– Так что разговаривайте со мной с надлежащим уважением, молодой человек, не то я устрою вам и вашему отцу такое, что мало не покажется, за то, что торгуете здесь разной большевистской дрянью. Я понятно выражаюсь?
Я попытался что-то ответить, но слова застряли у меня в горле.
– Значит так, меня сюда привело не только это жалкое подобие мужика. Рано или поздно, он все равно окажется в отделении, как и все его дружки, а там уж я с ним разберусь. У меня есть информация, что в вашем магазине работает один мазурик, неблагонадежная личность самого низкого пошиба.
– Я не понимаю, о ком вы говорите, инспектор. Фумеро вновь засмеялся своим лакейским и липким смешком старой сплетницы.
– Бог его знает, какое имя он взял себе сейчас. Несколько лет назад он назывался Вилфредо Камагуэй, мастер мамбо, и утверждал, что является экспертом колдовства Вуду, учителем танцев дона Хуана де Бурбона и любовником Маты Хари. Очень часто он присваивал себе имена послов, известных артистов и даже тореро. Мы в полиции уже со счета сбились.
– Сожалею, что не могу вам помочь, но я действительно не знаю никого по имени Вилфредо Камагуэй.
– Разумеется, не знаете. Но вы прекрасно понимаете, кого я имею в виду, не так ли?
– Нет, не понимаю.
Фумеро снова усмехнулся, и этот вынужденный манерный смех говорил о нем красноречивее любых слов:
– А вам нравится все усложнять, верно? Я пришел сюда как друг, чтобы предупредить: тот, кто пустит к себе в дом неблагонадежного, рискует сам обжечься, а вы обращаетесь со мной как с каким-то пройдохой.
– Очевидно, вы неверно меня поняли. Я очень благодарен вам за ваш визит и предупреждение, но я вас уверяю, что…
– Оставьте ваше дерьмо при себе. Да если бы у меня яйца зачесались, я врезал бы вам пару раз и закрыл бы к чертовой матери вашу лавочку. Но сегодня я добрый, так что делаю вам пока только предупреждение. С кем водиться – дело ваше. Раз вы предпочитаете воров и гомиков, значит, в вас самом есть что-то и от тех и от других. Что касается меня, то здесь все предельно ясно: либо вы со мной, либо против меня. Такова жизнь. Так на чем мы остановимся?
Я промолчал. Фумеро кивнул, вновь ухмыльнувшись:
– Прекрасно, Семпере. Вы сами так решили. Нехорошо мы с вами начинаем. Ну, если желаете проблем, вы их получите. Жизнь – она ведь не роман, понимаете? В жизни нужно решить, чью сторону принимаешь. А вы, вижу, свой выбор сделали: предпочитаете быть с ослами, которые вечно проигрывают, потому что ослы.
– Будьте так любезны, уходите.
Фумеро медленно направился к двери, улыбаясь своей многообещающей улыбкой:
– Мы еще увидимся. И скажите вашему другу, что инспектор Фумеро глаз с него не спустит. И передает ему большой привет.
Визит инспектора и его зловещие слова испортили мне вечер. Вначале я минут пятнадцать метался взад-вперед за прилавком, чувствуя, как желудок подкатывает к горлу, потом наконец решился закрыть лавку раньше времени и побрел по улице куда глаза глядят. У меня из головы не выходили намеки и угрозы этого полицейского мясника. Я спрашивал себя, должен ли я рассказать отцу и Фермину о визите инспектора, и отчетливо понимал, что именно в этом и состоял коварный план Фумеро: посеять сомнения, страх и неуверенность. Я не собирался ему подыгрывать. Но, с другой стороны, намеки на прошлое Фермина меня встревожили. Я устыдился самого себя, осознав, что на какой-то миг поверил полицейскому. Все как следует обдумав, я решил похоронить этот эпизод в отдаленном уголке своей памяти и не обращать внимания на слова Фумеро. Уже по дороге домой я поравнялся с часовой мастерской. Дон Федерико приветливо махнул рукой из-за прилавка, знаками приглашая меня войти. Часовщик был очень любезным и улыбчивым человеком, он никого никогда не забывал поздравить с праздником, и к нему в любой момент можно было обратиться с просьбой помочь в каком-либо затруднительном деле. Дон Федерико Флавиа мог найти выход даже из самых сложных ситуаций. У меня мороз прошел по коже при мысли о том, что он занесен в черный список инспектора Фумеро. Я понимал, что должен предупредить дона Федерико о грозящей ему опасности, но не представлял себе, как это сделать, не вмешиваясь в дела, находящиеся вне моей компетенции. Смущаясь как никогда, я зашел в мастерскую и улыбнулся ему.
– Как дела, Даниель? Ну и вид у тебя.
– День неважный, – сказал я. – А вы как поживаете, дон Федерико?
– Кручусь как обычно. Часы стали делать все хуже, вот и приходится работать круглые сутки. Если так пойдет и дальше, мне понадобится помощник. Мое предложение не заинтересует, например, твоего друга-изобретателя? У него наверняка талант к такого рода делам.
Мне не составило особого труда представить реакцию отца Томаса Агилара на перспективу работы его сына в мастерской дона Федерико, имеющего в квартале вполне определенную репутацию.
– Я спрошу его об этом.
– Кстати, Даниель, у меня здесь будильник, который мне принес твой отец две недели назад. Не знаю, что он с ним сделал, но будет гораздо выгоднее купить новый, чем пытаться чинить этот.
Я вспомнил, что иногда душными летними ночами отец перебирался спать на балкон.
– Он упал у него с балкона на улицу, – сказал я.
– Мне тоже так показалось. Спроси отца, какой он хочет, у меня есть «Радиант» по вполне приемлемой цене. Слушай, если хочешь, возьми будильник домой и покажи. Если понравится, хорошо, а если нет – принесешь обратно.
– Большое спасибо, дон Федерико. Часовщик упаковал будильник.
– Высокие технологии, – пояснил он, довольный, – Кстати, мне очень понравилась книга, которую мне продал Фермин, роман Грэма Грина. Этот ваш Фермин – просто кладезь знаний, отличный помощник.
Я кивнул:
– Да, у него настоящий талант.
– Я заметил, что Фермин никогда не носит часов. Передай, пусть заглянет ко мне, я ему что-нибудь подберу.
– Так и сделаю. Спасибо, дон Федерико. Передавая мне будильник, часовщик внимательно посмотрел на меня, вопросительно вздернув брови.
– Ты уверен, что все в порядке, Даниель? Всего лишь плохой день и ничего больше?
Я вновь кивнул, стараясь улыбаться:
– Все в порядке, дон Федерико. Берегите себя.
– И ты тоже, Даниель.
Вернувшись домой, я увидел, что отец уснул на софе, уронив газету на грудь. Поставив на стол будильник и подложив под него записку: «Дон Федерико просил передать, что старый придется выбросить», я потихоньку проскользнул в свою комнату. Вытянувшись в темноте на постели, я быстро заснул, не переставая думать об инспекторе, Фермине и часовщике. Когда я проснулся, было уже два часа ночи. Выглянув из своей комнаты, я увидел, что отец с новым будильником удалился в свою комнату. В квартире было темно, и мир вокруг показался мне еще более мрачным и зловещим, чем накануне вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133