Все словно бы замерло в ожидании: ложка на полпути между пиалой и губами Колина (только молоко продолжало капать с нее в пиалу); мои руки на трех соискателях, заключенных до поры каждый в своем конверте… Но вот пробили часы – и на улице появился Гэри Купер. Не в силах преодолеть аллюзию, я замурлыкала песню из знаменитого фильма. Колин опустил ложку.
– Да открывай же, ради Бога, – простонал он. И я вскрыла первый конверт.
Поначалу мне показалось, что он пуст. Более тщательное исследование, однако, обнаружило, что нечто все же в нем есть – нечто оскорбительное. Это была краткая записка с подколотой к ней моей же собственной фотографией. В записке говорилось: «Очень милый снимок, надеюсь, Вам удастся найти то, что Вы ищете». И подпись: «Рекламодатель».
– Ну? – не утерпел Колин.
Я отложила конверт в сторону. В моих ушах зазвенели похоронные колокола.
– Полагаю, это не подходит, – стараясь казаться бодрой, отозвалась я. – Слишком коротко.
Чтобы быть точной – всего одна фраза. Но… никогда не лги, если можно ответить уклончиво.
– Разрешишь мне посмотреть? – Он протянул руку.
– Разумеется, нет. – И я поспешила вскрыть второй конверт. Теперь оставался выбор только из двух предложений. Меня охватила тревога. Но, раз приняв решение, надо было его придерживаться. Один из двух претендентов был обречен стать Им.
Не следует фотографироваться анфас крупным планом снизу: ноздри занимают слишком много места, а ноздри – не самая выигрышная часть человеческого лица. Мой второй шанс являл собой почти одни только ноздри, и, хоть я постаралась подавить в себе предубеждение, вызванное этим фактом, письмо, приложенное к фотографии, тоже оказалось не лишенным некоторой «ноздреватости».
В своем письме я недвусмысленно обозначила, чего именно хочу. Поэтому для меня стало большой неожиданностью узнать, будто на самом деле, в действительности, глубоко в душе, оказывается, хотела совсем другого. Я откровенно писала: ищу человека на год для полнокровного удовольствия, не лишенного романтического флера, а не серьезного спутника жизни. Я представила список своих интересов и характеристик, а также приблизительный перечень требований к искомому партнеру. Мое послание было ироничным, но не бездушным. Оно было смелым, откровенным и даже несколько безрассудным и не оставляло ни малейшей возможности вычитать в нем какой бы то ни было подтекст. Но Ноздри думали иначе.
Я отложила письмо с фотографией в сторону, и Колин тут же сгреб его. Внимательно вглядевшись в снимок, он произнес суровый приговор: «Серийный убийца». Мне почему-то подумалось, что, если бы на фотографии был запечатлен древнегреческий идеал красоты, Колин сказал бы примерно то же самое. Я выхватила у него письмо, не дав ознакомиться с содержанием. В конце концов, это было простодушное предложение одного человеческого существа другому, и я не хотела давать шанс Колину, который отнюдь не отличался храбростью в собственных любовных взаимоотношениях, посмеяться над человеком, пусть излишне педантичным, самонадеянным и ноздревато праведным, но нашедшим смелость открыто выставить себя на рынок.
– Что он пишет?
– Если в двух словах, то он не верит, что я хорошо понимаю, чего именно хочу.
Колин расхохотался:
– Не верит в буквальном смысле или не верит в твою искренность?
– Кажется, он думает, что я играю в какую-то тщательно продуманную игру, цель которой – заполучить его в качестве пожизненного приза.
Колин еще раз пристально, с известной долей жалости вгляделся в снимок.
– Бедный педик.
– Не будь таким высокомерным. Никакой он не педик. Ему хватило храбрости вступить в игру, зная правила и рискуя, и он наверняка найдет то, что ищет.
– Ты мне скажи, почему тебе пришло в голову вообще ему отвечать?
– Потому что его предложение было вполне разумным. – Я подумала немного и добавила: – И потому, что у него есть «феррари».
Колин взглянул на фотографию по-новому: от жалости не осталось и следа.
– Тогда ему нужно подбирать партнершу к машине.
Я сочувственно похлопала его по руке:
– Это ты из-за «феррари» так расстроился?
Мы оба рассмеялись.
Колин схватил третий конверт и стал было нетерпеливо распечатывать, но я отобрала и принялась открывать его сама, причем медленно. Я намеренно не спешила. Приятно продемонстрировать свою власть, пусть даже в таком пустяковом деле. К тому же волнение мое в тот момент достигло предела. Что, если у этого последнего фигура, как у Вуди Аллена, мозги – как у Рэмбо, лицо – как у Эндрю Ллойда Уэббера, а чувство юмора – как у Кевина Костнера? Неудивительно, что я медлила. Колин перегнулся через стол, уставившись на конверт так, словно в нем лежала премия Академии киноискусства. «И почему я воспользовалась именно его адресом?» – вдруг пришло мне в голову. Можно ведь было дать адрес мастерской. Я чувствовала его горячее дыхание у себя на руке.
– Итак, Сезам, откройся! – скомандовала я и извлекла на свет содержимое конверта.
Глава 17
Папа и Джудит вернулись, но что-то между ними не так. Надеюсь, причина не во мне. Я скучаю по Лондону. Он говорит, что тоже соскучился.
Пожалуйста, пришли каталог Ауэрбаха, чтобы взбодрить нас. Как ты проводишь время?
Мы сидели в пабе неподалеку от Оксфорда. В будний день, к тому же в дневное время, народу здесь было мало – болтливые агенты, рекламирующие товары вразнос, и местные завсегдатаи, бросавшие на нас недружелюбные взгляды и мечтавшие, видимо, раз и навсегда запретить доступ в «их» паб чужакам.
Чуть раньше, подходя к дверям, я тайком взглянула на зажатую в руке фотографию и приняла, как я надеялась, абсолютно невозмутимый вид. Разумеется, когда я вошла и дверь громко хлопнула, все повернулись в мою сторону, что не способствовало сохранению душевного равновесия. Я иногда задаюсь вопросом: неужели мужчины – завсегдатаи сельских пабов – не понимают, что мы, женщины, тоже имеем право голоса и, следовательно, нам тоже позволено без сопровождающих и без густой вуали на лице посещать их логова, эти священные пивные пещеры? По суровым взглядам присутствующих можно было понять, что они подобных мыслей не разделяют.
Я прошла в паб. Несколько секунд потребовалось, чтобы глаза привыкли к сумраку и появилась возможность осмотреться: здесь ли он уже. Маленькие сельские английские пабы всегда очень скудно освещены. Входя с улицы, после яркого дневного света попадаешь в мир тонущих в полумраке лиц, прокуренного воздуха и приглушенного гула голосов и сразу оказываешься намертво отсеченным от внешней реальности. Лучший способ преодолеть этот почти гипнотический эффект – решительно направиться к стойке бара и что-нибудь заказать. Таким образом можно смягчить впечатление о себе как о посторонней особе, непрошенно вторгнувшейся в местную общину и несущей опасные веяния извне, а следовательно, рассчитывать на более милостивый прием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82