– Во-первых, надо убедиться, что вы не ошибаетесь и за нами действительно следит полиция. Сейчас мы беззаботно прогуляемся по окрестностям, дойдем до «Четырех котов», поглядим, идет ли за нами этот тип. Но отцу – ни слова, а то у него камни в почках образуются на нервной почве.
– И что мне ему говорить? У него уже давно сердце не на месте.
– Что идете за семечками или сахарной пудрой для десерта.
– А почему следует непременно идти в «Четыре кота»?
– Потому что там лучшие бутерброды со свиной колбасой в радиусе пяти километров, и надо же нам где-то поговорить. Не цепляйтесь за каждое слово, Даниель, делайте, что я вам сказал.
Я с радостью взялся бы за любое дело, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, а потому повиновался и, предупредив отца, что вернусь к ужину, через пару минут был уже на улице. Фермин ждал на углу Пуэрта-дель-Анхель, он при моем приближении повел бровями, давая мне понять, чтобы я не останавливался.
– За нами хвост, метрах в двадцати. Не оборачивайтесь.
– Это тот же?
– Не думаю, разве что он от влажности сел, как рубаха при стирке. Чисто воробушек. У него спортивная газета шестидневной давности. Фумеро явно набирает себе учеников из интерната для умственно отсталых.
В «Четырех котах» наш провожатый сел в нескольких метрах, притворяясь, будто в энный раз перечитывает репортажи о матчах чемпионата первой лиги за прошлую неделю, и косился на нас каждые двадцать секунд.
– Бедняга, как он взмок, – покачал головой Фермин. – А вы, Даниель, что-то загрустили. Поговорили с малышкой?
– Подошел ее отец.
– И у вас получился дружеский сердечный разговор?
– Скорее, монолог.
– Понятно. Папой, значит, вы его еще не называете?
– Он собирается вытрясти из меня душу к чертовой матери, прямо так и сказал.
– Должно быть, просто фигура речи.
В этот момент к нам подошел официант, и Фермин заказал еды на целый полк, потирая руки в предвкушении.
– Даниель, вы-то что-нибудь будете?
Я отказался. Официант вернулся с двумя подносами закусок, бутербродов и пива разных сортов. Фермин сунул ему крупную купюру и сказал, что сдачи не надо.
– Видите вон там, за столиком у окна, типа в костюме говорящего сверчка из сказки про Пиноккио, который нырнул в газету, будто хочет надеть ее себе на голову?
Официант с заговорщическим видом кивнул.
– Сделайте одолжение, скажите этому господину, что инспектор Фумеро приказывает ему лично явиться ipso facto на рынок Бокерия, купить на двадцать дуро вареного гороха и немедленно доставить в полицейское управление (при необходимости на такси), в противном случае инспектор лично оторвет ему яйца и заставит сожрать из них яичницу. Вам повторить?
– Не надо. Вареный горох или яичница. Фермин дал ему еще денег.
– Благослови вас Господь.
Официант уважительно поклонился и направился к столику нашего преследователя. Выслушав приказ, агент полиции изменился в лице, секунд пятнадцать боролся сам с собой и наконец галопом вылетел на улицу. Фермин даже глазом не моргнул. В другое время я бы насладился этой историей, но в тот вечер мог думать только о Беа.
– Даниель, спуститесь на землю, надо поговорить. Завтра вы пойдете к Нурии Монфорт, как договаривались.
– И что я ей скажу?
– Уж найдете. Следуйте мудрому плану сеньора Барсело: выложите ей, что раскрыли ее коварную ложь. И о Караксе, и о том, что ее мнимый супруг Микель Молинер вовсе не в тюрьме, как она говорила. Еще скажете, что догадались, что именно она забирала корреспонденцию со старого адреса семьи Фортунь-Каракс с помощью абонентского ящика несуществующей адвокатской конторы… Наговорите всего, чтобы земля загорелась у нее под ногами. Побольше мелодраматичности, побольше библейской патетики. А потом эффектно уходите, оставив ее ненадолго вариться в собственном соку.
– А вы тем временем…
– А я тем временем приготовлюсь следовать за ней по пятам с использованием последних достижений искусства маскировки.
– Фермин, это не сработает.
– Опять вы мне не верите. Кстати, чего такого наговорил вам отец той девушки, что вы так выглядите? Угрожал? Не обращайте внимания. Так что сказал этот одержимый?
Неожиданно для себя я ответил:
– Правду.
– Правду святого великомученика Даниеля?
– Ну и смейтесь сколько влезет. Я заслужил.
– Я не смеюсь, Даниель. Мне неприятно видеть вас в состоянии самобичевания. Вам уже впору на себя вериги надеть. Ничего ужасного вы не совершили, жизнь и так довольно жестокая штука, не стоит усугублять и становиться Торквемадой для самого себя.
– У вас есть опыт в таких делах? Фермин пожал плечами.
– Вы никогда не рассказывали мне, как столкнулись с Фумеро впервые.
– Хотите историю с моралью в конце?
– Только если вам хочется ее рассказать. Фермин одним глотком осушил бокал вина.
– Аминь, – сказал он самому себе. – Все, что я могу поведать о Фумеро, – это vox populi. Первый раз я услышал о нем, когда будущий инспектор был террористом-убийцей на службе у Иберийской федерации анархистов. Репутация у него была отменная, поскольку ни страха, ни угрызений совести он не ведал. Ему достаточно было знать только имя, чтобы прикончить человека выстрелом в лицо средь бела дня на улице. Подобные таланты высоко ценятся в смутные времена. У него также не было ни веры, ни убеждений; он служил очередному делу ровно до тех пор, пока это дело служило ему очередной ступенькой на карьерной лестнице. Людишек такого рода полно на свете, но не у всех талант Фумеро. От анархистов он переметнулся к коммунистам, а там и до фашистов рукой подать. Он шпионил, продавал информацию обеим воюющим сторонам и у всех брал деньги. Еще тогда я взял его на заметку, в те времена я работал на Женералитат. Иногда меня принимали за уродливого брата Компаньса, чем я ужасно гордился.
– Чем вы занимались?
– Всем понемногу. В современных сериалах это называется шпионажем, но на войне все шпионы. Частью моей работы было следить за такими, как Фумеро. Подобные типы опаснее всего, они – как гадюки, бесцветные, бездушные. Стоит начаться войне, они вылезают изо всех щелей, а в мирное время носят маски. Но их много. Тысячи. В конце концов я понял его игру. Пожалуй, слишком поздно. Барселона пала в считанные дни, и все перевернулось, как омлет на сковородке: я стал преступником в розыске, а мои начальники попрятались, как крысы. Кстати, Фумеро уже возглавлял операцию по «зачистке». Эта очистительная стрельба шла и на улицах, и в замке Монтжуик. Меня взяли в порту, где я пытался греческим грузовым судном отправить во Францию нескольких своих генералов, привезли в Монтжуик и заперли на двое суток в камере без света, воды и воздуха. Первый свет, который я увидел после этого, был пламенем паяльной лампы. Фумеро вместе с каким-то типом, который говорил только по-немецки, подвесили меня вниз головой, и немец поджег на мне одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133