Подумал, показалось.
— Нет. Когда здесь что-то кажется, оно выглядит гораздо страшнее, чем разросшиеся стебельки. Мох полностью реален, как камни и поле. Оно, кстати, принадлежит не Энсонам, а всей деревне. И только на этом участке земли в начале каждого месяца на камнях появляются стебельки мха. Еле заметные. Но как только они появились, надо собрать валуны в кучу. Тогда они обрастают мхом со всех сторон. Как ты видел.
Я кивнул.
— Этот мох счищают, чтобы потом перегнать в домашнее виски. Схема всегда одна и та же: собрать камни в груду, подождать два дня, счистить мох и снова разбросать камни. Улавливаешь библейский отзвук? Главное тут — не упустить время, когда надо их собрать и когда пора вернуть на место. Иначе в следующем месяце «урожая» не будет, а это верная смерть если не для всех, то для большинства. Запасы тают очень быстро, понимаешь?
— Перестань переспрашивать, я не идиот. Скажи лучше, что вы зимой делаете.
— То же, что и летом, — дернул плечом Ларри. — В январе мха пробивается не меньше, чем в июле. И для зимы и лета существует одно непреложное правило: таскать валуны надо только вручную. Не знаю, традиция это или машины могут им повредить. Проверять никто не позволит, риск слишком большой. Так что существует график очередности: в этот раз возились с камнями Энсоны, до них — Биннсы. Через месяц будут работать Маккини. Очередь не ломается и исключений нет.
— Кроме тебя.
— У меня вообще много привилегий. Разливать самогон на танцах — честь не меньшая, чем быть главным жрецом у ацтеков. Но я наравне с остальными забочусь о том, чтобы производство нашего виски не прекрашалось.
— Вашей отравы.
— Отравы. Самогона. «Четырех роз». Называй как хочешь, — не стал спорить О'Доннел. — Но стоит выпить глоток, и ты жить не сможешь без этой дряни.
— Это я уже уяснил.
— Тогда переходим к заключительной части симфонии. Моховой самогон вызывает не только приятное опьянение и быстрое привыкание. Еще страшнее то, что он может полностью изменить человеческий организм. Привести к мутации на клеточном уровне. И в первую очередь это относится к коренным моухейцам. Все они мутировали буквально с рождения. Стали оборотнями. Не волками или летучими мышами, а… Черт его знает, как называется то, во что они превращаются.
— Ларри, скажи, что после зрительных галлюцинаций у меня начались слуховые! — взмолился я. — То, что я сейчас услышал, или полная галиматья, или…
— Правда, — перебил он. — Скоро убедишься.
Я плюнул на все правила хорошего тона. Прошелся до тумбочки, увидел там еще пять или шесть бутылок и вытащил крайнюю. Ага, бренди того же сорта, что мы вчера пили. Пойдет.
— Мне тоже плесни, — сказал О'Доннел.
— Только если признаешься, что взялся меня разыгрывать.
— Мне самому понадобился не один день, чтобы поверить, — ответил он. — Тогда, в восемьдесят седьмом, автобус так и не вернулся: конечно, ни в какую автомастерскую его не отвозили. Группа моухейцев, убедившись, что мы все разошлись, пустила в ход домкраты, а потом Чарли Маккини сел за руль и отогнал автобус за двести миль отсюда. Оставил где-то на безлюдном участке шоссе — двери нараспашку, в грузовом отсеке полно личных вещей, но ни одного человека рядом нет и никто ничего не видел и не слышал. «Мария Селеста» на колесах. Кому пришло бы в голову искать нас в Моухее?
Так что всю группу внесли в списки пропавших без вести, а меня тем временем тошнило от местных глюков. Один раз, помню, привиделось, что капрал Бей-кон ведет меня по базе, заполненной скелетами в истлевших мундирах — и сам он был скелетом, к черепу которого прилипли склизкие пряди гнилых волос, а с них сползали на лохмотья толстые белые черви. Можно было прекратить кошмары одним стаканом «Четырех роз по-моухейски», но полной зависимости от самогона я боялся больше, чем отвратительных видений. А те, кто пил, ничем таким не страдали, И не хотели никуда ехать, пока виски было в достатке. Их переселили в дома на западной окраине, ты должен был видеть эти хибары. Они построены специально для «гостей», коренные моухейцы никогда там не жили. Но ребята были довольны убогим жильем. Они с утра начинали тянуть проклятое пойло, в клубе по вечерам набирались под завязку и были абсолютно счастливы. Капитан стал прекрасно танцевать. Динкман пел под гитару, хотя не был хорошим певцом, пока не попал сюда. А Бейкон вроде бы не отличался раньше художественным талантом, но именно он рисовал на кусках картона портреты, которые сделали бы честь Рубенсу. Да и фигурки стоящего на задних лапах медведя, слепленной Томом Райсом из детского пластилина, не постеснялся бы профессиональный скульптор.
Этот рай продолжался до первого дождя. За день до него с Кэти случился еще один припадок, сильнее первого, — и тогда она впервые мутировала. Стэн недаром говорил мне, что организм Кэтлин предрасположен к Местному самогону. Из людей, родившихся не в Моухее, мутировать могут единицы. Другие просто получают удовольствие, как обычные пьяницы или наркаши, но Кэти стала… Я никогда не называю ее мутантом или чудовищем. Она теперь моухейка — ни больше ни меньше. И, возможно, Джейк Риденс становится моухейцем как раз в эту минуту.
Может, сам Ларри и был морально подготовлен к превращению жены непонятно во что, но меня его последнее откровение оглушило.
— Так болезнь Джейка — начало мутации?!
— Да, — просто подтвердил О'Доннел. — Он тоже быстро проявил признаки избранности, поэтому с ним так носятся. Нельзя ведь своего брата отправлять жить в сарай.
— А куда делись твои бывшие братья? Я имею в виду сослуживцев.
Потоки невероятной информации водоворотами кружились у меня в голове. Ничего, переварю чуть позже, пусть он продолжает.
— Моухейцы меняют облик не так регулярно, как появляется мох, — сказал О'Доннел. — И фазы луны не имеют к этому никакого отношения. Может, найдется биологическое или биофизическое объяснение, я этого не знаю и не хочу знать, но изменения моухейцев провоцирует дождь. И тогда им надо есть. Желательно человечину.
Он без просьб выплеснул из моей кружки кофейную гущу и до краев наполнил ее бренди, сообразив, что «скорлупки» будет мало. Жидкость жгла горло, вышибала воздух из легких и захлестнула мозг, но я выпил все до дна.
— А если человечины нет, тогда… получеловечину, — продолжал Ларри. — Кого-то из своих. Во все времена считалось благородным пожертвовать жизнью одного, чтоб выжили остальные. Но, ясное дело, своих жалко. Поэтому мы здесь так рады чужакам. Даже если иногда приходится выкопать яму на дороге, чтобы остановить их машину.
— И ты ел человечину?!
— Нет, конечно. Я даже не спрашивал у Кэти, какова она на вкус.
— Нуда… — Мой мозг замедлил все процессы, я не думал, что смогу сейчас встать и побежать или хотя бы пойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Нет. Когда здесь что-то кажется, оно выглядит гораздо страшнее, чем разросшиеся стебельки. Мох полностью реален, как камни и поле. Оно, кстати, принадлежит не Энсонам, а всей деревне. И только на этом участке земли в начале каждого месяца на камнях появляются стебельки мха. Еле заметные. Но как только они появились, надо собрать валуны в кучу. Тогда они обрастают мхом со всех сторон. Как ты видел.
Я кивнул.
— Этот мох счищают, чтобы потом перегнать в домашнее виски. Схема всегда одна и та же: собрать камни в груду, подождать два дня, счистить мох и снова разбросать камни. Улавливаешь библейский отзвук? Главное тут — не упустить время, когда надо их собрать и когда пора вернуть на место. Иначе в следующем месяце «урожая» не будет, а это верная смерть если не для всех, то для большинства. Запасы тают очень быстро, понимаешь?
— Перестань переспрашивать, я не идиот. Скажи лучше, что вы зимой делаете.
— То же, что и летом, — дернул плечом Ларри. — В январе мха пробивается не меньше, чем в июле. И для зимы и лета существует одно непреложное правило: таскать валуны надо только вручную. Не знаю, традиция это или машины могут им повредить. Проверять никто не позволит, риск слишком большой. Так что существует график очередности: в этот раз возились с камнями Энсоны, до них — Биннсы. Через месяц будут работать Маккини. Очередь не ломается и исключений нет.
— Кроме тебя.
— У меня вообще много привилегий. Разливать самогон на танцах — честь не меньшая, чем быть главным жрецом у ацтеков. Но я наравне с остальными забочусь о том, чтобы производство нашего виски не прекрашалось.
— Вашей отравы.
— Отравы. Самогона. «Четырех роз». Называй как хочешь, — не стал спорить О'Доннел. — Но стоит выпить глоток, и ты жить не сможешь без этой дряни.
— Это я уже уяснил.
— Тогда переходим к заключительной части симфонии. Моховой самогон вызывает не только приятное опьянение и быстрое привыкание. Еще страшнее то, что он может полностью изменить человеческий организм. Привести к мутации на клеточном уровне. И в первую очередь это относится к коренным моухейцам. Все они мутировали буквально с рождения. Стали оборотнями. Не волками или летучими мышами, а… Черт его знает, как называется то, во что они превращаются.
— Ларри, скажи, что после зрительных галлюцинаций у меня начались слуховые! — взмолился я. — То, что я сейчас услышал, или полная галиматья, или…
— Правда, — перебил он. — Скоро убедишься.
Я плюнул на все правила хорошего тона. Прошелся до тумбочки, увидел там еще пять или шесть бутылок и вытащил крайнюю. Ага, бренди того же сорта, что мы вчера пили. Пойдет.
— Мне тоже плесни, — сказал О'Доннел.
— Только если признаешься, что взялся меня разыгрывать.
— Мне самому понадобился не один день, чтобы поверить, — ответил он. — Тогда, в восемьдесят седьмом, автобус так и не вернулся: конечно, ни в какую автомастерскую его не отвозили. Группа моухейцев, убедившись, что мы все разошлись, пустила в ход домкраты, а потом Чарли Маккини сел за руль и отогнал автобус за двести миль отсюда. Оставил где-то на безлюдном участке шоссе — двери нараспашку, в грузовом отсеке полно личных вещей, но ни одного человека рядом нет и никто ничего не видел и не слышал. «Мария Селеста» на колесах. Кому пришло бы в голову искать нас в Моухее?
Так что всю группу внесли в списки пропавших без вести, а меня тем временем тошнило от местных глюков. Один раз, помню, привиделось, что капрал Бей-кон ведет меня по базе, заполненной скелетами в истлевших мундирах — и сам он был скелетом, к черепу которого прилипли склизкие пряди гнилых волос, а с них сползали на лохмотья толстые белые черви. Можно было прекратить кошмары одним стаканом «Четырех роз по-моухейски», но полной зависимости от самогона я боялся больше, чем отвратительных видений. А те, кто пил, ничем таким не страдали, И не хотели никуда ехать, пока виски было в достатке. Их переселили в дома на западной окраине, ты должен был видеть эти хибары. Они построены специально для «гостей», коренные моухейцы никогда там не жили. Но ребята были довольны убогим жильем. Они с утра начинали тянуть проклятое пойло, в клубе по вечерам набирались под завязку и были абсолютно счастливы. Капитан стал прекрасно танцевать. Динкман пел под гитару, хотя не был хорошим певцом, пока не попал сюда. А Бейкон вроде бы не отличался раньше художественным талантом, но именно он рисовал на кусках картона портреты, которые сделали бы честь Рубенсу. Да и фигурки стоящего на задних лапах медведя, слепленной Томом Райсом из детского пластилина, не постеснялся бы профессиональный скульптор.
Этот рай продолжался до первого дождя. За день до него с Кэти случился еще один припадок, сильнее первого, — и тогда она впервые мутировала. Стэн недаром говорил мне, что организм Кэтлин предрасположен к Местному самогону. Из людей, родившихся не в Моухее, мутировать могут единицы. Другие просто получают удовольствие, как обычные пьяницы или наркаши, но Кэти стала… Я никогда не называю ее мутантом или чудовищем. Она теперь моухейка — ни больше ни меньше. И, возможно, Джейк Риденс становится моухейцем как раз в эту минуту.
Может, сам Ларри и был морально подготовлен к превращению жены непонятно во что, но меня его последнее откровение оглушило.
— Так болезнь Джейка — начало мутации?!
— Да, — просто подтвердил О'Доннел. — Он тоже быстро проявил признаки избранности, поэтому с ним так носятся. Нельзя ведь своего брата отправлять жить в сарай.
— А куда делись твои бывшие братья? Я имею в виду сослуживцев.
Потоки невероятной информации водоворотами кружились у меня в голове. Ничего, переварю чуть позже, пусть он продолжает.
— Моухейцы меняют облик не так регулярно, как появляется мох, — сказал О'Доннел. — И фазы луны не имеют к этому никакого отношения. Может, найдется биологическое или биофизическое объяснение, я этого не знаю и не хочу знать, но изменения моухейцев провоцирует дождь. И тогда им надо есть. Желательно человечину.
Он без просьб выплеснул из моей кружки кофейную гущу и до краев наполнил ее бренди, сообразив, что «скорлупки» будет мало. Жидкость жгла горло, вышибала воздух из легких и захлестнула мозг, но я выпил все до дна.
— А если человечины нет, тогда… получеловечину, — продолжал Ларри. — Кого-то из своих. Во все времена считалось благородным пожертвовать жизнью одного, чтоб выжили остальные. Но, ясное дело, своих жалко. Поэтому мы здесь так рады чужакам. Даже если иногда приходится выкопать яму на дороге, чтобы остановить их машину.
— И ты ел человечину?!
— Нет, конечно. Я даже не спрашивал у Кэти, какова она на вкус.
— Нуда… — Мой мозг замедлил все процессы, я не думал, что смогу сейчас встать и побежать или хотя бы пойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110