Сергей не столько удивился, сколько встревожился, когда из камеры его повели на свидание с адвокатом. Что-то явно стряслось, ведь Осипов собирался сегодня весь день гулять и думать. Может, он протрепался Миле и приехал сообщить ему, что та уходит? Или показал жене письмо, адресованное Ларисе? Только не это! А может, что-то у Ларисы? Может, она не хочет с ним иметь ничего общего? А ведь прежде чем идти в ОБХСС, он к ней приехал, все рассказал и она обещала ждать…
– Привет, Сережа! – бодро поздоровался Вадим, как только охранник вышел за дверь. – А я кое-что придумал.
– Что с Милой? Как Лариса? – Мирский не слышал адвоката.
– А? Что? А, Мила?.. Нормально. Лариса – тоже. Все нормально. С женщинами у тебя вообще все нормально, – расплылся Вадим. Он был в очень хорошем настроении.
– Так что случилось?!
– Ничего. Кроме того, что тебе везет не только с женщинами, но и с адвокатом. – Вадим засмеялся и хлопнул Сергея по плечу. – Я такое нашел…
Следующие полчаса Мирский слушал. То хлопая себя по коленям, то вскакивая и начиная почти бегать по комнате. Однажды, забыв, что стул намертво привинчен к полу, попытался его схватить и повернуть, чтобы сесть верхом.
Настроение у обоих было такое, будто они делили самый крупный выигрыш в денежно-вещевой лотерее, выпавший на совместно купленный билет.
Шла третья неделя процесса. Вадим раньше не принимал участия в больших судебных делах, и потому втянуться в нудный, как расписание пригородной электрички, график было не так-то легко. Всегда и везде страдая от нехватки времени, сейчас он трудился изо дня в день размеренно, не торопясь. И в основном – головой, поскольку избранная им тактика не подразумевала активных действий с его стороны.
Косыгина явно не спешила, вела процесс, не подгоняя, подробно.
Лена ловко справлялась с ролью диспетчера, регулируя посещения суда то Милой, то Ларисой. После первых двух дней процесса Ларисе везло все больше и больше – Мила появлялась в зале не чаще двух раз в неделю. Три дня принадлежали Ларисе. Она, в отличие от Милы, приходила к десяти и всегда была уже в зале, когда конвой заводил Мирского, а уходила только после того, как Сергей, держа в сложенных за спиной руках тетради со своими записями, покидал зал суда под охраной троих хлюпеньких парнишек в Беликоватой им форме внутренних войск. Тогда «хозяйственников» охраняли почти символически, – они из зала суда не бегали. Некуда.
Косыгина за эти три недели возненавидела Осипова. Сидел, тупо вращая головой, что-то себе записывал. Практически никакой защиты не вел. Она-то ждала, памятуя слова мужа, что придется охлаждать пыл молодого наглеца, разгадывать его придумки, снимать наводящие вопросы, словом – бороться. А этот сидел и молчал. Если и задавал какой вопрос, то невпопад, а то и во вред клиенту.
И главное, что выводило Нину Петровну из себя, так это то, что Осипов, изучавший дело неделями, ежедневно по многу часов, дела так и не знал! Если ему надо было сослаться на какой-то документ, он долго копался в своих записях, пыхтел, заискивающе смотрел ей в глаза и мямлил:
– Простите, товарищ председательствующий, не могу найти номер тома и страницы.
Косыгина клокотала! Даже девчушка из городской прокуратуры, якобы поддерживающая обвинение, даже она знала дело лучше адвоката! Такого еще в практике Косыгиной не было.
А Мирского Нина Петровна жалела. Чисто по-человечески. Да и по-женски. Красавец мужик, неглупый, вежливый. Старательно задававший вовсе не наивные вопросы свидетелям и экспертам, приветливо, а не заискивающе, как другие, улыбавшийся ей по утрам, когда она, входя в зал, говорила: «Доброе утро, прошу садиться», – он ей нравился все больше.
«И надо же было, чтобы так ему не повезло. Вор у вора Дубинку украл! Клюнул на банальных мошенников. Облапошили они его элементарно! И жена – стерва, даже в суд ходит через пень-колоду, не то что другие – сидят как пришитые. После приговора наверняка разведется и заживет вольной пташкой. Хорошо, если передачи станет посылать. А то, бывает, и этого не делают. Да еще и адвокат этот, Осипов. Пользы от него ноль, одно только раздражение» – такие мысли крутились в голове Косыгиной каждый день, и незаметно для себя она начала искать аргументы в пользу Мирского.
Она сама пристрастно допрашивала свидетелей обвинения, экспертов, сделавших выводы о причастности Мирского к хищениям. Очень расстроилась, что все выводы экспертов подтверждались, – Мирский не только взял деньги из кассы на покупку талонов, но и немало наворовал, как и все торгаши, на «естественке» и «усушке-утруске». «А жаль», – подумалось судье.
Прошло еще две недели. Процесс шел медленнее, чем раньше, – кто-то из свидетелей не являлся в суд, приходилось откладывать дело на завтра.
Подошла очередь допроса главного свидетеля – судебного эксперта, проводившего комплексную бухгалтерско-товароведческую экспертизу. Именно на основе его выводов Мирскому и инкриминировалось хищение двадцати трех тысяч рублей.
Косыгина вошла в зал и не увидела на лице Мирского приветливой улыбки. Она привыкла к ней, можно сказать – ждала. Вообще, вчера вечером, готовя Леве ужин, она поймала себя на мысли, что такой мужчина, как Мирский… Нет, даже думать об этом недопустимо! И вот сегодня Мирский ей не улыбнулся. «Боится допроса эксперта», – решила Косыгина. От ее внимательного взгляда не ускользнуло и то обстоятельство, что ни на парапете загородки, отделявшей скамью подсудимых от зала, ни на скамейке рядом с Мирским не было его тетрадей.
Осипов тоже выглядел по-иному – еще глупее обычного. Даже вставая, когда Косыгина входила в зал, продолжал копаться в своих бумагах, пытаясь что-то найти. Жены Мирского в зале не было. Впрочем, она отсутствовала уже дней десять. Зато, как всегда, сидела на своем месте молодая женщина, приходившая только в дни, когда не было жены Мирского. Нина Петровна попросила как-то секретаря разузнать, кто эта дама.
Секретарша доложила:
– Говорит, родственница Осипова. При этом очень покраснела, – поделилась своим наблюдением секретарь.
«Наверное, – решила Косыгина, – любовница придурка адвоката. А дело он получил, поскольку, видно, его жена – родственница жены Мирского. Вот он свою любовницу при жене Мирского в суд и не таскает». Нина Петровна совсем распалилась: «Вместо того, чтобы защищать, думает о своих удовольствиях!»
Последнее время все, что делал Осипов, вызывало в судье страшное раздражение. И все больше и больше становилось жалко Мирского. «Ну ведь правда обидно, такой красивый мужик, и чтобы так не повезло и с женой, и с адвокатом!» – в очередной раз попеняла на судьбу Косыгина.
Как только Нина Петровна объявила начало процесса, Осипов встал и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196