Жюльетт увидела комнату Джонатана, комнату с телевизором, маленькую гостиную, ванные и наконец спальню Наташи. Она была тронута простотой и очарованием комнат и особенно застенчивостью, с которой Наташа показывала свое творение, ее очевидным восхищением, смешанным с беспокойством. Она вела себя так, будто боялась, что Жюльетт в любой момент начнет критиковать ее за отсутствие вкуса.
Жюльетт оглядела спальню, прохладную и тихую, с огромной кроватью под балдахином. Она взяла Наташу за руку.
– Кровать выглядит грандиозно, – сказала она. – Я знала, что так и будет.
– Я никогда бы не решилась ее купить, если бы не ты. – Наташа опустила глаза. – Я бы себе запретила.
– Ты должна научиться доверять себе. И ты уже учишься. Но ты слишком долго была в тюрьме, так что на это потребуется время.
– Жюльетт, не надо. Это нечестно по отношению к нему.
– Хорошо, не буду. – Жюльетт пожала плечами. – Но, Наташа, получилось очень красиво. – Она запнулась. – И ты очень красива, дорогая. Никогда не видела тебя такой красивой, как сегодня. – Она сжала ладонями лицо Наташи и повернула к себе. Она убрала с чистого лба густые темные волосы, взглядом ласкала тонкие брови, серые широко расставленные тревожные глаза. Притянув Наташу к себе, она поцеловала ее в губы.
Поцелуй – продолжительный, исполненный сладости для обеих, становился все более страстным.
Наташа, издав низкий стон, отпрянула первой.
– Дорогая, мы не должны, мы не должны, – повторяла она. – Я не могу слишком задерживаться – он узнает. Один взгляд на меня, и он обо всем догадается.
– Рано или поздно он все равно узнает. – Жюльетт снова притянула ее к себе. Наклонившись, она поцеловала ее в шею, расстегнула ее платье и поцеловала каждую грудь. Потом с насмешливой улыбкой она застегнула платье и отстранила от себя Наташу на расстояние вытянутой руки.
– Ну вот, смотри. Образец скромности. Причешись, завяжи волосы сзади, и он ни за что не догадается. Наташа, он все равно тебя не видит. Он видит свою идею, а не тебя. А эта идея не включает меня, я уверена. Я весь вечер простояла рядом с тобой, желая тебя, вспоминая прошлую ночь, и он ничегошеньки не заметил. – Она улыбнулась. – Он был слишком занят. Следил ревнивым взором за твоим красавцем-телохранителем, я думаю.
– Возможно. – Наташа нахмурилась. – Однако ты не должна его недооценивать. Томас видит, правда, он всегда смотрит с какой-то странной точки зрения. – Она умолкла. – Жюльетт, он такой прекрасный режиссер…
– Он великий режиссер. Никогда этого не отрицала. Я не имею против него ничего, когда он стоит за камерой. Но я против того, чтобы он режиссировал твою жизнь.
– Я знаю, знаю, но… Ах, Жюльетт, я когда-то его любила. Я так его любила…
Когда она произносила эти слова, ее бледное лицо порозовело. Вздохнув, она отвернулась. Жюльетт смотрела, как она двигается по комнате – с обычной грацией, но возбужденно. Она подошла к кровати, потом к окну, посмотрела на падающий снег. Жюльетт ждала.
– Я скажу ему, Жюльетт, – воскликнула она. – Я пытаюсь сказать ему уже давно, пытаюсь его подготовить, заставить понять, что он мне здесь не нужен, что я не позволю ему вернуться. Но он меня даже не слушает. Я говорю, но все мои слова как будто тонут в нем. – Она печально взглянула на Жюльетт. – Он такой человек, ничего не поделаешь. Он всегда слушает какую-то другую музыку, другой оркестр…
– Которым он сам дирижирует.
– Наверное. – Она чуть заметно улыбнулась. – Но надо отдать ему должное – его музыка волнует. Все эти инструменты – флейты, виолончели, трубы, скрипки, – они надрывают сердце. А я хочу чего-нибудь более тихого и спокойного. Просто секстет. Или квартет, трио… – Она мельком взглянула на Жюльетт. – Кто знает? Может быть, я соглашусь на дуэт.
После долгого молчания первой заговорила Жюльетт.
– Ты тоже художник, – твердо заявила она. – Он не обладает монополией на искусство.
– Нет, нет, я хорошая актриса, я знаю. Но я играю гораздо лучше, когда он мной руководит, и еще лучше, если играю по его сценарию.
– Не хочу этого слышать. – Жюльетт подошла к туалетному столику и посмотрела на себя в зеркало. Она одернула роскошный темный пиджак, пригладила короткие, блестящие черные волосы и наложила на губы новый слой агрессивно-красной губной помады.
– Я люблю тебя, – сказала она, глядя в глаза Наташиному отражению.
– Я начинаю любить тебя. Ты даешь мне силу.
– Я могу дать больше, если ты мне позволишь. – Жюльетт обернулась, нежно поцеловала Наташу. – А теперь я собираюсь улизнуть. Оставляю тебя с твоим священным чудовищем. Позвони мне завтра утром. Он надолго?
– Не знаю. Он опять хочет поговорить о Джозефе Кинге. – Наташа устало повела плечами. – Он думает, что знает, кто это. Вчера он так много говорил об этом, что я опять стала бояться. Жюльетт, можно я тебе скажу одну вещь?
– Что, дорогая?
– Я иногда думала… То есть было время, когда я думала… Это было незадолго до того, как я ушла от Томаса. Нет, не могу…
– Дорогая, скажи мне.
– Я думала, что Томас и есть Кинг. Я думала, что это он посылает все эти письма и звонит по телефону. Не знаю, почему я так думала, ведь это было нелепо. Иногда Кинг звонил мне, когда Томас был рядом со мной, в той же комнате. Голос был не Томаса и почерк не Томаса, и Томас никогда бы не стал угрожать Джонатану, но для меня они все равно как-то связаны друг с другом. – Она тяжело вздохнула. – Наверное, я просто сходила с ума. Трудно передать, какой это был ужас. Я все время чувствовала, что за мной следят, меня подслушивают. – Она оглянулась через плечо. – Я думала, что здесь я найду спасение. Но приходит Томас, он говорит и говорит, и приносит все это с собой.
– Дорогая, не плачь. Послушай. Хочешь, я останусь? Черт с ним, пусть думает, что хочет.
– Нет, нет. – Наташа нежно подтолкнула ее в спину. – Со мной все будет хорошо. К полуночи вернется Анжелика, а Мария – она очень милая девушка – посидит с Джонатаном.
– Томас об этом знает?
– Конечно, нет. Он сказал бы, что я порчу Джонатана, потворствую его страхам. Он всегда говорит, что вокруг его сына слишком много женщин. Но Джонатан действительно просыпается от страха, поэтому лучше, чтобы она была здесь. У нее есть ключ от верхней двери. Томас не должен знать…
Жюльетт улыбнулась, приподняв бровь.
– Так проще, – оправдывающимся тоном объяснила Наташа. – Таким образом я смогу избежать сцены. Уже через два месяца после того, как я вышла замуж, я научилась действовать украдкой.
– Дорогая, так ведет себя большинство женщин, – сказала Жюльетт.
– Катулл? – сказал Колин, глядя на сборник поэм, подаренный ему Линдсей на День Благодарения. В книге была закладка, поэтому она открылась на любовной поэме, которую он цитировал в своем письме к Линдсей из Монтаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Жюльетт оглядела спальню, прохладную и тихую, с огромной кроватью под балдахином. Она взяла Наташу за руку.
– Кровать выглядит грандиозно, – сказала она. – Я знала, что так и будет.
– Я никогда бы не решилась ее купить, если бы не ты. – Наташа опустила глаза. – Я бы себе запретила.
– Ты должна научиться доверять себе. И ты уже учишься. Но ты слишком долго была в тюрьме, так что на это потребуется время.
– Жюльетт, не надо. Это нечестно по отношению к нему.
– Хорошо, не буду. – Жюльетт пожала плечами. – Но, Наташа, получилось очень красиво. – Она запнулась. – И ты очень красива, дорогая. Никогда не видела тебя такой красивой, как сегодня. – Она сжала ладонями лицо Наташи и повернула к себе. Она убрала с чистого лба густые темные волосы, взглядом ласкала тонкие брови, серые широко расставленные тревожные глаза. Притянув Наташу к себе, она поцеловала ее в губы.
Поцелуй – продолжительный, исполненный сладости для обеих, становился все более страстным.
Наташа, издав низкий стон, отпрянула первой.
– Дорогая, мы не должны, мы не должны, – повторяла она. – Я не могу слишком задерживаться – он узнает. Один взгляд на меня, и он обо всем догадается.
– Рано или поздно он все равно узнает. – Жюльетт снова притянула ее к себе. Наклонившись, она поцеловала ее в шею, расстегнула ее платье и поцеловала каждую грудь. Потом с насмешливой улыбкой она застегнула платье и отстранила от себя Наташу на расстояние вытянутой руки.
– Ну вот, смотри. Образец скромности. Причешись, завяжи волосы сзади, и он ни за что не догадается. Наташа, он все равно тебя не видит. Он видит свою идею, а не тебя. А эта идея не включает меня, я уверена. Я весь вечер простояла рядом с тобой, желая тебя, вспоминая прошлую ночь, и он ничегошеньки не заметил. – Она улыбнулась. – Он был слишком занят. Следил ревнивым взором за твоим красавцем-телохранителем, я думаю.
– Возможно. – Наташа нахмурилась. – Однако ты не должна его недооценивать. Томас видит, правда, он всегда смотрит с какой-то странной точки зрения. – Она умолкла. – Жюльетт, он такой прекрасный режиссер…
– Он великий режиссер. Никогда этого не отрицала. Я не имею против него ничего, когда он стоит за камерой. Но я против того, чтобы он режиссировал твою жизнь.
– Я знаю, знаю, но… Ах, Жюльетт, я когда-то его любила. Я так его любила…
Когда она произносила эти слова, ее бледное лицо порозовело. Вздохнув, она отвернулась. Жюльетт смотрела, как она двигается по комнате – с обычной грацией, но возбужденно. Она подошла к кровати, потом к окну, посмотрела на падающий снег. Жюльетт ждала.
– Я скажу ему, Жюльетт, – воскликнула она. – Я пытаюсь сказать ему уже давно, пытаюсь его подготовить, заставить понять, что он мне здесь не нужен, что я не позволю ему вернуться. Но он меня даже не слушает. Я говорю, но все мои слова как будто тонут в нем. – Она печально взглянула на Жюльетт. – Он такой человек, ничего не поделаешь. Он всегда слушает какую-то другую музыку, другой оркестр…
– Которым он сам дирижирует.
– Наверное. – Она чуть заметно улыбнулась. – Но надо отдать ему должное – его музыка волнует. Все эти инструменты – флейты, виолончели, трубы, скрипки, – они надрывают сердце. А я хочу чего-нибудь более тихого и спокойного. Просто секстет. Или квартет, трио… – Она мельком взглянула на Жюльетт. – Кто знает? Может быть, я соглашусь на дуэт.
После долгого молчания первой заговорила Жюльетт.
– Ты тоже художник, – твердо заявила она. – Он не обладает монополией на искусство.
– Нет, нет, я хорошая актриса, я знаю. Но я играю гораздо лучше, когда он мной руководит, и еще лучше, если играю по его сценарию.
– Не хочу этого слышать. – Жюльетт подошла к туалетному столику и посмотрела на себя в зеркало. Она одернула роскошный темный пиджак, пригладила короткие, блестящие черные волосы и наложила на губы новый слой агрессивно-красной губной помады.
– Я люблю тебя, – сказала она, глядя в глаза Наташиному отражению.
– Я начинаю любить тебя. Ты даешь мне силу.
– Я могу дать больше, если ты мне позволишь. – Жюльетт обернулась, нежно поцеловала Наташу. – А теперь я собираюсь улизнуть. Оставляю тебя с твоим священным чудовищем. Позвони мне завтра утром. Он надолго?
– Не знаю. Он опять хочет поговорить о Джозефе Кинге. – Наташа устало повела плечами. – Он думает, что знает, кто это. Вчера он так много говорил об этом, что я опять стала бояться. Жюльетт, можно я тебе скажу одну вещь?
– Что, дорогая?
– Я иногда думала… То есть было время, когда я думала… Это было незадолго до того, как я ушла от Томаса. Нет, не могу…
– Дорогая, скажи мне.
– Я думала, что Томас и есть Кинг. Я думала, что это он посылает все эти письма и звонит по телефону. Не знаю, почему я так думала, ведь это было нелепо. Иногда Кинг звонил мне, когда Томас был рядом со мной, в той же комнате. Голос был не Томаса и почерк не Томаса, и Томас никогда бы не стал угрожать Джонатану, но для меня они все равно как-то связаны друг с другом. – Она тяжело вздохнула. – Наверное, я просто сходила с ума. Трудно передать, какой это был ужас. Я все время чувствовала, что за мной следят, меня подслушивают. – Она оглянулась через плечо. – Я думала, что здесь я найду спасение. Но приходит Томас, он говорит и говорит, и приносит все это с собой.
– Дорогая, не плачь. Послушай. Хочешь, я останусь? Черт с ним, пусть думает, что хочет.
– Нет, нет. – Наташа нежно подтолкнула ее в спину. – Со мной все будет хорошо. К полуночи вернется Анжелика, а Мария – она очень милая девушка – посидит с Джонатаном.
– Томас об этом знает?
– Конечно, нет. Он сказал бы, что я порчу Джонатана, потворствую его страхам. Он всегда говорит, что вокруг его сына слишком много женщин. Но Джонатан действительно просыпается от страха, поэтому лучше, чтобы она была здесь. У нее есть ключ от верхней двери. Томас не должен знать…
Жюльетт улыбнулась, приподняв бровь.
– Так проще, – оправдывающимся тоном объяснила Наташа. – Таким образом я смогу избежать сцены. Уже через два месяца после того, как я вышла замуж, я научилась действовать украдкой.
– Дорогая, так ведет себя большинство женщин, – сказала Жюльетт.
– Катулл? – сказал Колин, глядя на сборник поэм, подаренный ему Линдсей на День Благодарения. В книге была закладка, поэтому она открылась на любовной поэме, которую он цитировал в своем письме к Линдсей из Монтаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112