Может, мне стоит пойти учиться на юриста?
Еду по бульвару Сан-Висенте, замечаю кафе «Стар-бакс» и понимаю, что мне необходимо выпить кофе. Захожу и теряю дар речи: за прилавком стоит знакомая девушка.
— Рейчел, что ты здесь делаешь?
— Ничего особенного. Похоже, Виктория не хочет, чтобы я вернулась.
— Но почему же именно «Старбакс» ?
— А что здесь плохого? Я люблю людей. Вчера, например, готовила фрапуччино для Белицио Эль Торо.
Мне хочется поправить ее, но решаю не делать этого.
— И Дени Де Вито заходил несколько дней назад. Господи, я еще со времен фильма «Такси» знала, что он маленький, но в жизни его рост немного шокирует. Интересно, может, он лилипут? — тараторит Рейчел. — А еще заходил один парень-еврей и держался так, будто все ему противно, хотя он делает это не специально, у него такое лицо.
— Гэри Шэндлинг. — Угадать было совсем несложно.
— Правильно, именно он. С ним была молоденькая девушка, она говорила с британским акцентом и все время умоляла его признаться ей в любви.
— А он?
— Нет, я не слышала, чтобы он сказал это.
— Я бы выпил кофе с пенкой, — говорю я.
— Хороший выбор. Одну минуту!
— Ты ничего не слышала о Виктории?
— Нет, — отвечает она слишком быстро, — я ничего не слышала о Виктории. А ты?
— Я слышал, что с сериалом снова возникли проблемы. Телекомпания не в восторге от того, что героиня страдает неизвестным заболеванием. Они считают, что зрители не так мудры, чтобы вынести такое количество неопределенности.
— Не могу не согласиться, — неохотно произносит Рейчел, и я замечаю странное выражение на ее лице.
— Что-то случилось? — спрашиваю я.
— Ничего, — отворачивается она. — А что могло случиться?
Теперь я понимаю: она что-то скрывает, какую-то информацию о Виктории.
— В телекомпании все очень расстроены, — пытаюсь я найти разгадку на ее лице. — Но Виктория проявляет завидное упрямство, отвергает все три болезни, которые ей предложили.
— Какие же?
— Рак, ботулизм и СПИД.
— Ничего себе, они все ужасны!
Беру кофе и делаю глоток, по-прежнему размышляя о причинах ее подавленности.
— Это лучший кофе, который я пил в жизни, — одобряю я.
— Хочешь знать, в чем секрет?
— Конечно.
— Меньше воды. Все просто, правда? Нужно, чтобы кофе был restreto. Это итальянское слово. Означает «узкий» или «ограниченный». Знаешь, от кого я это узнала?
— От кого же?
— От Паваротти.
— Лучано Паваротти?
— Да, — хвалится Рейчел. — Он ехал на машине во Флориду и остановился выпить кофе в «Стар-бакс» в Шугарленде.
Не знаю, верить ли ее рассказу. Рейчел часто напоминает мне героя одного популярного фильма, но никак не могу вспомнить, какого именно. Замечаю на прилавке сценарий.
— Что это? — спрашиваю я.
— Мой сценарий.
— Твой? А я и не знал, что ты пишешь.
— Именно поэтому я сюда и приехала.
Неприятно, что она так говорит. Каждый дурак думает, что может писать. В Гильдии сценаристов Америки состоит десять тысяч человек, и девяносто процентов из них постоянно сидят без работы. Самое странное, что этим людям порой удается продать свои творения. А на место каждого члена гильдии претендует уже около десяти новых писателей. Вот и посчитайте.
— О чем твой сценарий?
— Да так, ничего особенного. Это история взросления в Шутарленде, штат Техас.
Теперь мне по-настоящему ее жаль. Я знаю, что у каждого писателя в нижнем ящике стола обязательно есть необычная, откровенная и странная история о жизни подростка на Лонг-Айленде или в другом месте, где он пережил период взросления. И похоже, никто из них не понимает, что окружающим нет никакого дела до их первого поцелуя, не говоря уже об ужасном падении из домика на дереве. Люди хотят развлекаться.
— Здорово, — говорю я и замираю в ожидании взрыва в желудке. Но ничего не происходит. Я вдруг сознаю, что не выпил ни одной таблетки антацида с того момента, как положил заявление на стол Джонни. — Кто-нибудь уже читал его?
— Только в Школе кино и телевидения при Калифорнийском университете.
«Этот и семнадцать тысяч других сценариев», — думаю я. Ничего не могу с собой поделать. Иногда у меня бывают негативные мысли, но это результат работы в нашем бизнесе.
— И он им понравился?
— Похоже, — спокойно сообщает она. — Я принята.
— Тебя приняли?! — кричу я. Она растерянно молчит, а мне досадно, что в моем голосе прозвучало такое удивление. С тем же успехом я мог бы назвать ее идиоткой. — Это замечательно!
— Спасибо, — улыбается она.
— А можно, я его почитаю? — спрашиваю я. Не знаю, правда, зачем, ведь я ухожу из этого грязного бизнеса. Но видимо, от старых привычек тяжело отказаться.
— Конечно. Возьми эту копию. Я перечитываю его, пытаюсь что-то исправить, но делала это так много раз, что, похоже, все уже бессмысленно.
Я благодарю ее, забираю сценарий и ухожу. Только позже, уже дома, вспоминаю, что не заплатил за кофе.
МИКАЭЛА
Бонни Адаме пригласила меня на вечеринку в отель «Беверли-Хиллз».
— Очень важно, чтобы ты пришла, — сказала она. И добавила: — Между прочим, вчера за завтраком я рассказала о тебе Барри!
Значит, с фильмом Барри Левинсона еще не все потеряно. Даже не верится! Как и в то, что Бонни сама мне позвонила. Об отношениях в Голливуде говорят так: здесь люди не едят друг друга, а всего лишь не перезванивают. И я с этим согласна. Ведь Бонни понадобилось так много времени, чтобы позвонить мне.
Подъезжаю к отелю, служащий дает мне квитанцию и забирает машину. Я уже направляюсь в холл, когда слышу, что кто-то зовет меня по имени — моему настоящему имени.
— Сильви?
Я тут же начинаю нервничать. Господи, прошу тебя, только не это! Поворачиваюсь и вижу, что ко мне приближается Эрни Финкльштейн.
— Я знал, что это ты.
— Но я так изменилась! — Стараюсь, чтобы в голосе не было паники. — Как ты меня узнал?
— Твой отец дал мне фотографию из твоего портфолио, — смеется он. — Ты выглядишь превосходно! — Ну естественно. А вот Эрни совсем не изменился с того момента, как был ребенком, за исключением костюма от Хьюго Босса и туфель от Бруно Магли. И это не комплимент. Он приближается улыбаясь. Замечаю, что, к счастью, Эрни серьезно занимался зубами! А еще обращаю внимание на его глаза: темные и волнующие. Странно, что не видела их раньше.
— Ты теперь Микаэла, да?
— Да.
— Я звонил тебе…
— Я была очень занята, Эрни.
— Пожалуйста, не надо ничего объяснять. Я перестал тебе звонить по единственной причине: мне стало казаться, что я тебя преследую. Конечно, мне по-прежнему хочется набрать твой номер, но сейчас это случается не чаще тридцати или сорока раз в день.
Он улыбается. Думаю, он шутит, и улыбаюсь в ответ.
— Эрни, дело не в тебе, я серьезно.
— Да я и не обижаюсь.
— Ладно, — бросаю я взгляд на часы, — у меня встреча с продюсером, и я уже опаздываю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Еду по бульвару Сан-Висенте, замечаю кафе «Стар-бакс» и понимаю, что мне необходимо выпить кофе. Захожу и теряю дар речи: за прилавком стоит знакомая девушка.
— Рейчел, что ты здесь делаешь?
— Ничего особенного. Похоже, Виктория не хочет, чтобы я вернулась.
— Но почему же именно «Старбакс» ?
— А что здесь плохого? Я люблю людей. Вчера, например, готовила фрапуччино для Белицио Эль Торо.
Мне хочется поправить ее, но решаю не делать этого.
— И Дени Де Вито заходил несколько дней назад. Господи, я еще со времен фильма «Такси» знала, что он маленький, но в жизни его рост немного шокирует. Интересно, может, он лилипут? — тараторит Рейчел. — А еще заходил один парень-еврей и держался так, будто все ему противно, хотя он делает это не специально, у него такое лицо.
— Гэри Шэндлинг. — Угадать было совсем несложно.
— Правильно, именно он. С ним была молоденькая девушка, она говорила с британским акцентом и все время умоляла его признаться ей в любви.
— А он?
— Нет, я не слышала, чтобы он сказал это.
— Я бы выпил кофе с пенкой, — говорю я.
— Хороший выбор. Одну минуту!
— Ты ничего не слышала о Виктории?
— Нет, — отвечает она слишком быстро, — я ничего не слышала о Виктории. А ты?
— Я слышал, что с сериалом снова возникли проблемы. Телекомпания не в восторге от того, что героиня страдает неизвестным заболеванием. Они считают, что зрители не так мудры, чтобы вынести такое количество неопределенности.
— Не могу не согласиться, — неохотно произносит Рейчел, и я замечаю странное выражение на ее лице.
— Что-то случилось? — спрашиваю я.
— Ничего, — отворачивается она. — А что могло случиться?
Теперь я понимаю: она что-то скрывает, какую-то информацию о Виктории.
— В телекомпании все очень расстроены, — пытаюсь я найти разгадку на ее лице. — Но Виктория проявляет завидное упрямство, отвергает все три болезни, которые ей предложили.
— Какие же?
— Рак, ботулизм и СПИД.
— Ничего себе, они все ужасны!
Беру кофе и делаю глоток, по-прежнему размышляя о причинах ее подавленности.
— Это лучший кофе, который я пил в жизни, — одобряю я.
— Хочешь знать, в чем секрет?
— Конечно.
— Меньше воды. Все просто, правда? Нужно, чтобы кофе был restreto. Это итальянское слово. Означает «узкий» или «ограниченный». Знаешь, от кого я это узнала?
— От кого же?
— От Паваротти.
— Лучано Паваротти?
— Да, — хвалится Рейчел. — Он ехал на машине во Флориду и остановился выпить кофе в «Стар-бакс» в Шугарленде.
Не знаю, верить ли ее рассказу. Рейчел часто напоминает мне героя одного популярного фильма, но никак не могу вспомнить, какого именно. Замечаю на прилавке сценарий.
— Что это? — спрашиваю я.
— Мой сценарий.
— Твой? А я и не знал, что ты пишешь.
— Именно поэтому я сюда и приехала.
Неприятно, что она так говорит. Каждый дурак думает, что может писать. В Гильдии сценаристов Америки состоит десять тысяч человек, и девяносто процентов из них постоянно сидят без работы. Самое странное, что этим людям порой удается продать свои творения. А на место каждого члена гильдии претендует уже около десяти новых писателей. Вот и посчитайте.
— О чем твой сценарий?
— Да так, ничего особенного. Это история взросления в Шутарленде, штат Техас.
Теперь мне по-настоящему ее жаль. Я знаю, что у каждого писателя в нижнем ящике стола обязательно есть необычная, откровенная и странная история о жизни подростка на Лонг-Айленде или в другом месте, где он пережил период взросления. И похоже, никто из них не понимает, что окружающим нет никакого дела до их первого поцелуя, не говоря уже об ужасном падении из домика на дереве. Люди хотят развлекаться.
— Здорово, — говорю я и замираю в ожидании взрыва в желудке. Но ничего не происходит. Я вдруг сознаю, что не выпил ни одной таблетки антацида с того момента, как положил заявление на стол Джонни. — Кто-нибудь уже читал его?
— Только в Школе кино и телевидения при Калифорнийском университете.
«Этот и семнадцать тысяч других сценариев», — думаю я. Ничего не могу с собой поделать. Иногда у меня бывают негативные мысли, но это результат работы в нашем бизнесе.
— И он им понравился?
— Похоже, — спокойно сообщает она. — Я принята.
— Тебя приняли?! — кричу я. Она растерянно молчит, а мне досадно, что в моем голосе прозвучало такое удивление. С тем же успехом я мог бы назвать ее идиоткой. — Это замечательно!
— Спасибо, — улыбается она.
— А можно, я его почитаю? — спрашиваю я. Не знаю, правда, зачем, ведь я ухожу из этого грязного бизнеса. Но видимо, от старых привычек тяжело отказаться.
— Конечно. Возьми эту копию. Я перечитываю его, пытаюсь что-то исправить, но делала это так много раз, что, похоже, все уже бессмысленно.
Я благодарю ее, забираю сценарий и ухожу. Только позже, уже дома, вспоминаю, что не заплатил за кофе.
МИКАЭЛА
Бонни Адаме пригласила меня на вечеринку в отель «Беверли-Хиллз».
— Очень важно, чтобы ты пришла, — сказала она. И добавила: — Между прочим, вчера за завтраком я рассказала о тебе Барри!
Значит, с фильмом Барри Левинсона еще не все потеряно. Даже не верится! Как и в то, что Бонни сама мне позвонила. Об отношениях в Голливуде говорят так: здесь люди не едят друг друга, а всего лишь не перезванивают. И я с этим согласна. Ведь Бонни понадобилось так много времени, чтобы позвонить мне.
Подъезжаю к отелю, служащий дает мне квитанцию и забирает машину. Я уже направляюсь в холл, когда слышу, что кто-то зовет меня по имени — моему настоящему имени.
— Сильви?
Я тут же начинаю нервничать. Господи, прошу тебя, только не это! Поворачиваюсь и вижу, что ко мне приближается Эрни Финкльштейн.
— Я знал, что это ты.
— Но я так изменилась! — Стараюсь, чтобы в голосе не было паники. — Как ты меня узнал?
— Твой отец дал мне фотографию из твоего портфолио, — смеется он. — Ты выглядишь превосходно! — Ну естественно. А вот Эрни совсем не изменился с того момента, как был ребенком, за исключением костюма от Хьюго Босса и туфель от Бруно Магли. И это не комплимент. Он приближается улыбаясь. Замечаю, что, к счастью, Эрни серьезно занимался зубами! А еще обращаю внимание на его глаза: темные и волнующие. Странно, что не видела их раньше.
— Ты теперь Микаэла, да?
— Да.
— Я звонил тебе…
— Я была очень занята, Эрни.
— Пожалуйста, не надо ничего объяснять. Я перестал тебе звонить по единственной причине: мне стало казаться, что я тебя преследую. Конечно, мне по-прежнему хочется набрать твой номер, но сейчас это случается не чаще тридцати или сорока раз в день.
Он улыбается. Думаю, он шутит, и улыбаюсь в ответ.
— Эрни, дело не в тебе, я серьезно.
— Да я и не обижаюсь.
— Ладно, — бросаю я взгляд на часы, — у меня встреча с продюсером, и я уже опаздываю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81