– Но взамен хотелось бы иметь возможность воспользоваться ее именем. О, никакого шума, просто так – слово здесь, слово там…
– Полагаю, возражений не будет. А когда станет известно, что она у тебя была, вся элита западного побережья, включая голливудскую публику, слетится в Напа-Вэлли. Только, знаешь, народ это привередливый, ублажать их надо, иначе сорвутся с крючка.
– Обеспечь мне герцогиню, а уж об остальном я сама позабочусь. И между прочим, если тебя это волнует, теперь мы квиты.
– Спасибо. – И после продолжительной паузы Лэйрд добавил:
– Тут такое дело, посоветоваться бы надо. Это насчет наших с Ариэль свадебных планов…
* * *
Через четыре дня почта принесла большой, кремового цвета, с изящным вензелем, конверт из Лондона. В письме говорилось, что приглашение, переданное «через нашего друга Лэйрда» с благодарностью принимается. Герцогиня будет рада провести в Напа-Вэлли первую неделю декабря. А на церемонии открытия к ней присоединится и герцог. Подпись:
«Лолли».
* * *
Не прошло и нескольких дней, как новость облетела всю округу. Первым признаком того, что семена, брошенные Шанель в местную почву, дают ростки, был неожиданный поток писем, открыток и телефонных звонков. Иные уведомляли, что готовы принять приглашение, посланное ранее, другие интересовались, есть ли в пансионате свободные места и нельзя ли зарезервировать номер. Любопытно, что среди первых большинство были женщины, ранее отклонившие приглашение.
Теперь они справлялись, не поздно ли все переиграть.
В таких случаях Шанель рассылала вежливые письма, выражая готовность возобновить приглашение Уже через две недели на декабрь и январь все было расписано, да и февраль уже почти весь был занят. Тем, кому приглашения не посылались изначально, Шанель писала, уже в не столь изысканных выражениях, что, к сожалению, сейчас все забронировано.
Может, попозже…
Шанель сосредоточенно изучала свои записи, когда в кабинет вошла дочь. На ней были, как обычно, выцветшие джинсы, такие тесные, что, казалось, вот-вот лопнут по швам, и драная майка с эмблемой ресторанчика в Беркли, известного своим пивом, дающим какую-то совершенно необыкновенную пену. Хоть перед тем, как устроиться небрежно на стуле и вытянуть свои длинные ноги, Ферн чмокнула мать в щеку, Шанель сразу догадалась, что привели ее сюда отнюдь не дочерние чувства. Ферн что-то надо. Вопрос только – что?
И сколько это будет стоить?
– Гляди-ка сколько писем. – Шанель, как колоду карт, принялась тасовать многочисленные конверты и открытки. – До марта у нас все забито.
– Чудесно! И у тебя уже есть люди, которые будут заниматься этой публикой? Или остались какие-нибудь вакансии? – спросила Ферн.
– Тебе что, работа нужна? А я-то думала, ты на каникулы уезжаешь в Европу. Вроде бы Жак оплачивает билеты на пароход…
Уголки губ у Ферн опустились.
– Тут, оказывается, была небольшая ловушка. Он собирался ехать со мной в одной каюте. Ну я и послала его.
– Обидно, – негромко проговорила Шанель.
– Да неужели? А почему бы прямо не сказать, что у тебя на уме: мол, я же тебя предупреждала…
– Да нет, мне действительно очень жаль, и ничего такого я не собиралась говорить. Ладно, давай о деле. Знаешь ли, это довольно тяжелая работа, в том числе и физическая. Ты уверена, что хочешь ее?
– Что бы ты на этот счет ни думала, я не лентяйка. И к тому же хватит мне сидеть у тебя на шее, пора самой на хлеб зарабатывать.
Молчание Шанель, казалось, смутило дочь. Она поглядела куда-то в сторону.
– Есть и еще кое-что. В Беркли… в общем, мне там ужасно скучно, и я решила завязать по крайней мере на год. Так что поработать у тебя было бы в самый раз.
– Драить полы и застилать постели? Ты же ничего не умеешь, ведь даже работа в грязевых ваннах требует некоторой подготовки.
– Мне хотелось бы работать на кухне. Я люблю готовить, о чем, тебе, впрочем, неизвестно, верно ведь?
Шанель пристально посмотрела на дочь. Что это она такое задумала?
– Не помню, чтобы ты мне об этом говорила, но готова поверить на слово, – осторожно сказала она. – Этой весной, приезжая домой на выходные, ты вроде действительно что-то такое стряпала. Вкусно было. Ладно, поставим тебя в ученицы к шефу. Начнешь с самых первых ступенек. Да, и должна тебя предупредить, что Жан-Пьер – это жуткий тип, фанатик кухни.
– Сексуальный мужчина, – закатила глаза Ферн.
– Сексуальный? Может, мы о разных людях говорим?
Жан-Пьер – бывший борец, из которого давно песок сыплется. У него уже внуков полно.
– А то я не знаю. – Ферн наставила на мать указательный палец. – Но уж повар-то он первоклассный. У него многому можно научиться. А кулинария меня интересует с тех самых пор, как я в школе прослушала курс по домоводству.
– А я-то думала, ты записалась на него, чтобы, не прилагая больших усилий, заработать пару лишних баллов в диплом.
– Не прилагая усилий? – простонала Ферн. – Да это был каторжный труд. Но я выдержала. Похоже, у меня неплохой нюх и фантазия развита, во всяком случае, так говорила преподавательница. Так что отчего бы не попробовать? Если через полгода мне не надоест, может, уговорю тебя послать меня в Париж поучиться в «Кордон блю».
– Сначала выучи французский. Они косо смотрят на тех, кто коверкает их родной язык, – сказала Шанель.
– Je parle un meilleur francais que quelques unes de mes amies qui parlent anglais, – ухмыльнулась Ферн. В переводе это означало примерно следующее: я говорю по-французски лучше, чем некоторые из моих друзей говорят по-английски.
– С тобой не соскучишься, – заметила Шанель.
– И с тобой тоже, мамочка.
Ферн осталась пообедать, а перед уходом снова удостоила мать легкого поцелуя, и это настолько удивило Шанель, что она даже к работе вернулась не сразу, усевшись у окна и глядя на виноградники, окружающие большой дом. Октябрь полыхал желтым, красным, бордовым цветами.
Видимо, Ферн изменила свое отношение к ней, думала Шанель, уже не наскакивает постоянно. Чудеса какие-то, еще год назад об этом и помыслить было невозможно. Все началось с того злосчастного вечера в «Святом Франциске» и идет своим чередом. Не исключено, со временем они станут друзьями, а то и родными.
Все дело в том, что с Ферн ей легче иметь дело как с проблемой, чем как с дочерью. Может, Шанель просто не приспособлена к материнству и той ответственности, которую оно предполагает? Впрочем, временами ее охватывает совершенно материнское чувство к Глори, почему же к собственной дочери она того же не испытывает? Что ж, через силу тут ничего не сделаешь, со временем, глядишь, само придет. Вот здорово было бы.
Шанель вернулась к письмам. Очередное – от Нэнси Андерсон. Источая патоку, отправительница писала, что вдруг обнаружилась возможность принять приглашение на открытие курорта да и провести там недельку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
– Полагаю, возражений не будет. А когда станет известно, что она у тебя была, вся элита западного побережья, включая голливудскую публику, слетится в Напа-Вэлли. Только, знаешь, народ это привередливый, ублажать их надо, иначе сорвутся с крючка.
– Обеспечь мне герцогиню, а уж об остальном я сама позабочусь. И между прочим, если тебя это волнует, теперь мы квиты.
– Спасибо. – И после продолжительной паузы Лэйрд добавил:
– Тут такое дело, посоветоваться бы надо. Это насчет наших с Ариэль свадебных планов…
* * *
Через четыре дня почта принесла большой, кремового цвета, с изящным вензелем, конверт из Лондона. В письме говорилось, что приглашение, переданное «через нашего друга Лэйрда» с благодарностью принимается. Герцогиня будет рада провести в Напа-Вэлли первую неделю декабря. А на церемонии открытия к ней присоединится и герцог. Подпись:
«Лолли».
* * *
Не прошло и нескольких дней, как новость облетела всю округу. Первым признаком того, что семена, брошенные Шанель в местную почву, дают ростки, был неожиданный поток писем, открыток и телефонных звонков. Иные уведомляли, что готовы принять приглашение, посланное ранее, другие интересовались, есть ли в пансионате свободные места и нельзя ли зарезервировать номер. Любопытно, что среди первых большинство были женщины, ранее отклонившие приглашение.
Теперь они справлялись, не поздно ли все переиграть.
В таких случаях Шанель рассылала вежливые письма, выражая готовность возобновить приглашение Уже через две недели на декабрь и январь все было расписано, да и февраль уже почти весь был занят. Тем, кому приглашения не посылались изначально, Шанель писала, уже в не столь изысканных выражениях, что, к сожалению, сейчас все забронировано.
Может, попозже…
Шанель сосредоточенно изучала свои записи, когда в кабинет вошла дочь. На ней были, как обычно, выцветшие джинсы, такие тесные, что, казалось, вот-вот лопнут по швам, и драная майка с эмблемой ресторанчика в Беркли, известного своим пивом, дающим какую-то совершенно необыкновенную пену. Хоть перед тем, как устроиться небрежно на стуле и вытянуть свои длинные ноги, Ферн чмокнула мать в щеку, Шанель сразу догадалась, что привели ее сюда отнюдь не дочерние чувства. Ферн что-то надо. Вопрос только – что?
И сколько это будет стоить?
– Гляди-ка сколько писем. – Шанель, как колоду карт, принялась тасовать многочисленные конверты и открытки. – До марта у нас все забито.
– Чудесно! И у тебя уже есть люди, которые будут заниматься этой публикой? Или остались какие-нибудь вакансии? – спросила Ферн.
– Тебе что, работа нужна? А я-то думала, ты на каникулы уезжаешь в Европу. Вроде бы Жак оплачивает билеты на пароход…
Уголки губ у Ферн опустились.
– Тут, оказывается, была небольшая ловушка. Он собирался ехать со мной в одной каюте. Ну я и послала его.
– Обидно, – негромко проговорила Шанель.
– Да неужели? А почему бы прямо не сказать, что у тебя на уме: мол, я же тебя предупреждала…
– Да нет, мне действительно очень жаль, и ничего такого я не собиралась говорить. Ладно, давай о деле. Знаешь ли, это довольно тяжелая работа, в том числе и физическая. Ты уверена, что хочешь ее?
– Что бы ты на этот счет ни думала, я не лентяйка. И к тому же хватит мне сидеть у тебя на шее, пора самой на хлеб зарабатывать.
Молчание Шанель, казалось, смутило дочь. Она поглядела куда-то в сторону.
– Есть и еще кое-что. В Беркли… в общем, мне там ужасно скучно, и я решила завязать по крайней мере на год. Так что поработать у тебя было бы в самый раз.
– Драить полы и застилать постели? Ты же ничего не умеешь, ведь даже работа в грязевых ваннах требует некоторой подготовки.
– Мне хотелось бы работать на кухне. Я люблю готовить, о чем, тебе, впрочем, неизвестно, верно ведь?
Шанель пристально посмотрела на дочь. Что это она такое задумала?
– Не помню, чтобы ты мне об этом говорила, но готова поверить на слово, – осторожно сказала она. – Этой весной, приезжая домой на выходные, ты вроде действительно что-то такое стряпала. Вкусно было. Ладно, поставим тебя в ученицы к шефу. Начнешь с самых первых ступенек. Да, и должна тебя предупредить, что Жан-Пьер – это жуткий тип, фанатик кухни.
– Сексуальный мужчина, – закатила глаза Ферн.
– Сексуальный? Может, мы о разных людях говорим?
Жан-Пьер – бывший борец, из которого давно песок сыплется. У него уже внуков полно.
– А то я не знаю. – Ферн наставила на мать указательный палец. – Но уж повар-то он первоклассный. У него многому можно научиться. А кулинария меня интересует с тех самых пор, как я в школе прослушала курс по домоводству.
– А я-то думала, ты записалась на него, чтобы, не прилагая больших усилий, заработать пару лишних баллов в диплом.
– Не прилагая усилий? – простонала Ферн. – Да это был каторжный труд. Но я выдержала. Похоже, у меня неплохой нюх и фантазия развита, во всяком случае, так говорила преподавательница. Так что отчего бы не попробовать? Если через полгода мне не надоест, может, уговорю тебя послать меня в Париж поучиться в «Кордон блю».
– Сначала выучи французский. Они косо смотрят на тех, кто коверкает их родной язык, – сказала Шанель.
– Je parle un meilleur francais que quelques unes de mes amies qui parlent anglais, – ухмыльнулась Ферн. В переводе это означало примерно следующее: я говорю по-французски лучше, чем некоторые из моих друзей говорят по-английски.
– С тобой не соскучишься, – заметила Шанель.
– И с тобой тоже, мамочка.
Ферн осталась пообедать, а перед уходом снова удостоила мать легкого поцелуя, и это настолько удивило Шанель, что она даже к работе вернулась не сразу, усевшись у окна и глядя на виноградники, окружающие большой дом. Октябрь полыхал желтым, красным, бордовым цветами.
Видимо, Ферн изменила свое отношение к ней, думала Шанель, уже не наскакивает постоянно. Чудеса какие-то, еще год назад об этом и помыслить было невозможно. Все началось с того злосчастного вечера в «Святом Франциске» и идет своим чередом. Не исключено, со временем они станут друзьями, а то и родными.
Все дело в том, что с Ферн ей легче иметь дело как с проблемой, чем как с дочерью. Может, Шанель просто не приспособлена к материнству и той ответственности, которую оно предполагает? Впрочем, временами ее охватывает совершенно материнское чувство к Глори, почему же к собственной дочери она того же не испытывает? Что ж, через силу тут ничего не сделаешь, со временем, глядишь, само придет. Вот здорово было бы.
Шанель вернулась к письмам. Очередное – от Нэнси Андерсон. Источая патоку, отправительница писала, что вдруг обнаружилась возможность принять приглашение на открытие курорта да и провести там недельку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151