Могут пригодиться.
Под стенами хибары грудами было свалено имущество бывших жертв. Я понял это мгновенно. Мужская рубашка, синяя туфля на каблуке-шпильке, поясной ремень, маленькая сумочка, вышитая бисером, кукла с длинными волосами, расческа… И еще, и еще…
Я вдруг вспомнил книгу, прочитанную лет десять назад: об экстрасенсе, которому достаточно было дотронуться до какого-нибудь предмета, чтобы узнать все о его владельце. Слава богу, у меня такого дара нет. Иначе я бы не смог удержаться и начал трогать все эти вещи, сваленные под стенами хибары. И все они заорали бы мне в ухо, завыли голосами бывших владельцев, наперебой рассказывая об их жизни. О мечтах и надеждах, давно превратившихся в ничто, о деловой поездке через несколько штатов или о веселом отпускном путешествии, оборвавшемся в Моухее. А громче всего — об отвратительных мучительных смертях.
Мгновением позже мой взгляд прикипел к одной точке. Справа от двери на ворохе детских футболок стояла, накренившись, пишущая машинка Джейка. Я знал ее, как свою. Чуть погнутый рычажок каретки, царапина на боковой стенке… И тысячи воспоминаний за каждой клавишей! Груды отпечатанных страниц, наши с Джейком заветные мечты, мои бунтари и его инопланетяне, давняя болтовня и со смехом слопанный шоколад, будущие литературные премии и очень близкая смерть. Три минуты назад я ощутил в себе душу, а теперь увидел ее — застывшую в форме старой пишущей машинки. Это мою душу отправили на свалку, к мертвому хламу.
Меня заколотило. Бросив сюда машинку, моухейцы перечеркнули все, ради чего я жил. И в эту секунду я окончательно понял, что никогда — ни ради дружбы, ни ради любви, ни ради собственной жизни — не стану их пособником. Пусть меня живьем разорвут на части, лучше присоединиться к жертвам, чем к убийцам.
Это ты такой смелый, пока прямой угрозы нет! А окружат тебя оборотни, запоешь по-другому!
Ну уж нет! Не поддамся, больше ни за что не поддамся! Редакторам всю жизнь уступал, переписывая абзацы и целые главы своих романов, но на то, что жизнь когда-нибудь удастся переиздать в авторском варианте, надеяться нечего. Так лучше пусть рукопись будет незаконченной, чем длинной и подлой!
Я схватил небольшое круглое зеркало, лежавшее прямо у меня под ногами, как грязный глаз пола, и швырнул его в стену, резко и сильно, будто подписывался под клятвой изменить мир. Осколки брызнули в стороны со звонким хрустом. Семь лет невезения? Господи, да разве я столько проживу?
— Я знал, что вы передумаете, — сказал Делберт. Его тонкую фигурку, возникшую в дверном проеме, ореолом окружал солнечный свет. Такой нестойкий, так быстро и так часто уступающий место дождю. И вечный — в том прекрасном смысле, когда слово наполнено надеждой, а не страхом.
— Откуда ты мог знать? — усмехнулся я.
Мальчик дернул плечом, будто удивлялся моей глупости. Он подошел поближе, и я разглядел счастливые сияющие глаза.
— Вы же сами говорили, что пишете о бунтарях. Значит, понимаете: тупо покоряться ни власти, ни чужой силе не стоит. Ради своей души.
— А как же душа Джейка?
— Нормально, — засмеялся Делберт. — Она же у него под выдумками спрятана, как под колпаком. Мистера Риденса обвинять — все равно что младенца.
Я надеялся, что он прав. Джейк так и не смог вспомнить, что с ним происходило, когда шел дождь. «А тебе не мерещилось, что вокруг вместо людей — чудовища?» — недавно спросил я. Джейк оторвался от рукописи и наморщил лоб. «Имеешь в виду, как во сне? Не знаю, может, когда-то и мелькнули эти, с Сермахлона. Но я не свихнулся, Уолт, честно. Знаешь, я, наверное, целый цикл о Сермахлоне напишу. Там около экватора будет такой небольшой материк…»
Вот уж воистину — не ведает олух, что творит. А мне придется думать за двоих. И за троих, если понадобится. За всех, кого непонятный импульс заставит свернуть на проселочную дорогу, а потом остановиться в небольшой невинной с виду деревушке. Заодно надо изобрести способ уничтожения мутантов. Перестрелять их? Вогнать кол каждому в сердце? Отрезать головы и сжечь? Я представил, как бегаю с пылающим факелом вокруг груды трупов. В такой момент как раз должен подъехать шериф графства. Ему ведь полагается познакомиться с новым констеблем? А может, у него в багажнике найдется канистра с бензином. Бензина мне понадобится много.
— Будем бунтовать? — прервал мои идиотские фантазии Делберт.
Да. И главной моей задачей будет сделать так, чтобы, когда в конце концов — а может, гораздо раньше — я сам окажусь на костре, тебя со мной рядом не было. Как бы тебя к этому подготовить?
— Да, — сказал я. — Только не радуйся заранее. IВ обеих моих книгах бунт кончался полным крахом.
Испугал, называется: он засмеялся в полный голос.
— Значит, третью надо написать иначе. Давайте, мистер Хиллбери, начинайте!
ГЛАВА 16
Ученые говорят, в человеческом теле шестьдесят пять процентов воды. Во мне сейчас было девяносто процентов решимости. Нет, девяносто девять. На последний процент приходилась вода и все остальное. Плевать, что там еще есть — и может сгореть или быть сожранным.
Я всегда отличался повышенной эмоциональностью, и окружающие прощали меня, помня, что перед ними — писатель. Но, возвращаясь из хибары, заваленной вещами покойников, я ощутил холодную собранность, которой не испытывал никогда раньше. Мозг работал четко и ясно, не замутненный страхом и пустыми надеждами. О'Доннел назвал меня мертвецом, его приятели похоронили мою мечту, превратив пишущую машинку из колыбели идей в пыльный гроб. Так пусть все они узнают, на что способны восставшие мертвецы. Восставшие из рая, серия первая. Экшн!
Моухейцы уже вернулись с полей или поднялись с диванов, провалявшись день перед телевизором, их жены заканчивали готовить ужин, а дети устраивали игры во дворах. Со всех сторон я слышал: «Добрый вечер, мистер Хиллбери! Привет, Уолт!» — и небрежно помахивал в ответ. В окликах еле слышно побрякивала подозрительность, но пусть бы кто-то попробовал высказать ее вслух! Может, я и покойник, но обращаться с собой неуважительно не позволю. Даже до миссис Гарделл это дошло.
Я крикнул «привет» Барри Пилсу и ухмыльнулся, увидев, как старик вытянулся передо мной. Торжество подпортил Делберт: поднял на меня глаза и шепнул:
— Расслабьтесь, мистер Хиллбери. Вы как будто камень на голове несете.
— Сам трясешься, — тихо ответил я.
Он улыбнулся. Если этот мальчик трясся, то только от восторга: его герой опомнился и перешел к действию. Сейчас окажется, что моя шариковая ручка на самом деле — лазерный нож, а зажигалку можно в два счета трансформировать в автоматический пистолет. Если бы!
— Иди к нам домой, — сказал я. — И не высовывайся, пока я не вернусь.
Мальчишка попробовал возражать, но я был непреклонен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Под стенами хибары грудами было свалено имущество бывших жертв. Я понял это мгновенно. Мужская рубашка, синяя туфля на каблуке-шпильке, поясной ремень, маленькая сумочка, вышитая бисером, кукла с длинными волосами, расческа… И еще, и еще…
Я вдруг вспомнил книгу, прочитанную лет десять назад: об экстрасенсе, которому достаточно было дотронуться до какого-нибудь предмета, чтобы узнать все о его владельце. Слава богу, у меня такого дара нет. Иначе я бы не смог удержаться и начал трогать все эти вещи, сваленные под стенами хибары. И все они заорали бы мне в ухо, завыли голосами бывших владельцев, наперебой рассказывая об их жизни. О мечтах и надеждах, давно превратившихся в ничто, о деловой поездке через несколько штатов или о веселом отпускном путешествии, оборвавшемся в Моухее. А громче всего — об отвратительных мучительных смертях.
Мгновением позже мой взгляд прикипел к одной точке. Справа от двери на ворохе детских футболок стояла, накренившись, пишущая машинка Джейка. Я знал ее, как свою. Чуть погнутый рычажок каретки, царапина на боковой стенке… И тысячи воспоминаний за каждой клавишей! Груды отпечатанных страниц, наши с Джейком заветные мечты, мои бунтари и его инопланетяне, давняя болтовня и со смехом слопанный шоколад, будущие литературные премии и очень близкая смерть. Три минуты назад я ощутил в себе душу, а теперь увидел ее — застывшую в форме старой пишущей машинки. Это мою душу отправили на свалку, к мертвому хламу.
Меня заколотило. Бросив сюда машинку, моухейцы перечеркнули все, ради чего я жил. И в эту секунду я окончательно понял, что никогда — ни ради дружбы, ни ради любви, ни ради собственной жизни — не стану их пособником. Пусть меня живьем разорвут на части, лучше присоединиться к жертвам, чем к убийцам.
Это ты такой смелый, пока прямой угрозы нет! А окружат тебя оборотни, запоешь по-другому!
Ну уж нет! Не поддамся, больше ни за что не поддамся! Редакторам всю жизнь уступал, переписывая абзацы и целые главы своих романов, но на то, что жизнь когда-нибудь удастся переиздать в авторском варианте, надеяться нечего. Так лучше пусть рукопись будет незаконченной, чем длинной и подлой!
Я схватил небольшое круглое зеркало, лежавшее прямо у меня под ногами, как грязный глаз пола, и швырнул его в стену, резко и сильно, будто подписывался под клятвой изменить мир. Осколки брызнули в стороны со звонким хрустом. Семь лет невезения? Господи, да разве я столько проживу?
— Я знал, что вы передумаете, — сказал Делберт. Его тонкую фигурку, возникшую в дверном проеме, ореолом окружал солнечный свет. Такой нестойкий, так быстро и так часто уступающий место дождю. И вечный — в том прекрасном смысле, когда слово наполнено надеждой, а не страхом.
— Откуда ты мог знать? — усмехнулся я.
Мальчик дернул плечом, будто удивлялся моей глупости. Он подошел поближе, и я разглядел счастливые сияющие глаза.
— Вы же сами говорили, что пишете о бунтарях. Значит, понимаете: тупо покоряться ни власти, ни чужой силе не стоит. Ради своей души.
— А как же душа Джейка?
— Нормально, — засмеялся Делберт. — Она же у него под выдумками спрятана, как под колпаком. Мистера Риденса обвинять — все равно что младенца.
Я надеялся, что он прав. Джейк так и не смог вспомнить, что с ним происходило, когда шел дождь. «А тебе не мерещилось, что вокруг вместо людей — чудовища?» — недавно спросил я. Джейк оторвался от рукописи и наморщил лоб. «Имеешь в виду, как во сне? Не знаю, может, когда-то и мелькнули эти, с Сермахлона. Но я не свихнулся, Уолт, честно. Знаешь, я, наверное, целый цикл о Сермахлоне напишу. Там около экватора будет такой небольшой материк…»
Вот уж воистину — не ведает олух, что творит. А мне придется думать за двоих. И за троих, если понадобится. За всех, кого непонятный импульс заставит свернуть на проселочную дорогу, а потом остановиться в небольшой невинной с виду деревушке. Заодно надо изобрести способ уничтожения мутантов. Перестрелять их? Вогнать кол каждому в сердце? Отрезать головы и сжечь? Я представил, как бегаю с пылающим факелом вокруг груды трупов. В такой момент как раз должен подъехать шериф графства. Ему ведь полагается познакомиться с новым констеблем? А может, у него в багажнике найдется канистра с бензином. Бензина мне понадобится много.
— Будем бунтовать? — прервал мои идиотские фантазии Делберт.
Да. И главной моей задачей будет сделать так, чтобы, когда в конце концов — а может, гораздо раньше — я сам окажусь на костре, тебя со мной рядом не было. Как бы тебя к этому подготовить?
— Да, — сказал я. — Только не радуйся заранее. IВ обеих моих книгах бунт кончался полным крахом.
Испугал, называется: он засмеялся в полный голос.
— Значит, третью надо написать иначе. Давайте, мистер Хиллбери, начинайте!
ГЛАВА 16
Ученые говорят, в человеческом теле шестьдесят пять процентов воды. Во мне сейчас было девяносто процентов решимости. Нет, девяносто девять. На последний процент приходилась вода и все остальное. Плевать, что там еще есть — и может сгореть или быть сожранным.
Я всегда отличался повышенной эмоциональностью, и окружающие прощали меня, помня, что перед ними — писатель. Но, возвращаясь из хибары, заваленной вещами покойников, я ощутил холодную собранность, которой не испытывал никогда раньше. Мозг работал четко и ясно, не замутненный страхом и пустыми надеждами. О'Доннел назвал меня мертвецом, его приятели похоронили мою мечту, превратив пишущую машинку из колыбели идей в пыльный гроб. Так пусть все они узнают, на что способны восставшие мертвецы. Восставшие из рая, серия первая. Экшн!
Моухейцы уже вернулись с полей или поднялись с диванов, провалявшись день перед телевизором, их жены заканчивали готовить ужин, а дети устраивали игры во дворах. Со всех сторон я слышал: «Добрый вечер, мистер Хиллбери! Привет, Уолт!» — и небрежно помахивал в ответ. В окликах еле слышно побрякивала подозрительность, но пусть бы кто-то попробовал высказать ее вслух! Может, я и покойник, но обращаться с собой неуважительно не позволю. Даже до миссис Гарделл это дошло.
Я крикнул «привет» Барри Пилсу и ухмыльнулся, увидев, как старик вытянулся передо мной. Торжество подпортил Делберт: поднял на меня глаза и шепнул:
— Расслабьтесь, мистер Хиллбери. Вы как будто камень на голове несете.
— Сам трясешься, — тихо ответил я.
Он улыбнулся. Если этот мальчик трясся, то только от восторга: его герой опомнился и перешел к действию. Сейчас окажется, что моя шариковая ручка на самом деле — лазерный нож, а зажигалку можно в два счета трансформировать в автоматический пистолет. Если бы!
— Иди к нам домой, — сказал я. — И не высовывайся, пока я не вернусь.
Мальчишка попробовал возражать, но я был непреклонен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110