Она остановилась и пристально посмотрела Эмили в глаза.
– Между прочим, Эмили, – сказала она, – я лично не люблю, когда мужчины обо мне заботятся. Меня это всегда раздражало, если не сказать больше. Это касается и тех случаев, когда они оказывают первую медицинскую помощь, и всех прочих тоже.
– Я думаю, моя милая, – с нажимом проговорила Эмили, – что сейчас не самое лучшее время для визита к мисс Лоуренс. Бедняжка провела бессонную ночь…
Жюльетт не понравился тон, которым была произнесена последняя фраза.
– А я думаю, что это не ваше дело, Эмили, – бросила она и направилась к лифту.
Когда дверь лифта закрылась, Эмили удовлетворенно улыбнулась. На тропе войны, подумала она, а потом спросила себя, как Жюльетт умудряется в такую рань так элегантно выглядеть. К тому же ей нравились женщины, способные постоять за себя, поэтому Жюльетт Маккехни сразу выросла в ее глазах.
– К ней нельзя, – недовольным голосом проговорила Анжелика, впустив Жюльетт. – Она приняла успокоительное и не хочет никого видеть.
– Тогда я подожду, пока она будет готова меня принять.
Жюльетт, знавшая, что Анжелика ее недолюбливает, и платившая ей такой же неприязнью, бросила на нее уничижительный взгляд, прошла в белую гостиную и села.
– Анжелика, я прекрасно знаю, что Наташа не принимала никакого успокоительного. Ее невозможно уговорить выпить даже аспирин.
– Она расстроена, подавлена. – Анжелика с вызовом посмотрела на Жюльетт. – И большинству людей этого не надо было бы объяснять.
– Именно поэтому я здесь. Я ей нужна.
– Сон, отдых и спокойствие – вот что ей нужно.
Жюльетт бросила на нее убийственный взгляд. В детстве ее учили ни при каких обстоятельствах не вступать в пререкания с прислугой.
– Я не понимаю, – начала она, хмуро оглядывая комнату, – как это могло произойти? Это просто чудовищно. Как себя чувствует Джонатан?
У Анжелики потеплел голос.
– Ему уже лучше. Он был страшно напуган. Приходил врач, сделал все необходимое. Сейчас Джонатан спит.
– Где его отец?
– Не имею понятия, – ответила Анжелика тоном, ясно дававшим понять, что это ее нисколько не интересует. – Ему пришлось давать показания полиции – ему и этому англичанину, который там был, когда она упала. Корт уехал к себе.
– Если бы я была здесь, – вдруг проговорила Анжелика, – этого бы не произошло. – К ее лицу прилила кровь. – Мимо меня она бы не проскочила. Я бы глотку ей перерезала. Задушила бы голыми руками. Вот что я сделала бы.
Жюльетт окинула взглядом ее тяжелый торс, маленькие глазки, оценила пылавшую в них ненависть и поняла, что именно так Анжелика и поступила бы.
– Не понимаю, – сказала она, – как ей это удалось. Где были телохранители? Что делал этот идиот техасец?
– Наташа дала ему выходной, – неохотно ответила Анжелика. – Она не хотела, чтобы здесь кто-нибудь оставался – ни он, ни я. Знаете, она не любит, чтобы кто-нибудь был рядом, когда приходит ее муж. Ей не нравится, когда люди видят, как он с ней обращается.
Эту интересную информацию Жюльетт приняла к сведению. Ей хотелось продолжить разговор на эту тему, но, к сожалению, в детстве ее учили не слушать сплетен прислуги.
– А где этот техасец сейчас? – спросила она. – Я считаю, что это он виноват. Ничего себе охранник! Не важно, что велела ему Наташа, он должен исполнять то, что ему предписано. Что он сейчас делает? Запирает двери в конюшню, когда лошадь уже увели?
Анжелика улыбнулась.
– Может, запирает двери, а может, еще что делает, – с едва заметной насмешкой проговорила она. – Я не знаю. Во всяком случае, он где-то здесь. Я видела, как он говорил с полицейскими.
– Ну, я надеюсь, Наташа откажется от его услуг. Какой от него толк, да я думаю, что теперь он ей больше не нужен.
– Вы так думаете? – Анжелика снова улыбнулась. – А может, она захочет его оставить? Она всегда была им довольна. Я имею в виду, довольна тем, как он выполнял свои обязанности. Всегда начеку. Никогда не расслаблялся. – Анжелика умолкла. Ее маленькие черные глазки уставились на Жюльетт с неприкрытой враждебностью. – Вы и вправду хотите, чтобы я о вас доложила? Прямо сейчас?
– Разумеется, – холодно бросила Жюльетт. – А когда вы это сделаете, пожалуйста, принесите мне крепкий черный кофе. А сейчас мне нужна пепельница.
Взгляды двух женщин скрестились. Анжелика вышла из комнаты. Она побаивалась Жюльетт Маккехни, но у нее были и дополнительные причины повиноваться ее приказу. Она позвонила по внутренней линии, но положила трубку, когда аппарат в Наташиной спальне прозвенел всего два раза. Она сварила кофе, а потом вопреки распоряжению, полученному от Наташи несколько часов назад, она открыла потайную дверь, как ей давно того хотелось, и с нарастающим возбуждением стала карабкаться по лестнице.
Тихо ступая, она прошла по верхнему коридору, задержавшись у шкафов для белья. Дверь в спальню Наташи была закрыта, там было тихо. Потом она прошла до конца коридора, в комнату Джонатана. Врач дал ему успокоительное, и теперь мальчик мирно спал. Анжелика смотрела на него с нежностью и любовью. Она подоткнула одеяло, легонько коснулась рукой волос мальчика и потрогала пластырь, закрывавший порез.
Любовь и страх за него нахлынули на нее с такой силой, что у нее закружилась голова и заболело сердце. У Анжелики никогда не было своего ребенка, но этого мальчика, которого она нянчила с младенчества, она любила всей силой материнской любви. К глазам подступили слезы. Всхлипнув, она поправила плюшевого мишку, которого Джонатан держал в объятиях, потом вышла из комнаты. Сука, сука, сука, твердила она про себя. Мертвая сука, поправилась она, вспомнив распластанную на полу фигуру, которую она увидела, вернувшись в «Конрад». Это мое проклятие убило ее, сказала она себе и ощутила темный восторг. С участившимся дыханием, тяжело ступая, она пошла в маленькую гостиную.
Как она и предполагала, в этой комнате накануне кто-то был. Она посмотрела на смятые подушки на диване, на два бокала, стоявших на низком столике. Наташа обычно пила красное вино, техасец предпочитал текилу. Анжелика понюхала бокалы. От одного пахло вином, а в другом – она попробовала жидкость на вкус, чтобы удостовериться, – оставалось несколько капель чистой воды.
Она смотрела на бокалы и чувствовала, как кровь приливает к лицу. Потом она увидела Наташины тапочки, которые кто-то пинком отшвырнул под диван. Рядом с ними на полу лежала нитка жемчуга. Она подняла ее – украшение было дорогим – и тут заметила, что замок сломан, а шелковая нить разорвана. С нее посыпался град жемчужин. В руке у нее осталось несколько штук, которые ее пальцы мяли и перекатывали, словно пытаясь раздавить. Она поняла, что ей стало трудно дышать – замок был цел, когда она помогала Наташе одеваться накануне вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
– Между прочим, Эмили, – сказала она, – я лично не люблю, когда мужчины обо мне заботятся. Меня это всегда раздражало, если не сказать больше. Это касается и тех случаев, когда они оказывают первую медицинскую помощь, и всех прочих тоже.
– Я думаю, моя милая, – с нажимом проговорила Эмили, – что сейчас не самое лучшее время для визита к мисс Лоуренс. Бедняжка провела бессонную ночь…
Жюльетт не понравился тон, которым была произнесена последняя фраза.
– А я думаю, что это не ваше дело, Эмили, – бросила она и направилась к лифту.
Когда дверь лифта закрылась, Эмили удовлетворенно улыбнулась. На тропе войны, подумала она, а потом спросила себя, как Жюльетт умудряется в такую рань так элегантно выглядеть. К тому же ей нравились женщины, способные постоять за себя, поэтому Жюльетт Маккехни сразу выросла в ее глазах.
– К ней нельзя, – недовольным голосом проговорила Анжелика, впустив Жюльетт. – Она приняла успокоительное и не хочет никого видеть.
– Тогда я подожду, пока она будет готова меня принять.
Жюльетт, знавшая, что Анжелика ее недолюбливает, и платившая ей такой же неприязнью, бросила на нее уничижительный взгляд, прошла в белую гостиную и села.
– Анжелика, я прекрасно знаю, что Наташа не принимала никакого успокоительного. Ее невозможно уговорить выпить даже аспирин.
– Она расстроена, подавлена. – Анжелика с вызовом посмотрела на Жюльетт. – И большинству людей этого не надо было бы объяснять.
– Именно поэтому я здесь. Я ей нужна.
– Сон, отдых и спокойствие – вот что ей нужно.
Жюльетт бросила на нее убийственный взгляд. В детстве ее учили ни при каких обстоятельствах не вступать в пререкания с прислугой.
– Я не понимаю, – начала она, хмуро оглядывая комнату, – как это могло произойти? Это просто чудовищно. Как себя чувствует Джонатан?
У Анжелики потеплел голос.
– Ему уже лучше. Он был страшно напуган. Приходил врач, сделал все необходимое. Сейчас Джонатан спит.
– Где его отец?
– Не имею понятия, – ответила Анжелика тоном, ясно дававшим понять, что это ее нисколько не интересует. – Ему пришлось давать показания полиции – ему и этому англичанину, который там был, когда она упала. Корт уехал к себе.
– Если бы я была здесь, – вдруг проговорила Анжелика, – этого бы не произошло. – К ее лицу прилила кровь. – Мимо меня она бы не проскочила. Я бы глотку ей перерезала. Задушила бы голыми руками. Вот что я сделала бы.
Жюльетт окинула взглядом ее тяжелый торс, маленькие глазки, оценила пылавшую в них ненависть и поняла, что именно так Анжелика и поступила бы.
– Не понимаю, – сказала она, – как ей это удалось. Где были телохранители? Что делал этот идиот техасец?
– Наташа дала ему выходной, – неохотно ответила Анжелика. – Она не хотела, чтобы здесь кто-нибудь оставался – ни он, ни я. Знаете, она не любит, чтобы кто-нибудь был рядом, когда приходит ее муж. Ей не нравится, когда люди видят, как он с ней обращается.
Эту интересную информацию Жюльетт приняла к сведению. Ей хотелось продолжить разговор на эту тему, но, к сожалению, в детстве ее учили не слушать сплетен прислуги.
– А где этот техасец сейчас? – спросила она. – Я считаю, что это он виноват. Ничего себе охранник! Не важно, что велела ему Наташа, он должен исполнять то, что ему предписано. Что он сейчас делает? Запирает двери в конюшню, когда лошадь уже увели?
Анжелика улыбнулась.
– Может, запирает двери, а может, еще что делает, – с едва заметной насмешкой проговорила она. – Я не знаю. Во всяком случае, он где-то здесь. Я видела, как он говорил с полицейскими.
– Ну, я надеюсь, Наташа откажется от его услуг. Какой от него толк, да я думаю, что теперь он ей больше не нужен.
– Вы так думаете? – Анжелика снова улыбнулась. – А может, она захочет его оставить? Она всегда была им довольна. Я имею в виду, довольна тем, как он выполнял свои обязанности. Всегда начеку. Никогда не расслаблялся. – Анжелика умолкла. Ее маленькие черные глазки уставились на Жюльетт с неприкрытой враждебностью. – Вы и вправду хотите, чтобы я о вас доложила? Прямо сейчас?
– Разумеется, – холодно бросила Жюльетт. – А когда вы это сделаете, пожалуйста, принесите мне крепкий черный кофе. А сейчас мне нужна пепельница.
Взгляды двух женщин скрестились. Анжелика вышла из комнаты. Она побаивалась Жюльетт Маккехни, но у нее были и дополнительные причины повиноваться ее приказу. Она позвонила по внутренней линии, но положила трубку, когда аппарат в Наташиной спальне прозвенел всего два раза. Она сварила кофе, а потом вопреки распоряжению, полученному от Наташи несколько часов назад, она открыла потайную дверь, как ей давно того хотелось, и с нарастающим возбуждением стала карабкаться по лестнице.
Тихо ступая, она прошла по верхнему коридору, задержавшись у шкафов для белья. Дверь в спальню Наташи была закрыта, там было тихо. Потом она прошла до конца коридора, в комнату Джонатана. Врач дал ему успокоительное, и теперь мальчик мирно спал. Анжелика смотрела на него с нежностью и любовью. Она подоткнула одеяло, легонько коснулась рукой волос мальчика и потрогала пластырь, закрывавший порез.
Любовь и страх за него нахлынули на нее с такой силой, что у нее закружилась голова и заболело сердце. У Анжелики никогда не было своего ребенка, но этого мальчика, которого она нянчила с младенчества, она любила всей силой материнской любви. К глазам подступили слезы. Всхлипнув, она поправила плюшевого мишку, которого Джонатан держал в объятиях, потом вышла из комнаты. Сука, сука, сука, твердила она про себя. Мертвая сука, поправилась она, вспомнив распластанную на полу фигуру, которую она увидела, вернувшись в «Конрад». Это мое проклятие убило ее, сказала она себе и ощутила темный восторг. С участившимся дыханием, тяжело ступая, она пошла в маленькую гостиную.
Как она и предполагала, в этой комнате накануне кто-то был. Она посмотрела на смятые подушки на диване, на два бокала, стоявших на низком столике. Наташа обычно пила красное вино, техасец предпочитал текилу. Анжелика понюхала бокалы. От одного пахло вином, а в другом – она попробовала жидкость на вкус, чтобы удостовериться, – оставалось несколько капель чистой воды.
Она смотрела на бокалы и чувствовала, как кровь приливает к лицу. Потом она увидела Наташины тапочки, которые кто-то пинком отшвырнул под диван. Рядом с ними на полу лежала нитка жемчуга. Она подняла ее – украшение было дорогим – и тут заметила, что замок сломан, а шелковая нить разорвана. С нее посыпался град жемчужин. В руке у нее осталось несколько штук, которые ее пальцы мяли и перекатывали, словно пытаясь раздавить. Она поняла, что ей стало трудно дышать – замок был цел, когда она помогала Наташе одеваться накануне вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112