Ты это имеешь в виду?
Они смотрели друг на друга, вспоминая тот незабываемый восторг, который они пережили в те часы.
– Тогда, когда ты мне сказала, что любишь меня? – тихо и нежно добавил он.
– Тогда, когда был зачат Рафаэль, – согласилась Софья.
Она чувствовала, почти зримо ощущала мощный поток чувств, связывающий ее с этим человеком, отцом их сына. Ощущал ли он что-то подобное? Она пыталась разглядеть это в его глазах. Они внимательно смотрели на нее, но она не могла понять, что в них было. Мог он знать о ее чувствах, в состоянии ли он чувствовать, что она по-прежнему его любит? Нет, это было бы слишком быстро, слишком просто. За эти годы многое произошло.
– Ты отверг меня в тот самый момент, когда было положено начало жизни Рафаэля, – повторила она. – И еще раз, когда я пришла сюда, во дворец, несколькими днями позже. Я пыталась встретиться с тобой. Я стучала во все ворота, я знала, что ты здесь и мог меня слышать, но ты не впустил меня.
Он кивнул, не сводя с нее глаз.
– Я слышал тебя. Я был в Патио де лос Наранхос.
– Тогда не спрашивай меня, почему я ничего не говорила тебе о Рафаэле. Я не могла поступить иначе, из-за боязни, что он тоже скажется отверженным.
– Я могу понять, что ты могла поступить так тогда, но сейчас, когда ты приехала с ним сюда… Если бы ты только знала, что я к нему чувствовал. Но не укради этот цыган Рафаэля, я бы до сих пор не знал, что он мой сын. Ведь ты же мне об этом никогда бы не сказала, я прав? – Он шагнул к ней. Она подумала было, что он собирается ее обнять, но он не обнял ее, а потребовал дальнейших объяснений и признаний. – Это так? Ты согласна?
– Да.
– Почему? Почему? Ты не имела права так поступать. Это мой сын. Также, как и твой.
– Нет. Когда ты сидел здесь, в этой своей самодельной тюрьме, он не мог быть твоим сыном. Тебе нужно было вновь увидеть и понять, что такое солнечный свет, Роберт. Вот тогда бы ты мог стать достойным своего сына, Рафаэля.
– Но ты привезла его сюда, – сказал он. – К чему"; Ты же все равно собиралась отрицать мои права на него как отца?
– Я всегда хотела привезти его сюда. У меня не было желания лишать его законного наследства. Война заставила меня действовать быстрее, поторопиться.
Плечи Роберта опустились, он медленно отвернулся и стал смотреть куда-то в сторону. Софья ощутила, что контакт между ними ослаб, потом и вовсе исчез, не успев по-настоящему установиться. Роберт поправился, но исцелен полностью не был. Его еще не хватало на то, чтобы вновь обрести ее любовь.
Он снова смотрел на грязную улицу и на завесу дождя за окном.
– Теперь это уже не имеет большого значения. – Начал он размышлять вслух. – Что я могу ему дать? Дворец, землю, виноградники и ни одного реала, чтобы вернуть их к жизни? Я хотел тебе сказать, что надежды на Херес слабые. И в будущем я просветов не вижу.
Роберт облокотился о стену, скрестив на груди руки и рассказал ей о том, что он видел в Хересе.
– Так что в основном новости не из приятных, – закончил он. – Вчера я написал Лиаму длинное письмо, но особых надежд с ним не связываю. Даже если мне удастся каким-то чудом его убедить, и он все же признает во мне своего брата, это еще очень немного. Я слышал, что в Англии ситуация очень трудная. Это говорит о том, что у Лиама не достанет денег на импорт вина, а у подданных его величества короля Англии – на приобретение замечательного хереса. Молодой Федерико в состоянии изготовить божественный нектар, но даже если все боги сойдут с Олимпа разом, все равно охотников на него будет немного.
Она смотрела на него с чувством растущего восхищения. Когда он так говорил, это был прежний идальго со своей логикой, иронией и умением охватить сложную обстановку целиком. Когда он перешел к изложению нового способа приготовления вина Федерико, она едва сдержала улыбку. Столько в его рассказе было юмора и красочности в описании вкуса этого «молока». Ей показалось, что она ощутила вкус нового хереса.
– «Хересское молочко». – А мне нравится, Роберт. Это правда, прекрасное название вина. И идея перевозить его в бутылках – великолепная.
– Может быть. Но что она может принести, если положение вещей не изменится?
– Оно изменится, – доверительно сказала Софья. – Если нам удастся продержаться, то Веллингтон изменит обстановку.
Он негромко рассмеялся.
– Ты еще по-прежнему рассчитываешь на нашего великолепного англичанина? На этого полубога? Хотя, может, ты и права, и он приготовит чудо из чудес. – Роберт прошелся к полкам и снял с них несколько книг. – Ну а мне, тем временем, не мешало бы взглянуть, какую прибыль мы можем извлечь с наших имений и разных других мест. Может быть, и сумеем как-то продержаться. Не стоило бы сдаваться сейчас.
Софья направилась к двери, но остановилась и вновь посмотрела на него. Во всем, что касалось его, она сдаваться не собиралась. Она будет работать, и ждать и в один прекрасный день все станет на месте. Когда-нибудь он полюбит ее так, как любит его она.
Позже, в своей комнате, она вспомнила про тот узелок, который дал ей Чичи. Он вылетел у нее совсем из головы.
Софья сохранила юбку, в которой она была в Триане. Грязная, в пятнах, кое-где разорванная она, тем не менее, стала символом ее примирения с табором, символом конца бесконечной, иссушающей ее ненависти к Пако, символом отмщения, победы и спасения ее сына. Она ее никогда не выбросит, ни за что.
Софья расправила ее и стала обшаривать карманы. Наконец она нашла, что искала. Все оставалось в том же самом виде, в котором она забрала это у Чичи. Софья развязала узелок из старой косынки и посмотрела на то, что лежало у нее сейчас на ладони. Это была серьга в виде золотой, свернувшейся в маленький клубок, змейки с крохотным рубином на кончике языка. И серьга эта, до сих пор, была вместе с ухом Пако.
18
На пятый день после вызволения Рафаэля дождь прекратился. К ночи небо прояснилось, взошла луна, а крупные звезды сияли ярким голубовато-белым светом, как бриллианты. Мальчик спал спокойно, а вот Софья нет. Ее донимали дурные сны, в которых присутствовали неосуществленные надежды и противоречивые желания. Не спокойно на душе по ночам было и у Роберта. Он часто просыпался и размышлял о своем сыне, его матери, о своей семье, которая по прихоти судьбы оказалась от него очень далеко, чуть ли не в другой галактике.
Часы, в примыкавшем к спальне пассаже, пробили четыре часа. Устав от бесконечных размышлений, Роберт откинул покрывало и встал с кровати. Он направился к балкону и, распахнув двери, вышел наружу. Первым его ощущением был холод – резкий, необычный. Такой он помнил еще со времен Лондона, лет одиннадцать назад. В подтверждение резкого похолодания Роберт заметил и иней, который покрывал каменный парапет балкона, стволы деревьев и кусты, которые росли в патио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Они смотрели друг на друга, вспоминая тот незабываемый восторг, который они пережили в те часы.
– Тогда, когда ты мне сказала, что любишь меня? – тихо и нежно добавил он.
– Тогда, когда был зачат Рафаэль, – согласилась Софья.
Она чувствовала, почти зримо ощущала мощный поток чувств, связывающий ее с этим человеком, отцом их сына. Ощущал ли он что-то подобное? Она пыталась разглядеть это в его глазах. Они внимательно смотрели на нее, но она не могла понять, что в них было. Мог он знать о ее чувствах, в состоянии ли он чувствовать, что она по-прежнему его любит? Нет, это было бы слишком быстро, слишком просто. За эти годы многое произошло.
– Ты отверг меня в тот самый момент, когда было положено начало жизни Рафаэля, – повторила она. – И еще раз, когда я пришла сюда, во дворец, несколькими днями позже. Я пыталась встретиться с тобой. Я стучала во все ворота, я знала, что ты здесь и мог меня слышать, но ты не впустил меня.
Он кивнул, не сводя с нее глаз.
– Я слышал тебя. Я был в Патио де лос Наранхос.
– Тогда не спрашивай меня, почему я ничего не говорила тебе о Рафаэле. Я не могла поступить иначе, из-за боязни, что он тоже скажется отверженным.
– Я могу понять, что ты могла поступить так тогда, но сейчас, когда ты приехала с ним сюда… Если бы ты только знала, что я к нему чувствовал. Но не укради этот цыган Рафаэля, я бы до сих пор не знал, что он мой сын. Ведь ты же мне об этом никогда бы не сказала, я прав? – Он шагнул к ней. Она подумала было, что он собирается ее обнять, но он не обнял ее, а потребовал дальнейших объяснений и признаний. – Это так? Ты согласна?
– Да.
– Почему? Почему? Ты не имела права так поступать. Это мой сын. Также, как и твой.
– Нет. Когда ты сидел здесь, в этой своей самодельной тюрьме, он не мог быть твоим сыном. Тебе нужно было вновь увидеть и понять, что такое солнечный свет, Роберт. Вот тогда бы ты мог стать достойным своего сына, Рафаэля.
– Но ты привезла его сюда, – сказал он. – К чему"; Ты же все равно собиралась отрицать мои права на него как отца?
– Я всегда хотела привезти его сюда. У меня не было желания лишать его законного наследства. Война заставила меня действовать быстрее, поторопиться.
Плечи Роберта опустились, он медленно отвернулся и стал смотреть куда-то в сторону. Софья ощутила, что контакт между ними ослаб, потом и вовсе исчез, не успев по-настоящему установиться. Роберт поправился, но исцелен полностью не был. Его еще не хватало на то, чтобы вновь обрести ее любовь.
Он снова смотрел на грязную улицу и на завесу дождя за окном.
– Теперь это уже не имеет большого значения. – Начал он размышлять вслух. – Что я могу ему дать? Дворец, землю, виноградники и ни одного реала, чтобы вернуть их к жизни? Я хотел тебе сказать, что надежды на Херес слабые. И в будущем я просветов не вижу.
Роберт облокотился о стену, скрестив на груди руки и рассказал ей о том, что он видел в Хересе.
– Так что в основном новости не из приятных, – закончил он. – Вчера я написал Лиаму длинное письмо, но особых надежд с ним не связываю. Даже если мне удастся каким-то чудом его убедить, и он все же признает во мне своего брата, это еще очень немного. Я слышал, что в Англии ситуация очень трудная. Это говорит о том, что у Лиама не достанет денег на импорт вина, а у подданных его величества короля Англии – на приобретение замечательного хереса. Молодой Федерико в состоянии изготовить божественный нектар, но даже если все боги сойдут с Олимпа разом, все равно охотников на него будет немного.
Она смотрела на него с чувством растущего восхищения. Когда он так говорил, это был прежний идальго со своей логикой, иронией и умением охватить сложную обстановку целиком. Когда он перешел к изложению нового способа приготовления вина Федерико, она едва сдержала улыбку. Столько в его рассказе было юмора и красочности в описании вкуса этого «молока». Ей показалось, что она ощутила вкус нового хереса.
– «Хересское молочко». – А мне нравится, Роберт. Это правда, прекрасное название вина. И идея перевозить его в бутылках – великолепная.
– Может быть. Но что она может принести, если положение вещей не изменится?
– Оно изменится, – доверительно сказала Софья. – Если нам удастся продержаться, то Веллингтон изменит обстановку.
Он негромко рассмеялся.
– Ты еще по-прежнему рассчитываешь на нашего великолепного англичанина? На этого полубога? Хотя, может, ты и права, и он приготовит чудо из чудес. – Роберт прошелся к полкам и снял с них несколько книг. – Ну а мне, тем временем, не мешало бы взглянуть, какую прибыль мы можем извлечь с наших имений и разных других мест. Может быть, и сумеем как-то продержаться. Не стоило бы сдаваться сейчас.
Софья направилась к двери, но остановилась и вновь посмотрела на него. Во всем, что касалось его, она сдаваться не собиралась. Она будет работать, и ждать и в один прекрасный день все станет на месте. Когда-нибудь он полюбит ее так, как любит его она.
Позже, в своей комнате, она вспомнила про тот узелок, который дал ей Чичи. Он вылетел у нее совсем из головы.
Софья сохранила юбку, в которой она была в Триане. Грязная, в пятнах, кое-где разорванная она, тем не менее, стала символом ее примирения с табором, символом конца бесконечной, иссушающей ее ненависти к Пако, символом отмщения, победы и спасения ее сына. Она ее никогда не выбросит, ни за что.
Софья расправила ее и стала обшаривать карманы. Наконец она нашла, что искала. Все оставалось в том же самом виде, в котором она забрала это у Чичи. Софья развязала узелок из старой косынки и посмотрела на то, что лежало у нее сейчас на ладони. Это была серьга в виде золотой, свернувшейся в маленький клубок, змейки с крохотным рубином на кончике языка. И серьга эта, до сих пор, была вместе с ухом Пако.
18
На пятый день после вызволения Рафаэля дождь прекратился. К ночи небо прояснилось, взошла луна, а крупные звезды сияли ярким голубовато-белым светом, как бриллианты. Мальчик спал спокойно, а вот Софья нет. Ее донимали дурные сны, в которых присутствовали неосуществленные надежды и противоречивые желания. Не спокойно на душе по ночам было и у Роберта. Он часто просыпался и размышлял о своем сыне, его матери, о своей семье, которая по прихоти судьбы оказалась от него очень далеко, чуть ли не в другой галактике.
Часы, в примыкавшем к спальне пассаже, пробили четыре часа. Устав от бесконечных размышлений, Роберт откинул покрывало и встал с кровати. Он направился к балкону и, распахнув двери, вышел наружу. Первым его ощущением был холод – резкий, необычный. Такой он помнил еще со времен Лондона, лет одиннадцать назад. В подтверждение резкого похолодания Роберт заметил и иней, который покрывал каменный парапет балкона, стволы деревьев и кусты, которые росли в патио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123