Ведь все подано так, что Лиаму ничего не остается, как чувствовать себя польщенным от оказываемой ему чести. И он не ошибся, Лиам с невесть откуда взявшимся энтузиазмом принялся с отцом обсуждать планы на ближайшее будущее.
– Осуществить это мы должны без всякой драматизации событий, – продолжал Бенджамин: – Роберт вернется в Кордову и, как можно быстрее, возьмет в свои руки бразды правления, которые, без сомнения, уже в руках Пабло Луиса. Мне кажется, что этот горбун только и ждет, чтобы кто-нибудь взял их у него.
– И если он заупрямится, то неизбежно проиграет, – тихо добавил Роберт. – Если бы он согласился сотрудничать, это было бы наиболее пристойное решение проблемы.
– Ну, знаешь, пристойное или не очень – роли не играет, – возразил отец. – Делай так, как мы решили. Пусть он с тобой потягается, этот одержимый быками идиот. А помощь ты сможешь найти там, откуда ее и не ждешь. – Бенджамин смотрел на Роберта в упор, его взгляд был тверд… Через минуту, как бы расслабившись, он произнес: – Я даже, грешным делом, забыл сейчас о том, что не сидел сложа руки все эти двадцать шесть лет… Ну, а теперь, Лиам, я тебя больше не задерживаю. Через час в Адмиралтействе совещание, на котором, я полагаю, тебя будут ждать.
– Еще корабли? – поинтересовался Роберт, как только Лиам удалился.
– Да, – ответил отец.
– Ты уже распространялся на тему стремления к власти, – Роберту не терпелось продолжить с отцом беседу.
– Да… Власть это всегда борьба. Но людям, командующим битвами, война никогда не идет на пользу. Они всегда лишь кулаки, приводимые в движение силами более высокого порядка. Кстати, мне из надежного источника стало известно, что наш новый премьер-министр собирается потребовать мира, заключить с Наполеоном своего рода соглашение. Мне кажется, это придумано не им самим, а Питтом, поэтому он и ушел и обходными маневрами усадил в свое кресло Эддингтона. Так ведь проще: кто же поверит человеку, который во всю глотку призывал нацию к войне, а теперь также громко станет призывать к миру.
– Возблагодарит Бог любого, кто за это возьмется. Если у него это получится, то мы снова сможем начать отправку вина морем, – воодушевился Роберт.
Бенджамин кивнул.
– Сможем. Но, независимо от того, идет война или все живут в мире, наша роль должна состоять в том, чтобы иметь возможность контролировать расходы тех, кто финансирует армию и флот… Вот это настоящая власть, сынок. Именно поэтому ты завтра отправишься на континент. – Произнеся это, Бенджамин выставил на крышку письменного стола небольшую шкатулку. – У меня для тебя кое-что имеется. Взгляни-ка вот на это.
Роберт открыл шкатулку. На синем вельвете лежал старинный медальон, довольно большой – сантиметров восемь в длину и около пяти в ширину. Он рассмотрел его и поинтересовался:
– Тебе не кажется, что эта надпись сделана на древнееврейском языке?
– Да, я знаю, что ты не сможешь прочесть эти слова, но о чем говорится догадываешься?
– Нет, я не могу сказать, – Роберт взглянул на отца.
Тот улыбался.
– Боже мой, я же знаю что это, – пробормотал Роберт. – Этот медальон лежал вместе с распиской! Я же читал об этом. Его предъявили вместе с распиской, чтобы убедиться в том, что она не фальшивая. Феликс Руэс передал этот медальон Мигелю Антонио в 1575 году.
– Да, я тоже так полагаю. А вот что Рамон Мендоза привез с собой в Англию именно этот медальон, мне известно доподлинно. С тех пор и возникла традиция, согласно которой он переходит от отца к сыну. И теперь он перейдет от меня к тебе.
Скорее всего, к старшему сыну. Теперь Роберт понимал, почему отец не стал демонстрировать свою приверженность традиции в присутствии Лиама. Он взвесил медальон на руке.
– Ты можешь мне сказать, что на нем написано?
– Это строчка из одного псалма: «Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя ». Легенда дома Мендоза говорит о том, что эту строчку сделали девизом семьи, когда она из-за репрессий в Кордове вынуждена была бежать в Танжер. На воротах своего дома в Африке глава семейства вырезал эти слова. Сделано это было для того, чтобы напоминать своим детям, что их Иерусалимом была и остается Кордова, их единственная настоящая родина.
– Седьмой век? Невероятно, – прошептал Роберт. – Невероятно!
– Я думаю, что так и было. История дома говорит и о том, что один из поздних Мендоза оказал финансовую помощь маврам, которые напали на Испанию… Он сделал это, естественно, ради того, чтобы вновь укрепиться в Кордове.
– Неужели это все правда?
Бенджамин пожал плечами.
– Ты имеешь в виду эти легенды? Не знаю. Но, независимо от того, правда это или нет, мы должны это знать. Никогда не забывай, Роберт, о том, что ты прочел в «Истории Рамона», ни того, что ты знаешь об Англии. Тебе потребуется хитрость. Все не будет таким простым и легким, как я объяснил Лиаму. Но ты победишь, и дом Мендоза станет еще богаче и влиятельнее, чем когда-либо.
Плыть пришлось теми же окольными путями, что и в первый раз. Виной всему была все еще продолжавшаяся блокада французов. Ночь была туманной и холодной.
Роберт находился на палубе голландского двухмачтового китобойного судна. Защищаясь от холода, он притулился к бухтам сметанных буксирных тросов.
Судно должно было доставить его в Роттердам, откуда его путь в Испанию лежал по суше, либо в экипаже, либо верхом, в зависимости от обстоятельств. Роберт не питал иллюзий относительно своего путешествия и готовился к тому, что трудности будут его преследовать на протяжении всего пути. Деревянное суденышко плавно, как игрушечное, скользило по волнам. Китов на палубе не было, но весь корабль от киля до клотика провонял китовым жиром.
Голландец, капитан корабля, был угрюмым и немногословным, как и его команда, но этот моряк, как никто другой, подходил для выполнения этого поручения. Несколько лет назад он служил на судах, принадлежащих Мендоза и совершал регулярные рейсы между Саутгемптоном и Кадисом. Именно тогда он и выучил английский, став еще одним звеном в цепочке контактов, которые обеспечивали бесперебойное функционирование империи Мендоза. Когда голландец пожелал заиметь собственное дело, Бенджамин Мендоза одолжил ему денег на покупку первого китобойного судна. Моряк вернул долг, заплатив проценты и в течение пяти лет отчислял Мендозе часть прибыли, приносимой китобойным промыслом. Но даже теперь он чувствовал себя обязанным Мендозе. Он подошел к своему пассажиру.
– У вас все в порядке, мистер Роберт?
– Все отлично, капитан Грауманн.
– Прекрасно. Вот что я вам принес. – Капитан подал ему железную кружку. Роберт попробовал – это оказался ром.
– Спасибо, это очень кстати.
– Не стану отвлекать вас от ваших мыслей. Мы прибываем с восходом солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
– Осуществить это мы должны без всякой драматизации событий, – продолжал Бенджамин: – Роберт вернется в Кордову и, как можно быстрее, возьмет в свои руки бразды правления, которые, без сомнения, уже в руках Пабло Луиса. Мне кажется, что этот горбун только и ждет, чтобы кто-нибудь взял их у него.
– И если он заупрямится, то неизбежно проиграет, – тихо добавил Роберт. – Если бы он согласился сотрудничать, это было бы наиболее пристойное решение проблемы.
– Ну, знаешь, пристойное или не очень – роли не играет, – возразил отец. – Делай так, как мы решили. Пусть он с тобой потягается, этот одержимый быками идиот. А помощь ты сможешь найти там, откуда ее и не ждешь. – Бенджамин смотрел на Роберта в упор, его взгляд был тверд… Через минуту, как бы расслабившись, он произнес: – Я даже, грешным делом, забыл сейчас о том, что не сидел сложа руки все эти двадцать шесть лет… Ну, а теперь, Лиам, я тебя больше не задерживаю. Через час в Адмиралтействе совещание, на котором, я полагаю, тебя будут ждать.
– Еще корабли? – поинтересовался Роберт, как только Лиам удалился.
– Да, – ответил отец.
– Ты уже распространялся на тему стремления к власти, – Роберту не терпелось продолжить с отцом беседу.
– Да… Власть это всегда борьба. Но людям, командующим битвами, война никогда не идет на пользу. Они всегда лишь кулаки, приводимые в движение силами более высокого порядка. Кстати, мне из надежного источника стало известно, что наш новый премьер-министр собирается потребовать мира, заключить с Наполеоном своего рода соглашение. Мне кажется, это придумано не им самим, а Питтом, поэтому он и ушел и обходными маневрами усадил в свое кресло Эддингтона. Так ведь проще: кто же поверит человеку, который во всю глотку призывал нацию к войне, а теперь также громко станет призывать к миру.
– Возблагодарит Бог любого, кто за это возьмется. Если у него это получится, то мы снова сможем начать отправку вина морем, – воодушевился Роберт.
Бенджамин кивнул.
– Сможем. Но, независимо от того, идет война или все живут в мире, наша роль должна состоять в том, чтобы иметь возможность контролировать расходы тех, кто финансирует армию и флот… Вот это настоящая власть, сынок. Именно поэтому ты завтра отправишься на континент. – Произнеся это, Бенджамин выставил на крышку письменного стола небольшую шкатулку. – У меня для тебя кое-что имеется. Взгляни-ка вот на это.
Роберт открыл шкатулку. На синем вельвете лежал старинный медальон, довольно большой – сантиметров восемь в длину и около пяти в ширину. Он рассмотрел его и поинтересовался:
– Тебе не кажется, что эта надпись сделана на древнееврейском языке?
– Да, я знаю, что ты не сможешь прочесть эти слова, но о чем говорится догадываешься?
– Нет, я не могу сказать, – Роберт взглянул на отца.
Тот улыбался.
– Боже мой, я же знаю что это, – пробормотал Роберт. – Этот медальон лежал вместе с распиской! Я же читал об этом. Его предъявили вместе с распиской, чтобы убедиться в том, что она не фальшивая. Феликс Руэс передал этот медальон Мигелю Антонио в 1575 году.
– Да, я тоже так полагаю. А вот что Рамон Мендоза привез с собой в Англию именно этот медальон, мне известно доподлинно. С тех пор и возникла традиция, согласно которой он переходит от отца к сыну. И теперь он перейдет от меня к тебе.
Скорее всего, к старшему сыну. Теперь Роберт понимал, почему отец не стал демонстрировать свою приверженность традиции в присутствии Лиама. Он взвесил медальон на руке.
– Ты можешь мне сказать, что на нем написано?
– Это строчка из одного псалма: «Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя ». Легенда дома Мендоза говорит о том, что эту строчку сделали девизом семьи, когда она из-за репрессий в Кордове вынуждена была бежать в Танжер. На воротах своего дома в Африке глава семейства вырезал эти слова. Сделано это было для того, чтобы напоминать своим детям, что их Иерусалимом была и остается Кордова, их единственная настоящая родина.
– Седьмой век? Невероятно, – прошептал Роберт. – Невероятно!
– Я думаю, что так и было. История дома говорит и о том, что один из поздних Мендоза оказал финансовую помощь маврам, которые напали на Испанию… Он сделал это, естественно, ради того, чтобы вновь укрепиться в Кордове.
– Неужели это все правда?
Бенджамин пожал плечами.
– Ты имеешь в виду эти легенды? Не знаю. Но, независимо от того, правда это или нет, мы должны это знать. Никогда не забывай, Роберт, о том, что ты прочел в «Истории Рамона», ни того, что ты знаешь об Англии. Тебе потребуется хитрость. Все не будет таким простым и легким, как я объяснил Лиаму. Но ты победишь, и дом Мендоза станет еще богаче и влиятельнее, чем когда-либо.
Плыть пришлось теми же окольными путями, что и в первый раз. Виной всему была все еще продолжавшаяся блокада французов. Ночь была туманной и холодной.
Роберт находился на палубе голландского двухмачтового китобойного судна. Защищаясь от холода, он притулился к бухтам сметанных буксирных тросов.
Судно должно было доставить его в Роттердам, откуда его путь в Испанию лежал по суше, либо в экипаже, либо верхом, в зависимости от обстоятельств. Роберт не питал иллюзий относительно своего путешествия и готовился к тому, что трудности будут его преследовать на протяжении всего пути. Деревянное суденышко плавно, как игрушечное, скользило по волнам. Китов на палубе не было, но весь корабль от киля до клотика провонял китовым жиром.
Голландец, капитан корабля, был угрюмым и немногословным, как и его команда, но этот моряк, как никто другой, подходил для выполнения этого поручения. Несколько лет назад он служил на судах, принадлежащих Мендоза и совершал регулярные рейсы между Саутгемптоном и Кадисом. Именно тогда он и выучил английский, став еще одним звеном в цепочке контактов, которые обеспечивали бесперебойное функционирование империи Мендоза. Когда голландец пожелал заиметь собственное дело, Бенджамин Мендоза одолжил ему денег на покупку первого китобойного судна. Моряк вернул долг, заплатив проценты и в течение пяти лет отчислял Мендозе часть прибыли, приносимой китобойным промыслом. Но даже теперь он чувствовал себя обязанным Мендозе. Он подошел к своему пассажиру.
– У вас все в порядке, мистер Роберт?
– Все отлично, капитан Грауманн.
– Прекрасно. Вот что я вам принес. – Капитан подал ему железную кружку. Роберт попробовал – это оказался ром.
– Спасибо, это очень кстати.
– Не стану отвлекать вас от ваших мыслей. Мы прибываем с восходом солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123