Так семья Фортунь прожила долгие годы, заставив замолчать собственные сердца и души, пока, наконец, от продолжительного безмолвия они не позабыли все слова, выражающие истинные чувства и не превратились в чужаков, живущих под одной крышей, – с ними случилось то, что случается во многих семьях, населяющих этот огромный город.
Было уже почти три часа, когда я вернулся в лавку. Войдя, я поймал на себе полный сарказма взгляд Фермина, устремленный с высоты приставной лестницы, на которой он стоял, наводя блеск на собрание «Национальных эпизодов» славного дона Бенито.
– Да я просто не верю своим глазам! А мы-то уж думали, вы отправились в Америку на поиски лучшей жизни.
– Я задержался по дороге. А где отец?
– Раз уж вы не явились вовремя, он сам отправился разносить оставшиеся заказы. Он поручил передать вам, что сегодня вечером едет в Тиану оценивать частное собрание книг одной вдовы. Ваш отец из тех, кто сражает таких клиентов наповал без единого слова. Он сказал, чтобы вы его не ждали и сами закрыли лавку.
– Он сердится?
Фермин покачал головой, спускаясь с лестницы с кошачьей ловкостью.
– Разумеется, нет. Ваш отец просто святой. Кроме того, он был очень доволен, узнав, что вы обзавелись невестой.
– Что?
– Ну и плут же вы, так долго скрывали. И ведь что за девушка, слушайте, один ее взгляд способен парализовать уличное движение! И вся такая утонченная, воспитанная. Сразу видно, ходила в хорошую школу, хотя во взгляде есть что-то порочное… Знаете, если бы мое сердце не было похищено Бернардой… Да ведь я вам еще не рассказал о нашем ужине…Вы только послушайте, искры летели, искры… Будто в ночь Святого Хуана…
– Фермин, – оборвал его я. – О чем, черт возьми, вы тут говорите?
– О вашей невесте.
– Нет у меня никакой невесты, Фермин!
– Ладно, сейчас вы, молодежь, называете это по-другому, «герлфренд» или там…
– Фермин, можно еще раз и сначала? О чем вы? Фермин Ромеро де Торрес озадаченно посмотрел на меня, продолжая жестикулировать на сицилийский манер сложенными щепотью пальцами руки.
– Так вот. Сегодня вечером, час или полтора назад, к нам в лавку зашла юная особа и спросила вас. Ваш отец и ваш покорный слуга, мы оба при том присутствовали, и, отбросив все сомнения, я вас могу заверить, что девушка совсем не была похожа на привидение. Я могу вам описать даже ее запах: вроде лаванды, только более сладкий. Ну просто как свежеиспеченная сдобная булочка.
– Так значит, это булочка вам сказала, что она моя невеста?
– Ну, прямо не сказала, но улыбнулась как-то между прочим, словом, вы меня понимаете, и сказала, что ждет вас в пятницу вечером. Нам с вашим отцом все это показалось очевидным как дважды два.
– Беа… – прошептал я.
– Эрго: она существует! – обрадовался Фермин.
– Да, но она не моя невеста.
– Тогда не понимаю, чего вы ждете.
– Она – сестра Томаса Агилара.
– Вашего друга-изобретателя? Я кивнул.
– Тем более. Да будь она хоть сестра Хиля Роблеса, девушка – просто прелесть. Я бы на вашем месте не терялся.
– У Беа есть жених, младший лейтенант. Он сейчас на действительной службе.
Фермин с раздражением вздохнул:
– Значит, вот как, и тут эта армия, язва на теле общества, племенной редут обезьяньего братства. Тем лучше, потому что так вы сможете с чистой совестью наградить его орденом рогоносца.
– Да вы бредите, Фермин! Беа выйдет за него, когда он вернется.
Фермин хитро улыбнулся:
– Ну, это еще как посмотреть. Мне почему-то кажется, что она за него не выйдет.
– Вы-то откуда знаете?
– О женщинах и других мирских делах я знаю поболе вашего, уж вы поверьте. Как учит доктор Фрейд, женщина всегда желает прямо противоположное тому, о чем думает или говорит, и это, если хорошенько подумать, не так уж и страшно, ведь мужчина, как говорит Перогрульо, напротив, подчиняется только голосу плоти или желудка.
– Не морочьте мне голову вашими сентенциями, Фермин. Если хотите что-то сказать, говорите прямо и покороче.
– Ладно, подвожу итог всему вышесказанному: девочка выглядела вовсе не так, словно собирается выйти за этого вашего героя.
– Да что вы? И как же она выглядела?
Фермин пододвинулся ко мне с заговорщицким видом.
– Похоже, в ней есть нездоровое любопытство, – заключил он, загадочно поднимая бровь. – И заметьте, я говорю это как комплимент.
Фермин, как всегда, попал в самую точку. Побежденный, я попытался перебросить мяч на его сторону.
– Кстати, о нездоровом любопытстве, расскажите-ка мне о Бернарде. Удалось вам сорвать поцелуй?
– Обижаете, Даниель! Хочу напомнить: вы говорите с профессиональным соблазнителем, а что до поцелуев, так это оставим любителям и новичкам. Настоящую женщину нужно завоевывать постепенно. Это вопрос чистой психологии, как красивый финал в корриде.
– Значит, она оставила вас с носом.
– Фермина Ромеро де Торреса не оставит с носом даже сам Пиноккио. Дело в том, что мужчина, если вернуться к доктору Фрейду и выразиться фигурально, нагревается как лампочка: включили – докрасна, выключили – снова остыла. Женщина же, и это доказано наукой, нагревается как утюг, понимаете? На медленном огне, постепенно, как хорошая эскуделья. Но уж если нагрелась как следует, этот жар никто не остудит. Как домны Бискайи.
Термодинамические теории Фермина заставили меня призадуматься.
– Так вот что вы делаете с Бернардой? – спросил я его. – Нагреваете, как утюг на огне?
Фермин подмигнул:
– Эта женщина – как вулкан на грани извержения, она полна кипящей, как магма, страсти, но с сердцем святой, – сказал он, проводя языком по губам. – А чтобы провести еще одну параллель, скажу: она напоминает мне мою мулаточку из Гаваны, истово верующую сантеру. Но в глубине души я рыцарь, так что ситуацией не воспользовался и довольствовался целомудренным поцелуем в щечку. Видите ли, я никогда не тороплюсь. Всего лучшего на свете приходится ждать. Есть тут некоторые желторотые, уверенные, что если они положили руку женщине на задницу и она не возразила, то и дело в шляпе. Жалкие дилетанты. Сердце женщины – как лабиринт изысканных ощущений, бросающий вызов примитивному разуму прохвоста-мужчины. Если вы действительно желаете обладать женщиной, вы должны думать как она, и в первую очередь стараться покорить ее душу. Ну а все остальное, эта мягкая сладкая оболочка, лишающая нас рассудка и добродетели, приложится само собой.
Я встретил финал его речи торжественными аплодисментами:
– Да вы поэт, Фермин!
– Что вы, я сторонник Ортеги, и ко всему большой прагматик, потому что поэзия лжет, хотя и весьма красиво, а то, что говорю я, – чистая правда, простая как апельсин. Как говорил маэстро, покажите мне донжуана, я поскребу его хорошенько и перед нами окажется педик.
То, о чем веду речь я – это постоянное, непреходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Было уже почти три часа, когда я вернулся в лавку. Войдя, я поймал на себе полный сарказма взгляд Фермина, устремленный с высоты приставной лестницы, на которой он стоял, наводя блеск на собрание «Национальных эпизодов» славного дона Бенито.
– Да я просто не верю своим глазам! А мы-то уж думали, вы отправились в Америку на поиски лучшей жизни.
– Я задержался по дороге. А где отец?
– Раз уж вы не явились вовремя, он сам отправился разносить оставшиеся заказы. Он поручил передать вам, что сегодня вечером едет в Тиану оценивать частное собрание книг одной вдовы. Ваш отец из тех, кто сражает таких клиентов наповал без единого слова. Он сказал, чтобы вы его не ждали и сами закрыли лавку.
– Он сердится?
Фермин покачал головой, спускаясь с лестницы с кошачьей ловкостью.
– Разумеется, нет. Ваш отец просто святой. Кроме того, он был очень доволен, узнав, что вы обзавелись невестой.
– Что?
– Ну и плут же вы, так долго скрывали. И ведь что за девушка, слушайте, один ее взгляд способен парализовать уличное движение! И вся такая утонченная, воспитанная. Сразу видно, ходила в хорошую школу, хотя во взгляде есть что-то порочное… Знаете, если бы мое сердце не было похищено Бернардой… Да ведь я вам еще не рассказал о нашем ужине…Вы только послушайте, искры летели, искры… Будто в ночь Святого Хуана…
– Фермин, – оборвал его я. – О чем, черт возьми, вы тут говорите?
– О вашей невесте.
– Нет у меня никакой невесты, Фермин!
– Ладно, сейчас вы, молодежь, называете это по-другому, «герлфренд» или там…
– Фермин, можно еще раз и сначала? О чем вы? Фермин Ромеро де Торрес озадаченно посмотрел на меня, продолжая жестикулировать на сицилийский манер сложенными щепотью пальцами руки.
– Так вот. Сегодня вечером, час или полтора назад, к нам в лавку зашла юная особа и спросила вас. Ваш отец и ваш покорный слуга, мы оба при том присутствовали, и, отбросив все сомнения, я вас могу заверить, что девушка совсем не была похожа на привидение. Я могу вам описать даже ее запах: вроде лаванды, только более сладкий. Ну просто как свежеиспеченная сдобная булочка.
– Так значит, это булочка вам сказала, что она моя невеста?
– Ну, прямо не сказала, но улыбнулась как-то между прочим, словом, вы меня понимаете, и сказала, что ждет вас в пятницу вечером. Нам с вашим отцом все это показалось очевидным как дважды два.
– Беа… – прошептал я.
– Эрго: она существует! – обрадовался Фермин.
– Да, но она не моя невеста.
– Тогда не понимаю, чего вы ждете.
– Она – сестра Томаса Агилара.
– Вашего друга-изобретателя? Я кивнул.
– Тем более. Да будь она хоть сестра Хиля Роблеса, девушка – просто прелесть. Я бы на вашем месте не терялся.
– У Беа есть жених, младший лейтенант. Он сейчас на действительной службе.
Фермин с раздражением вздохнул:
– Значит, вот как, и тут эта армия, язва на теле общества, племенной редут обезьяньего братства. Тем лучше, потому что так вы сможете с чистой совестью наградить его орденом рогоносца.
– Да вы бредите, Фермин! Беа выйдет за него, когда он вернется.
Фермин хитро улыбнулся:
– Ну, это еще как посмотреть. Мне почему-то кажется, что она за него не выйдет.
– Вы-то откуда знаете?
– О женщинах и других мирских делах я знаю поболе вашего, уж вы поверьте. Как учит доктор Фрейд, женщина всегда желает прямо противоположное тому, о чем думает или говорит, и это, если хорошенько подумать, не так уж и страшно, ведь мужчина, как говорит Перогрульо, напротив, подчиняется только голосу плоти или желудка.
– Не морочьте мне голову вашими сентенциями, Фермин. Если хотите что-то сказать, говорите прямо и покороче.
– Ладно, подвожу итог всему вышесказанному: девочка выглядела вовсе не так, словно собирается выйти за этого вашего героя.
– Да что вы? И как же она выглядела?
Фермин пододвинулся ко мне с заговорщицким видом.
– Похоже, в ней есть нездоровое любопытство, – заключил он, загадочно поднимая бровь. – И заметьте, я говорю это как комплимент.
Фермин, как всегда, попал в самую точку. Побежденный, я попытался перебросить мяч на его сторону.
– Кстати, о нездоровом любопытстве, расскажите-ка мне о Бернарде. Удалось вам сорвать поцелуй?
– Обижаете, Даниель! Хочу напомнить: вы говорите с профессиональным соблазнителем, а что до поцелуев, так это оставим любителям и новичкам. Настоящую женщину нужно завоевывать постепенно. Это вопрос чистой психологии, как красивый финал в корриде.
– Значит, она оставила вас с носом.
– Фермина Ромеро де Торреса не оставит с носом даже сам Пиноккио. Дело в том, что мужчина, если вернуться к доктору Фрейду и выразиться фигурально, нагревается как лампочка: включили – докрасна, выключили – снова остыла. Женщина же, и это доказано наукой, нагревается как утюг, понимаете? На медленном огне, постепенно, как хорошая эскуделья. Но уж если нагрелась как следует, этот жар никто не остудит. Как домны Бискайи.
Термодинамические теории Фермина заставили меня призадуматься.
– Так вот что вы делаете с Бернардой? – спросил я его. – Нагреваете, как утюг на огне?
Фермин подмигнул:
– Эта женщина – как вулкан на грани извержения, она полна кипящей, как магма, страсти, но с сердцем святой, – сказал он, проводя языком по губам. – А чтобы провести еще одну параллель, скажу: она напоминает мне мою мулаточку из Гаваны, истово верующую сантеру. Но в глубине души я рыцарь, так что ситуацией не воспользовался и довольствовался целомудренным поцелуем в щечку. Видите ли, я никогда не тороплюсь. Всего лучшего на свете приходится ждать. Есть тут некоторые желторотые, уверенные, что если они положили руку женщине на задницу и она не возразила, то и дело в шляпе. Жалкие дилетанты. Сердце женщины – как лабиринт изысканных ощущений, бросающий вызов примитивному разуму прохвоста-мужчины. Если вы действительно желаете обладать женщиной, вы должны думать как она, и в первую очередь стараться покорить ее душу. Ну а все остальное, эта мягкая сладкая оболочка, лишающая нас рассудка и добродетели, приложится само собой.
Я встретил финал его речи торжественными аплодисментами:
– Да вы поэт, Фермин!
– Что вы, я сторонник Ортеги, и ко всему большой прагматик, потому что поэзия лжет, хотя и весьма красиво, а то, что говорю я, – чистая правда, простая как апельсин. Как говорил маэстро, покажите мне донжуана, я поскребу его хорошенько и перед нами окажется педик.
То, о чем веду речь я – это постоянное, непреходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133