Ни тогда, когда он впервые увидел свою дочь, а это произошло на третий день после появления девочки на свет, ни через две недели в день возвращения Софьи с дочкой в его пещеру. Уже в эту ночь Пако, отпихнув ребенка от матери, взгромоздился на жену. Во время этого мучительного акта он непрерывно бормотал как заклинание: «Роди мне сына, чужачка-колдунья, сына, сына…» Софья еще не оправилась от родов и с каждым его толчком ее пронзала острая боль. Ей стоило великого труда сдержаться, чтобы не закричать. Софья стиснула зубы и крепко зажмурила глаза не позволяя сорваться крику с ее губ… Ведь рядом, за тонкой занавеской спала родня Пако. Вряд ли они одобрили бы эту крикунью, жену Пако. Софья до крови искусала свои руки лишь бы не закричать. Наконец он затих. Через секунду до нее донесся его противный храп. Софья лежала без сил. В ее широко открытых глазах застыло выражение отвращения и безысходности… Значит так будет всегда. До тех пор, пока кто-нибудь из них не умрет, Пако будет спать здесь, рядом с нею. Каждую ночь ей в ноздри будет ударять смрад его тела и он, если соизволит, будет распоряжаться ее телом в свое похотливое, животное удовольствие.
Единственным облегчением для Софьи стали те несколько недель, до и после родов, которые она провела с Фантой в пещере Зокали. Но Фанта была уже немолодой женщиной. Не могла же она жить вечно? – А что тогда? Терезита ее не примет – Софья знала это наверняка. Где ей рожать следующего ребенка? И у кого? Кто ей будет так хорошо, как Фанта, помогать? Кто перережет пуповину? А что с ней сделает Пако, если она и во второй раз родит ему девочку? Как ей выжить в этом омуте ненависти и боли? Софья ощутила слезы на щеках.
Начала попискивать Сара, очевидно проголодалась. Молока у матери Сары было предостаточно, несмотря на все волнения и переживания. Софья потянулась к дочери и дала ей грудь. Девочка безмятежно зачмокала. На Софью опять снизошло чувство радости. Она обретала душевное спокойствие, успокаивая своего ребенка.
Наступило Рождество Христово. Во всех пещерах Трианы, в самой Севилье да и во всей Испании праздновали появление на свет младенца Христа. Праздник продолжался до шестого января. Все христиане отмечали этот праздник поклонением пастухов в Вифлееме.
Согласно закону цыган женщина оставалась нечистой в течение шести недель после разрешения от бремени. Если она приближалась к любой беременной женщине до истечения этих шести недель, считалось, что та родит ребенка в угоду демону. Поэтому Пако и остальные цыгане отправились на празднество, а Софья с дочерью, которой к этому дню исполнился месяц, остались в пещере.
Были времена, когда Софья не переносила одиночества. Теперь же она радовалась каждой минуте, проведенной без мужа и его родни. Она очень любила оставаться с девочкой: что-то ей напевать, говорить, ухаживать за ней. Саре песни матери нравились. Когда Софья пела о радостях горьковато-сладкой осени, ребенок одаривал Софью улыбкой своего младенческого беззубого ротика.
Софья тихонько сопела от удовольствия, прижимая к себе девочку одной рукой, а другой подкидывая в огонь куски засохшего навоза. До них доносились шум и гам празднества: смех, музыка, радостные голоса детей, и Сара, ее Сара тоже вырастет счастливой. Она, Софья, уж как-нибудь об атом позаботится.
Пако уже не раз заводил разговор о том, как они отправятся странствовать, лишь только наступит весна. Зачем и для чего им это нелегкое путешествие, он не говорил, но Софья и сама знала – чтобы она снова пела на постоялых дворах. В прошлом году Пако ее пение принесло много денег. Именно поэтому этот хитрый цыган отказывался брать с собой кого-нибудь еще. Он не желал, чтобы остальные прознали о том, что он промышляет музыкой, этой неотъемлемой частью души цыгана или же о том, какой у Софьи голос и как можно на нем заработать. Софья была уверена, что выкуп, выплаченный им Зокали, Пако уже вернул себе. Ладно, решила Софья, если он будет плохо обходиться с Сарой, то я откажусь петь. И пусть меня избивает до полусмерти, я и рта не раскрою. Она ничего не будет делать для него, если это будет не на пользу девочке. Подобный план действий сформировался в ее голове за последние несколько недель, она считала его необходимым и осуществимым.
– Чего расселась?! И зубы еще скалит, ведьма! Ты ненормальная. Я всегда знал, что моя жена сумасшедшая.
Пако сегодня явно перепил, он едва держался на ногах. Чтобы стоять более-менее прямо, он привалился к стене. Софья встала и отнесла ребенка в маленькую деревянную колыбель, стоявшую у печи.
– Садись. Я дам тебе поесть. Пусть еда хоть чуть-чуть впитает вино. – Пако развалился за еле стоявшим, расшатанным столом. Она подала ему рис и лук, но есть, судя по всему, он не собирался.
– Что ты на меня уставилась? – он отодвинул миску от себя. – Ты меня сглазишь, я знаю.
– Не говори глупостей. С чего бы мне тебя сглазить? Ты ведь мне муж.
– Да, да! Правильно, чужачка, ведьма. Я твой муж! – Он с большим трудом поднялся на ноги, но его качнуло и всей своей тяжестью он рухнул на стол, который перевернулся и миска с рисом покатилась по полу. От шума и треска проснулась и закричала девочка. Софья бросилась к ребенку, но Пако удержал ее. – Оставь ее в покое… Эту маленькую ведьму. Иди сюда, я хочу тебя.
– Подожди, – шептала Софья. – Я ее накормлю, это недолго, она заснет и…
Он не обращая внимания на ее слова, схватил ее за руку и потащил в угол, к тюфяку.
– Подожди, – умоляла Софья. – Подожди минуту, пока я…
Она не успела договорить – Пако с размаху ударил ее в лицо. Софья ощутила вкус крови во рту и… внезапную ярость.
– Хватит! – закричала она. – Оставь меня в покое, дьявол. Я тебя предупреждаю, что никогда больше не буду петь! Ни реала больше на мне не заработаешь, если ты не оставишь меня и мою дочь в покое!
Девочка заливалась во все горло. Это еще больше его распаляло а то, что Софья ему перечила, взбесило окончательно.
– Сука, шлюха! Я тебе покажу, как вести себя со мной!
Пако забыл даже про тюфяк. Он швырнул Софью на голый, грязный пол и плюхнулся на нее. Софья сопротивлялась, отбивалась и не столько за себя, ничего бы с нею не случилось, пережила бы и это, как не раз уже было, сколько из-за дочери… Она так кричала. Этот крик мог свести мать с ума. Сара звала мать, а это чудовище, этот зверь не давал подойти к дочери.
Она, что было сил молотила кулаками по спине Пако, по его груди, но все было бесполезно. Даже в дымину пьяный, утративший способность контролировать свои движения, лишенный ловкости и силы, он умудрялся удерживать ее бедра в нужном ему положении и пытался, как она ни противилась, овладеть ею. Свою злобу Пако вымещал в рычании, бессловесном, как у зверя. Вдруг он отпустил ее и поднялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Единственным облегчением для Софьи стали те несколько недель, до и после родов, которые она провела с Фантой в пещере Зокали. Но Фанта была уже немолодой женщиной. Не могла же она жить вечно? – А что тогда? Терезита ее не примет – Софья знала это наверняка. Где ей рожать следующего ребенка? И у кого? Кто ей будет так хорошо, как Фанта, помогать? Кто перережет пуповину? А что с ней сделает Пако, если она и во второй раз родит ему девочку? Как ей выжить в этом омуте ненависти и боли? Софья ощутила слезы на щеках.
Начала попискивать Сара, очевидно проголодалась. Молока у матери Сары было предостаточно, несмотря на все волнения и переживания. Софья потянулась к дочери и дала ей грудь. Девочка безмятежно зачмокала. На Софью опять снизошло чувство радости. Она обретала душевное спокойствие, успокаивая своего ребенка.
Наступило Рождество Христово. Во всех пещерах Трианы, в самой Севилье да и во всей Испании праздновали появление на свет младенца Христа. Праздник продолжался до шестого января. Все христиане отмечали этот праздник поклонением пастухов в Вифлееме.
Согласно закону цыган женщина оставалась нечистой в течение шести недель после разрешения от бремени. Если она приближалась к любой беременной женщине до истечения этих шести недель, считалось, что та родит ребенка в угоду демону. Поэтому Пако и остальные цыгане отправились на празднество, а Софья с дочерью, которой к этому дню исполнился месяц, остались в пещере.
Были времена, когда Софья не переносила одиночества. Теперь же она радовалась каждой минуте, проведенной без мужа и его родни. Она очень любила оставаться с девочкой: что-то ей напевать, говорить, ухаживать за ней. Саре песни матери нравились. Когда Софья пела о радостях горьковато-сладкой осени, ребенок одаривал Софью улыбкой своего младенческого беззубого ротика.
Софья тихонько сопела от удовольствия, прижимая к себе девочку одной рукой, а другой подкидывая в огонь куски засохшего навоза. До них доносились шум и гам празднества: смех, музыка, радостные голоса детей, и Сара, ее Сара тоже вырастет счастливой. Она, Софья, уж как-нибудь об атом позаботится.
Пако уже не раз заводил разговор о том, как они отправятся странствовать, лишь только наступит весна. Зачем и для чего им это нелегкое путешествие, он не говорил, но Софья и сама знала – чтобы она снова пела на постоялых дворах. В прошлом году Пако ее пение принесло много денег. Именно поэтому этот хитрый цыган отказывался брать с собой кого-нибудь еще. Он не желал, чтобы остальные прознали о том, что он промышляет музыкой, этой неотъемлемой частью души цыгана или же о том, какой у Софьи голос и как можно на нем заработать. Софья была уверена, что выкуп, выплаченный им Зокали, Пако уже вернул себе. Ладно, решила Софья, если он будет плохо обходиться с Сарой, то я откажусь петь. И пусть меня избивает до полусмерти, я и рта не раскрою. Она ничего не будет делать для него, если это будет не на пользу девочке. Подобный план действий сформировался в ее голове за последние несколько недель, она считала его необходимым и осуществимым.
– Чего расселась?! И зубы еще скалит, ведьма! Ты ненормальная. Я всегда знал, что моя жена сумасшедшая.
Пако сегодня явно перепил, он едва держался на ногах. Чтобы стоять более-менее прямо, он привалился к стене. Софья встала и отнесла ребенка в маленькую деревянную колыбель, стоявшую у печи.
– Садись. Я дам тебе поесть. Пусть еда хоть чуть-чуть впитает вино. – Пако развалился за еле стоявшим, расшатанным столом. Она подала ему рис и лук, но есть, судя по всему, он не собирался.
– Что ты на меня уставилась? – он отодвинул миску от себя. – Ты меня сглазишь, я знаю.
– Не говори глупостей. С чего бы мне тебя сглазить? Ты ведь мне муж.
– Да, да! Правильно, чужачка, ведьма. Я твой муж! – Он с большим трудом поднялся на ноги, но его качнуло и всей своей тяжестью он рухнул на стол, который перевернулся и миска с рисом покатилась по полу. От шума и треска проснулась и закричала девочка. Софья бросилась к ребенку, но Пако удержал ее. – Оставь ее в покое… Эту маленькую ведьму. Иди сюда, я хочу тебя.
– Подожди, – шептала Софья. – Я ее накормлю, это недолго, она заснет и…
Он не обращая внимания на ее слова, схватил ее за руку и потащил в угол, к тюфяку.
– Подожди, – умоляла Софья. – Подожди минуту, пока я…
Она не успела договорить – Пако с размаху ударил ее в лицо. Софья ощутила вкус крови во рту и… внезапную ярость.
– Хватит! – закричала она. – Оставь меня в покое, дьявол. Я тебя предупреждаю, что никогда больше не буду петь! Ни реала больше на мне не заработаешь, если ты не оставишь меня и мою дочь в покое!
Девочка заливалась во все горло. Это еще больше его распаляло а то, что Софья ему перечила, взбесило окончательно.
– Сука, шлюха! Я тебе покажу, как вести себя со мной!
Пако забыл даже про тюфяк. Он швырнул Софью на голый, грязный пол и плюхнулся на нее. Софья сопротивлялась, отбивалась и не столько за себя, ничего бы с нею не случилось, пережила бы и это, как не раз уже было, сколько из-за дочери… Она так кричала. Этот крик мог свести мать с ума. Сара звала мать, а это чудовище, этот зверь не давал подойти к дочери.
Она, что было сил молотила кулаками по спине Пако, по его груди, но все было бесполезно. Даже в дымину пьяный, утративший способность контролировать свои движения, лишенный ловкости и силы, он умудрялся удерживать ее бедра в нужном ему положении и пытался, как она ни противилась, овладеть ею. Свою злобу Пако вымещал в рычании, бессловесном, как у зверя. Вдруг он отпустил ее и поднялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123