Человек в конвульсиях может откусить себе язык… И что ему стоило заорать или чем-нибудь швырнуть в меня, как только приступ начался?!
Я метнулся в ванную, смочил полотенце водой и обтер лицо Джейка. Когда подсохшая кровь размылась, стал виден глубокий порез на нижней губе. В попытке получить еще хоть каплю «Четырех роз» мой друг разбил бутылку и, слизывая с осколков последние микроскопические частицы жидкости, поранил себя. Бедный мой фантаст!
Я придержал его руки, отчаянно соображая, на какое время придется оставить мученика одного, чтобы вызвать «Скорую», но вдруг конвульсивные подергивания прекратились. На секунду Джейк замер — и тут же все тело передернула мощнейшая судорога. Изо рта вырвалось короткое сипение, сквозь него пробилось что-то похожее на «дай». Почему я, кретин несчастный, не додумался спереть у Сельмы четыре бутылки, а не две!
Подумаешь! Оттянул бы неизбежное в лучшем случае на пару дней.
И тут я вспомнил о шоколаде. Может, он и правда помогает? Мало ли, как его состав с моухейским «виски» взаимодействует! В деревне я единственную шоколадку видел — ту, которую сам привез. Там и детей «городскими сластями» не баловали. Но ведь неспроста Джейк за сегодняшний день больше двух фунтов шоколада умолотил, а в результате ни тошноты, ни колик, зато без самогона не два-три часа, а гораздо дольше продержался.
Убедив себя, что хуже не будет, я ухватил с тумбочки последнюю коробку, еще запечатанную, и разодрал ее на клочки, торопливо добираясь до содержимого.
Судороги Джейка усиливались, напряженные руки не сгибались в локтях, пальцы, растопырившись, торчали, как сухие сучки. Спина выгнулась дугой, и я испугался, что он сейчас сломает себе шею. Но как только его рот распахнулся в хрипе, сунул туда длинную сладкую полоску.
Джейк не поперхнулся. Наверное, в таком состоянии он мог бы проглотить что угодно. Попробовал и шоколад глотнуть целиком, но зубы мигом заработали.
А когда сладкая кашица заскользила вниз по его горлу, я протолкнул между губ второй кусок.
Судороги слегка ослабели после пятого. Или мне так показалось, потому что очень этого хотелось. Но как бы то ни было, Джейк жевал и глотал, а я твердил:
— Потерпи, пожалуйста, потерпи еще немного, — и вкладывал ему в рот новые ломтики. В какой-то момент он попытался выхватить у меня узкую полоску и сломал ее пополам. Рука плохо его слушалась, подтаявший шоколад размазался по подбородку, но кое-как кусок угодил в рот, и челюсти Джейка заработали еще быстрее.
Крошки шоколада, смешанные со слюной, липли к его щекам. Я цапнул почти полную бутылку «Уайт хорз» и тоже поднес к его губам. Джейк сделал всего один глоток. Сморщился, выплюнул коричневое месиво и снова протянул руку к шоколаду.
— Заговори, — просил я. — Дай понять, что ты меня слышишь… Ладно, молчи. Все равно все будет хорошо. Помнишь, сколько хорошего у нас было раньше? И сколько смешного? Помнишь, как ты в университете сдал начало своего нового романа вместо курсовой работы по творчеству Мелвилла? А на семинаре по английскому романтизму девятнадцатого века встал и начал рассказывать о планете Карста?
Услышав о своей планете, он заморгал. Победа!
Точнее, первый шаг к победе: на то, чтобы судороги прекратились полностью, ушло около двух часов. «Четыре розы» все-таки действовали куда эффективнее. Но и без них мы оба встретили новый день живыми. Я помог Джейку добраться до кровати и сидел рядом, пока не убедился, что он крепко уснул. А через четверть часа разбудил, показал усыпанную яркими плитками тумбочку (девушка в закусочной, где я купил весь имевшийся запас шоколада, предположила, что я собрался устраивать детский праздник, и я не стал возражать. Если все удастся, это будет самый большой праздник в моей жизни!) и заставил пообещать, что он будет есть шоколад, как только почувствует себя плохо. Он был слишком измучен, чтобы посоветовать мне идти прямиком к психиатру или еще подальше. Но я и сам не собирался задерживаться в мотеле.
Сорок минут спустя я бродил по большой парковочной площадке за магазином подержанных автомобилей — и уехал оттуда на пикапе, видевшем в жизни куда больше испытаний, чем ухода. Владелец торопливо заполнил документы о продаже, пожелал удачи и поклялся, что грузовик будет работать еще минимум лет пятнадцать. Мне нужно было всего десять часов.
И три из них уже прошли. Я свернул на второстепенную дорогу за Форситом, прибавил газу. Пластиковые канистры с гербицидом не грохотали, подскакивая в кузове. Солнце смывало с неба голубой цвет. Я попробовал засвистеть и только тогда заметил, что стискиваю зубы от напряжения. Моухей ждал меня, как сказочный волк, и Делберт был в его ненасытной утробе, но я хорошо помнил, что из вспоротого брюха такой твари жертвы всегда выбираются целыми и невредимыми.
* * *
На поле, где я впервые увидел Делберта, снова шла работа. Я подсчитал, что со дня моего первого приезда в Моухей прошел месяц и два дня — значит, новый сезон сбора камней начался или вчера, или сегодня утром. Как и обещал Ларри, в этот раз работали Маккини. Будь жив Дольф, он сейчас катил бы валун за валуном к краю поля, напрягая мощные мышцы, насупившись, но дыша ровно, и мог бы вкалывать хоть три дня без передышки. Но он лежал где-то в морозильнике, дожидаясь своего самого последнего дождя, а на поле дело шло шатко-валко. Чарльз, точно как Роджер Энсон месяц назад, поддевал камни ломом и налегал на них, а рядом с ним упиралась в валуны Молли. От нее было не много толку. Чуть дальше миссис Гарделл собирала мелкие камешки в большую плетеную корзину. У малыша Рольфа корзина была поменьше.
Я из-за холма следил, как семья в полном составе выкладывается на проклятом поле. Они не отвлекались, даже не разговаривали между собой. Я бы предпочел, чтобы говорили не смолкая и погромче, чтобы здесь, за холмом, можно было расслышать: «Надо же, так и не нашли мальчишку Энсонов!» — «Да, — отозвалась бы миссис Гарделл на слова дочери, — я и предположить не могу, куда этот выродок спрятался. Зря Сельма голосила, в доме его точно нет». — «Нет, — подтвердил бы Чарльз. — Мы каждый уголок обшарили».
Или пусть хотя бы взялись обсуждать, как они разделаются с Делбертом, когда пойдет дождь. «Паула хорошо за ним следит?» — с недоверием спросил бы у тещи Чарльз, и миссис Маккини кивнула бы массивной головой: «Можешь не сомневаться. Да и Дилан там, а Дилан — парень правильный, он выродку ни за что больше не позволит сбежать». — «И все-таки было бы спокойнее, если бы выродка заперли в подвале у О'Доннелов», — покачал бы головой Чарльз.
Пусть произнесут хоть одну фразу, подтверждающую, что Делберт жив! Но Маккини работали, как рабы, трепещущие перед плеткой надсмотрщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Я метнулся в ванную, смочил полотенце водой и обтер лицо Джейка. Когда подсохшая кровь размылась, стал виден глубокий порез на нижней губе. В попытке получить еще хоть каплю «Четырех роз» мой друг разбил бутылку и, слизывая с осколков последние микроскопические частицы жидкости, поранил себя. Бедный мой фантаст!
Я придержал его руки, отчаянно соображая, на какое время придется оставить мученика одного, чтобы вызвать «Скорую», но вдруг конвульсивные подергивания прекратились. На секунду Джейк замер — и тут же все тело передернула мощнейшая судорога. Изо рта вырвалось короткое сипение, сквозь него пробилось что-то похожее на «дай». Почему я, кретин несчастный, не додумался спереть у Сельмы четыре бутылки, а не две!
Подумаешь! Оттянул бы неизбежное в лучшем случае на пару дней.
И тут я вспомнил о шоколаде. Может, он и правда помогает? Мало ли, как его состав с моухейским «виски» взаимодействует! В деревне я единственную шоколадку видел — ту, которую сам привез. Там и детей «городскими сластями» не баловали. Но ведь неспроста Джейк за сегодняшний день больше двух фунтов шоколада умолотил, а в результате ни тошноты, ни колик, зато без самогона не два-три часа, а гораздо дольше продержался.
Убедив себя, что хуже не будет, я ухватил с тумбочки последнюю коробку, еще запечатанную, и разодрал ее на клочки, торопливо добираясь до содержимого.
Судороги Джейка усиливались, напряженные руки не сгибались в локтях, пальцы, растопырившись, торчали, как сухие сучки. Спина выгнулась дугой, и я испугался, что он сейчас сломает себе шею. Но как только его рот распахнулся в хрипе, сунул туда длинную сладкую полоску.
Джейк не поперхнулся. Наверное, в таком состоянии он мог бы проглотить что угодно. Попробовал и шоколад глотнуть целиком, но зубы мигом заработали.
А когда сладкая кашица заскользила вниз по его горлу, я протолкнул между губ второй кусок.
Судороги слегка ослабели после пятого. Или мне так показалось, потому что очень этого хотелось. Но как бы то ни было, Джейк жевал и глотал, а я твердил:
— Потерпи, пожалуйста, потерпи еще немного, — и вкладывал ему в рот новые ломтики. В какой-то момент он попытался выхватить у меня узкую полоску и сломал ее пополам. Рука плохо его слушалась, подтаявший шоколад размазался по подбородку, но кое-как кусок угодил в рот, и челюсти Джейка заработали еще быстрее.
Крошки шоколада, смешанные со слюной, липли к его щекам. Я цапнул почти полную бутылку «Уайт хорз» и тоже поднес к его губам. Джейк сделал всего один глоток. Сморщился, выплюнул коричневое месиво и снова протянул руку к шоколаду.
— Заговори, — просил я. — Дай понять, что ты меня слышишь… Ладно, молчи. Все равно все будет хорошо. Помнишь, сколько хорошего у нас было раньше? И сколько смешного? Помнишь, как ты в университете сдал начало своего нового романа вместо курсовой работы по творчеству Мелвилла? А на семинаре по английскому романтизму девятнадцатого века встал и начал рассказывать о планете Карста?
Услышав о своей планете, он заморгал. Победа!
Точнее, первый шаг к победе: на то, чтобы судороги прекратились полностью, ушло около двух часов. «Четыре розы» все-таки действовали куда эффективнее. Но и без них мы оба встретили новый день живыми. Я помог Джейку добраться до кровати и сидел рядом, пока не убедился, что он крепко уснул. А через четверть часа разбудил, показал усыпанную яркими плитками тумбочку (девушка в закусочной, где я купил весь имевшийся запас шоколада, предположила, что я собрался устраивать детский праздник, и я не стал возражать. Если все удастся, это будет самый большой праздник в моей жизни!) и заставил пообещать, что он будет есть шоколад, как только почувствует себя плохо. Он был слишком измучен, чтобы посоветовать мне идти прямиком к психиатру или еще подальше. Но я и сам не собирался задерживаться в мотеле.
Сорок минут спустя я бродил по большой парковочной площадке за магазином подержанных автомобилей — и уехал оттуда на пикапе, видевшем в жизни куда больше испытаний, чем ухода. Владелец торопливо заполнил документы о продаже, пожелал удачи и поклялся, что грузовик будет работать еще минимум лет пятнадцать. Мне нужно было всего десять часов.
И три из них уже прошли. Я свернул на второстепенную дорогу за Форситом, прибавил газу. Пластиковые канистры с гербицидом не грохотали, подскакивая в кузове. Солнце смывало с неба голубой цвет. Я попробовал засвистеть и только тогда заметил, что стискиваю зубы от напряжения. Моухей ждал меня, как сказочный волк, и Делберт был в его ненасытной утробе, но я хорошо помнил, что из вспоротого брюха такой твари жертвы всегда выбираются целыми и невредимыми.
* * *
На поле, где я впервые увидел Делберта, снова шла работа. Я подсчитал, что со дня моего первого приезда в Моухей прошел месяц и два дня — значит, новый сезон сбора камней начался или вчера, или сегодня утром. Как и обещал Ларри, в этот раз работали Маккини. Будь жив Дольф, он сейчас катил бы валун за валуном к краю поля, напрягая мощные мышцы, насупившись, но дыша ровно, и мог бы вкалывать хоть три дня без передышки. Но он лежал где-то в морозильнике, дожидаясь своего самого последнего дождя, а на поле дело шло шатко-валко. Чарльз, точно как Роджер Энсон месяц назад, поддевал камни ломом и налегал на них, а рядом с ним упиралась в валуны Молли. От нее было не много толку. Чуть дальше миссис Гарделл собирала мелкие камешки в большую плетеную корзину. У малыша Рольфа корзина была поменьше.
Я из-за холма следил, как семья в полном составе выкладывается на проклятом поле. Они не отвлекались, даже не разговаривали между собой. Я бы предпочел, чтобы говорили не смолкая и погромче, чтобы здесь, за холмом, можно было расслышать: «Надо же, так и не нашли мальчишку Энсонов!» — «Да, — отозвалась бы миссис Гарделл на слова дочери, — я и предположить не могу, куда этот выродок спрятался. Зря Сельма голосила, в доме его точно нет». — «Нет, — подтвердил бы Чарльз. — Мы каждый уголок обшарили».
Или пусть хотя бы взялись обсуждать, как они разделаются с Делбертом, когда пойдет дождь. «Паула хорошо за ним следит?» — с недоверием спросил бы у тещи Чарльз, и миссис Маккини кивнула бы массивной головой: «Можешь не сомневаться. Да и Дилан там, а Дилан — парень правильный, он выродку ни за что больше не позволит сбежать». — «И все-таки было бы спокойнее, если бы выродка заперли в подвале у О'Доннелов», — покачал бы головой Чарльз.
Пусть произнесут хоть одну фразу, подтверждающую, что Делберт жив! Но Маккини работали, как рабы, трепещущие перед плеткой надсмотрщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110