я видел Ивана! Там, на вокзале, в толпе. Он мне указал того парня. Глазами указал, правильно! И все. Исчез. Больше я его не видел, клянусь вам!
Семенов тыльной стороной ладони вытер испарину со лба и откинулся на спинку стула.
– «Когда Иван был у вас последний раз, он не говорил, есть у него в городе еще знакомые?
– Нет, не говорил.
– Где они тогда собирались ночевать?
– В гостинице, насколько я помню.
«Да, так оно и было», – подумал Лобанов.
– А в первый свой приезд где он ночевал?
– У меня. Он тогда ничего не привез.
– Договаривался?
– Вот именно. Это… это, я вам скажу, страшный человек… Он может на все пойти… Ему человека убить, что плюнуть. Да, да…
Семенова всего трясло от страха, он расширенными глазами смотрел на Лобанова и никак не мог запахнуть халат дрожащими руками, пальцы не слушались его.
«Какая же ты мразь», – брезгливо подумал Лобанов.
– Вам уже нечего его бояться, – сказал он.
Разговор был окончен. Больше Семенов ничего не мог сообщить, даже если бы хотел. Так, по крайней мере показалось Лобанову, ибо, сам не замечая этого, он торопился, слишком торопился, и под конец этого трудного разговора думал уже совсем о другом.
Семенов, еле волоча Шлепанцы и придерживая худой рукой расходившиеся полы халата, вышел из комнаты. А спустя минуту вслед за ним вышел в коридор и Лобанов. «Надо все-таки ее повидать», – в который уже раз подумал он.
И сразу увидел Волошину. Она стояла невдалеке, около окна, и разговаривала с низеньким, полным человеком в очках и белом халате, из кармана которого высовывались резиновые трубочки стетоскопа.
Лобанов нерешительно двинулся в их сторону.
– Здравствуйте, Наталья Михайловна, – подходя, произнес он.
Волошина с улыбкой кивнула ему:
– Здравствуйте. Я сейчас освобожусь, одну минуточку.
– Ну, я пойду, коллега, – сказал человек в очках. – Мне надо еще проконсультировать у хирургов. А вы, – он поднял пухлый розовый палец, – обратите внимание на его кардиограмму. Она мне решительно не нравится. Полагаю, Евгений Васильевич напрасно самоуспокаивается.
– Конечно, Семен Яковлевич. Мне она тоже не нравится.
– Прекрасно. Мы будем с вами союзники, – галантно поклонился толстяк. – Это меня успокаивает.
«Чего он выламывается?» – неприязненно подумал Лобанов и тут же устыдился своих мыслей. «Только не будь уж окончательным болваном», – сказал он себе.
– Вы мне хотели что-то сказать? – спросила Волошина, когда ее собеседник удалился.
– Я… Я много хотел вам сказать, – неожиданно для самого себя сказал Лобанов.
Она рассмеялась:
– Много не удастся. Мне надо ехать в горздрав.
– Правда? Так я вас подвезу. Можно?
– О, это будет замечательно. Я уже опаздываю.
– Все. Я вас жду. Там, в саду.
– Да, да… Я сейчас.
Выйдя из больничного корпуса, Лобанов глубоко вздохнул и оглянулся. «Что же это такое? – растерянно подумал он. – Неужели она сейчас выйдет ко мне?» Он вдруг так заволновался, словно должно было произойти событие необычайное.
А когда Наташина фигурка в темном пальто с пушистым белым воротником и в белой вязаной шапочке появилась из двери, Лобанову показалось, что ничего прекраснее он не видел, он даже задохнулся от внезапной радости и несмело пошел навстречу.
В этот момент Наташа чуть поскользнулась, и тогда Лобанов осторожно взял ее под руку. Лобанов не узнавал самого себя: он не мог начать разговор.
– Вы все успели сделать? – спросила Наташа.
– Да. Конечно, – ответил Лобанов.
Если бы он знал, что самого главного вопроса он так Семенову и не задал, хотя, как показали дальнейшие события, задать его следовало непременно.
Черная, сверкающая «Волга» с двумя желтыми противотуманными фарами впереди и дополнительной штыревой антенной вылетела на улицу Горького и, сделав крутой разворот, стремительно понеслась вверх, к площади Пушкина, легко обгоняя двигавшийся в том же направлении поток машин.
Около площади Маяковского машина свернула вправо, на Садовое кольцо, которое москвичи называют так лишь по привычке, ибо давно уже не осталось там садов и бульваров, и само кольцо, укатанное асфальтом, превратилось в широкую скоростную транспортную магистраль с подземными тоннелями и виадуками.
Черная «Волга» птицей пролетела огромный виадук над Садово-Сухаревской, чуть притормозила, затертая другими машинами, возле Колхозной площади, а потом возле Лермонтовской,
– Никакой езды не стало, – досадливо проворчал молодой паренек-водитель.
– Погоди. То ли будет, когда «Жигули» пойдут и новый «Москвич», – усмехнулся Коршунов.
– Сергей Павлович, – наклонился к нему сидевший сзади Светлов, – уточнить бы приход поезда.
– Через три часа он должен быть в Рязани. А мы – через два с половиной. Так, что ли., Гена?
– Так точно, Сергей Павлович, – кивнул водитель, не отрывая напряженного взгляда от ветрового стекла. – Только бы из Москвы выскочить, долетим быстрее электрички.
– Гена-то не подведет, – заметил Светлов. – А вот поезд, шут его знает. С ним могут и напутать.
Коршунов поправил теплое мохеровое кашне, выбившееся из-под расстегнутого пальто, и сдвинул с потного лба пушистую меховую шапку.
– Ну и печка у тебя, – проворчал он и уже деловым тоном добавил: – Сейчас узнаем насчет поезда.
Он снял трубку радиотелефона, нажал на одну из клавиш и негромко спросил:
– Заробян?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Тут вдруг Лобанов заметил, что Семёнов неожиданно вздрогнул, снов задергалась кожица около глаз, а худые пальцы торопливо и ненужно натянули халат на впалую грудь. «Ну, голубчик, – подумал Саша с ожесточением, – можешь больше ничего не говорить. Кажется, я уже догадался». И он тем же тоном закончил:
– Да, судить. И вы, кстати, тоже вчера кричали: «Судить! Всех судить!» Помните? Вы, наверно, не хотите, чтобы вас судили одного?
– Правильно, правильно, – забормотал Семенов, не поднимая головы. – Всех судить… Я меньше их виноват… Я почти ничего такого и не сделал… И вообще я их не знаю… И. не желаю знать…
Лобанов, помедлив, спросил:
– Петр Данилович, почему вы боитесь назвать Ивана?
Семенов бросил на него затравленный взгляд:
– Я… я не боюсь… Я просто… не знаю, что отвечать… У меня голова кругом идет. Никогда еще не попадал в такое положение…
– Верю. И я вам скажу, что отвечать. Это вам сейчас посоветовал бы и любой добросовестный адвокат: отвечайте правду, только правду. Это для вас сейчас самое выгодное.
– Правда?.. – нервно переспросил Семенов. – Ну пожалуйста! Пожалуйста! Я видел Ивана! Там, на вокзале, в толпе. Он мне указал того парня. Глазами указал, правильно! И все. Исчез. Больше я его не видел, клянусь вам!
Семенов тыльной стороной ладони вытер испарину со лба и откинулся на спинку стула.
– «Когда Иван был у вас последний раз, он не говорил, есть у него в городе еще знакомые?
– Нет, не говорил.
– Где они тогда собирались ночевать?
– В гостинице, насколько я помню.
«Да, так оно и было», – подумал Лобанов.
– А в первый свой приезд где он ночевал?
– У меня. Он тогда ничего не привез.
– Договаривался?
– Вот именно. Это… это, я вам скажу, страшный человек… Он может на все пойти… Ему человека убить, что плюнуть. Да, да…
Семенова всего трясло от страха, он расширенными глазами смотрел на Лобанова и никак не мог запахнуть халат дрожащими руками, пальцы не слушались его.
«Какая же ты мразь», – брезгливо подумал Лобанов.
– Вам уже нечего его бояться, – сказал он.
Разговор был окончен. Больше Семенов ничего не мог сообщить, даже если бы хотел. Так, по крайней мере показалось Лобанову, ибо, сам не замечая этого, он торопился, слишком торопился, и под конец этого трудного разговора думал уже совсем о другом.
Семенов, еле волоча Шлепанцы и придерживая худой рукой расходившиеся полы халата, вышел из комнаты. А спустя минуту вслед за ним вышел в коридор и Лобанов. «Надо все-таки ее повидать», – в который уже раз подумал он.
И сразу увидел Волошину. Она стояла невдалеке, около окна, и разговаривала с низеньким, полным человеком в очках и белом халате, из кармана которого высовывались резиновые трубочки стетоскопа.
Лобанов нерешительно двинулся в их сторону.
– Здравствуйте, Наталья Михайловна, – подходя, произнес он.
Волошина с улыбкой кивнула ему:
– Здравствуйте. Я сейчас освобожусь, одну минуточку.
– Ну, я пойду, коллега, – сказал человек в очках. – Мне надо еще проконсультировать у хирургов. А вы, – он поднял пухлый розовый палец, – обратите внимание на его кардиограмму. Она мне решительно не нравится. Полагаю, Евгений Васильевич напрасно самоуспокаивается.
– Конечно, Семен Яковлевич. Мне она тоже не нравится.
– Прекрасно. Мы будем с вами союзники, – галантно поклонился толстяк. – Это меня успокаивает.
«Чего он выламывается?» – неприязненно подумал Лобанов и тут же устыдился своих мыслей. «Только не будь уж окончательным болваном», – сказал он себе.
– Вы мне хотели что-то сказать? – спросила Волошина, когда ее собеседник удалился.
– Я… Я много хотел вам сказать, – неожиданно для самого себя сказал Лобанов.
Она рассмеялась:
– Много не удастся. Мне надо ехать в горздрав.
– Правда? Так я вас подвезу. Можно?
– О, это будет замечательно. Я уже опаздываю.
– Все. Я вас жду. Там, в саду.
– Да, да… Я сейчас.
Выйдя из больничного корпуса, Лобанов глубоко вздохнул и оглянулся. «Что же это такое? – растерянно подумал он. – Неужели она сейчас выйдет ко мне?» Он вдруг так заволновался, словно должно было произойти событие необычайное.
А когда Наташина фигурка в темном пальто с пушистым белым воротником и в белой вязаной шапочке появилась из двери, Лобанову показалось, что ничего прекраснее он не видел, он даже задохнулся от внезапной радости и несмело пошел навстречу.
В этот момент Наташа чуть поскользнулась, и тогда Лобанов осторожно взял ее под руку. Лобанов не узнавал самого себя: он не мог начать разговор.
– Вы все успели сделать? – спросила Наташа.
– Да. Конечно, – ответил Лобанов.
Если бы он знал, что самого главного вопроса он так Семенову и не задал, хотя, как показали дальнейшие события, задать его следовало непременно.
Черная, сверкающая «Волга» с двумя желтыми противотуманными фарами впереди и дополнительной штыревой антенной вылетела на улицу Горького и, сделав крутой разворот, стремительно понеслась вверх, к площади Пушкина, легко обгоняя двигавшийся в том же направлении поток машин.
Около площади Маяковского машина свернула вправо, на Садовое кольцо, которое москвичи называют так лишь по привычке, ибо давно уже не осталось там садов и бульваров, и само кольцо, укатанное асфальтом, превратилось в широкую скоростную транспортную магистраль с подземными тоннелями и виадуками.
Черная «Волга» птицей пролетела огромный виадук над Садово-Сухаревской, чуть притормозила, затертая другими машинами, возле Колхозной площади, а потом возле Лермонтовской,
– Никакой езды не стало, – досадливо проворчал молодой паренек-водитель.
– Погоди. То ли будет, когда «Жигули» пойдут и новый «Москвич», – усмехнулся Коршунов.
– Сергей Павлович, – наклонился к нему сидевший сзади Светлов, – уточнить бы приход поезда.
– Через три часа он должен быть в Рязани. А мы – через два с половиной. Так, что ли., Гена?
– Так точно, Сергей Павлович, – кивнул водитель, не отрывая напряженного взгляда от ветрового стекла. – Только бы из Москвы выскочить, долетим быстрее электрички.
– Гена-то не подведет, – заметил Светлов. – А вот поезд, шут его знает. С ним могут и напутать.
Коршунов поправил теплое мохеровое кашне, выбившееся из-под расстегнутого пальто, и сдвинул с потного лба пушистую меховую шапку.
– Ну и печка у тебя, – проворчал он и уже деловым тоном добавил: – Сейчас узнаем насчет поезда.
Он снял трубку радиотелефона, нажал на одну из клавиш и негромко спросил:
– Заробян?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83