Дорога вилась через лес. С отяжелелых еловых лап стекала вода, низкое небо грозило задеть верхушки деревьев (а может, и задело – зацепилось, да так и осталось тут, изливать горькие слёзы). Лошади нет-нет, да оскальзывались в грязюке, вот и приходилось держать ухо востро, дабы не свалиться в мерзкую жижу, прямо под копыта собственному коню. Гадкая влажность забиралась под одежду. Холодно не было, но платье и кожаный плащ противно липли к телу. Ещё жутко хотелось спать, а нудная рысца прямо-таки убаюкивала.
Несколько раз ведьма даже принималась клевать носом, но была пристыжена бодрым Тороем, который незамедлительно поставил ей в пример Илана. Мальчишка и не думал спать, он сидел на спине смирного гнедого коня аккурат перед магом и выспрашивал волшебника о всевозможных магических закавыках. Вопросы сыпались из паренька один за другим. То он хотел знать, почему они едут в Гелминвир на лошадях, а не переносятся по воздуху («Потому что Гелинвир – магическая крепость и волшебством к ней не подберёшься – погибнешь – очень сильна защита», – терпеливо объяснял Торой), то просил рассказать подробнее об Искусниках, то спрашивал, почему плакала старая Ульна.
Бабка и впрямь прослезилась, отправляя странников в дорогу – обняла, расцеловала, поклонилась, вручила увесистый мешок с провизией и долго-долго смотрела вслед. Вообще, провожали волшебника и его спутников всей деревней, поскольку к моменту пробуждения чужестранцев маленькое поселение гудело, как улей. О чудесном неземном огоньке знали уже все – от младенцев до дворовых псов. Несмотря на дождь и раннее утро, жители выстроились вдоль улицы и прощально махали вслед удаляющимся всадникам. Выглядело это очень впечатляюще. Люция даже позволила себе на миг представить, что она – знатная особа, которую вышли провожать в дальнюю дорогу верные простолюдины.
Странников снабдили всем необходимым – добротными плащами, лошадьми, провиантом. А Илану даже вручили берестяной короб сливочных тянучек (любимое лакомство Тороева детства). Стоит ли говорить, что денег за лошадей и одежду с путников не взяли?
Когда деревня осталась позади, и кони перешли на резвую рысь – быстрее по этакой скользкой грязи ехать было опасно – полный страдания и отчаяния вопль долетел до слуха чуткой колдунки. Остановив свою кобылку, ведьма оглянулась. Сквозь пелену дождя ей посчастливилось разглядеть некий комок грязи, пронзительно орущий и скачущий по глинистой жиже, словно невиданных размеров кузнечик. Люция уже решила на всякий случай испугаться, но не пришлось – комком грязи оказалась кошка-трёхцветка со двора Ульны (стало быть, прикипела к внучку зеркальщика). Собственно, теперь она была одноцветка – эдакая бурая ошмётина мокрой глины.
– Кошенька! – Радостно завопил Илан.
А Торой застонал от ужаса. Чего-чего, а только грязной кошки не хватало в их пёстрой компании. В результате сливочные тянучки были высыпаны в мешок с едой, а грязная и мокрая «кошенька» уложена в квадратный берестяной короб. На руках у мальчишки заморенная животина успокоилась и уснула. Так и ехали вчетвером навстречу неизвестности.
* * *
– Всё, дальше я не поеду! – Возмутилась Люция. – Если хочешь показать лучший результат в конной рыси по глине – дело твоё, а с меня хватит! Я устала, проголодалась и вообще, вы там всё время чешете языками, а я тут тащусь рядом в молчании, как круглая дура!
Она ещё плаксиво подбавила в голос слезы, чтобы Торой почувствовал себя окончательно виноватым. Удалось пробудить в этом чёрством сухаре совесть или нет, ведьма так и не поняла, но, во всяком случае, маг покладисто согласился:
– Ты права. Давайте сделаем привал, да и лошади отдохнут.
Но всё же пришлось проехать ещё немного вперёд, в поисках относительно сухой поляны. Тут уж выросшая в чаще колдунка не сплоховала. Она ловко заприметила старый раскидистый ельник и уверенно углубилась в самую его чащу, отыскав к всеобщему удивлению совершенно сухую, усыпанную мелкой коричневой хвоей полянку. Точнее даже не полянку, а местечко среди трёх близко выросших и свившихся ветвями исполинов.
Костёр, разумеется, разводить не стали, да и не было в том нужды. Расстелив белоснежный рушник, девушка проворно разложила на нём припасы. Трапеза прошла в полном молчании – путники слишком проголодались, чтобы без толку чесать языком. «Кошенька», слопав кусок варёной курицы, принялась тщательно вылизываться. Это, конечно, мало что исправило.
Наконец, даже Люция, обладавшая, как подметил Торой, отменным аппетитом, благодушно откинулась к толстому стволу могучей ели и сыто зевнула.
– Эх, сейчас бы вздремнуть… – мечтательно протянула она.
Торой забросил в рот сливочную тянучку и ответил:
– Я бы не вздремнуть хотел, а посмотреть, что там с Ихвелью…
Ведьма дернулась, и вся её блаженная истома ушла в никуда:
– С Ихвелью? – Окрысилась она неизвестно на что, – Соскучился уже? Ну, на, посмотри…
Волшебник проигнорировал последнее замечание и, лениво жуя излюбленное лакомство, почесывал за ухом грязную «кошеньку»:
– Ну, да, с Ихвелью. Мне любопытно, как отреагирует наша неизвестная ведьма на её провал. Близнецы-то поумнее были, а вот Ихвель исключительно по собственной дурости ушла несолоно хлебавши. Да чего ты там ищешь? – Наконец, соизволил он полюбопытствовать.
Ответом было молчание и резво дрыгающиеся локти колдунки – она сосредоточенно шарила в своём тощем узелке.
– Так… это что? – бормотала девчонка себе под нос, – А, это сон-трава, это златолист… Это чего такое? Ага, мешок с наговоренной полынью… Что-то мало её, ах, ну да, я же часть Ульне отсыпала, суставы подлечить… Да где же?..
Маг с любопытством наблюдал за поисками. Наконец, Люция издала победный вопль и извлекла на свет плоское блюдо с примитивнейшей росписью по краю.
– На! – Девушка, ничего не объясняя, бросила тарелку на колени чародею.
Он взял её и бесцельно покрутил в руках.
– И что?
– Сейчас увидишь, дай мне тянучку!
Илан, заинтригованный происходящим, быстро раскошелился аж на две вязкие, словно оконная замазка, конфеты. Вопреки ожиданиям, колдунья их есть не стала, а принялась мять и что-то нашёптывать с самым таинственным видом.
Торой тем временем с любопытством разглядывал уродливое блюдо. В руках мага оказалась самая заурядная старая тарелка, размером с две растопыренных мужских ладони – бортики невысокие, рисунок выцветший, незатейливый – какие-то убогие завитушки. Видать, блюдо было металлическое, просто покрытое сверху особой глазурью. Такая посуда стоила сущие медяки и потому являлась крайне недолговечной. Вот и эта тарелка возраст имела самый неопределённый, то ли сто лет, то ли год. Эмаль по краешкам обколота, кое-где отбитые за время верной службы кусочки были и вовсе непростительно велики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Несколько раз ведьма даже принималась клевать носом, но была пристыжена бодрым Тороем, который незамедлительно поставил ей в пример Илана. Мальчишка и не думал спать, он сидел на спине смирного гнедого коня аккурат перед магом и выспрашивал волшебника о всевозможных магических закавыках. Вопросы сыпались из паренька один за другим. То он хотел знать, почему они едут в Гелминвир на лошадях, а не переносятся по воздуху («Потому что Гелинвир – магическая крепость и волшебством к ней не подберёшься – погибнешь – очень сильна защита», – терпеливо объяснял Торой), то просил рассказать подробнее об Искусниках, то спрашивал, почему плакала старая Ульна.
Бабка и впрямь прослезилась, отправляя странников в дорогу – обняла, расцеловала, поклонилась, вручила увесистый мешок с провизией и долго-долго смотрела вслед. Вообще, провожали волшебника и его спутников всей деревней, поскольку к моменту пробуждения чужестранцев маленькое поселение гудело, как улей. О чудесном неземном огоньке знали уже все – от младенцев до дворовых псов. Несмотря на дождь и раннее утро, жители выстроились вдоль улицы и прощально махали вслед удаляющимся всадникам. Выглядело это очень впечатляюще. Люция даже позволила себе на миг представить, что она – знатная особа, которую вышли провожать в дальнюю дорогу верные простолюдины.
Странников снабдили всем необходимым – добротными плащами, лошадьми, провиантом. А Илану даже вручили берестяной короб сливочных тянучек (любимое лакомство Тороева детства). Стоит ли говорить, что денег за лошадей и одежду с путников не взяли?
Когда деревня осталась позади, и кони перешли на резвую рысь – быстрее по этакой скользкой грязи ехать было опасно – полный страдания и отчаяния вопль долетел до слуха чуткой колдунки. Остановив свою кобылку, ведьма оглянулась. Сквозь пелену дождя ей посчастливилось разглядеть некий комок грязи, пронзительно орущий и скачущий по глинистой жиже, словно невиданных размеров кузнечик. Люция уже решила на всякий случай испугаться, но не пришлось – комком грязи оказалась кошка-трёхцветка со двора Ульны (стало быть, прикипела к внучку зеркальщика). Собственно, теперь она была одноцветка – эдакая бурая ошмётина мокрой глины.
– Кошенька! – Радостно завопил Илан.
А Торой застонал от ужаса. Чего-чего, а только грязной кошки не хватало в их пёстрой компании. В результате сливочные тянучки были высыпаны в мешок с едой, а грязная и мокрая «кошенька» уложена в квадратный берестяной короб. На руках у мальчишки заморенная животина успокоилась и уснула. Так и ехали вчетвером навстречу неизвестности.
* * *
– Всё, дальше я не поеду! – Возмутилась Люция. – Если хочешь показать лучший результат в конной рыси по глине – дело твоё, а с меня хватит! Я устала, проголодалась и вообще, вы там всё время чешете языками, а я тут тащусь рядом в молчании, как круглая дура!
Она ещё плаксиво подбавила в голос слезы, чтобы Торой почувствовал себя окончательно виноватым. Удалось пробудить в этом чёрством сухаре совесть или нет, ведьма так и не поняла, но, во всяком случае, маг покладисто согласился:
– Ты права. Давайте сделаем привал, да и лошади отдохнут.
Но всё же пришлось проехать ещё немного вперёд, в поисках относительно сухой поляны. Тут уж выросшая в чаще колдунка не сплоховала. Она ловко заприметила старый раскидистый ельник и уверенно углубилась в самую его чащу, отыскав к всеобщему удивлению совершенно сухую, усыпанную мелкой коричневой хвоей полянку. Точнее даже не полянку, а местечко среди трёх близко выросших и свившихся ветвями исполинов.
Костёр, разумеется, разводить не стали, да и не было в том нужды. Расстелив белоснежный рушник, девушка проворно разложила на нём припасы. Трапеза прошла в полном молчании – путники слишком проголодались, чтобы без толку чесать языком. «Кошенька», слопав кусок варёной курицы, принялась тщательно вылизываться. Это, конечно, мало что исправило.
Наконец, даже Люция, обладавшая, как подметил Торой, отменным аппетитом, благодушно откинулась к толстому стволу могучей ели и сыто зевнула.
– Эх, сейчас бы вздремнуть… – мечтательно протянула она.
Торой забросил в рот сливочную тянучку и ответил:
– Я бы не вздремнуть хотел, а посмотреть, что там с Ихвелью…
Ведьма дернулась, и вся её блаженная истома ушла в никуда:
– С Ихвелью? – Окрысилась она неизвестно на что, – Соскучился уже? Ну, на, посмотри…
Волшебник проигнорировал последнее замечание и, лениво жуя излюбленное лакомство, почесывал за ухом грязную «кошеньку»:
– Ну, да, с Ихвелью. Мне любопытно, как отреагирует наша неизвестная ведьма на её провал. Близнецы-то поумнее были, а вот Ихвель исключительно по собственной дурости ушла несолоно хлебавши. Да чего ты там ищешь? – Наконец, соизволил он полюбопытствовать.
Ответом было молчание и резво дрыгающиеся локти колдунки – она сосредоточенно шарила в своём тощем узелке.
– Так… это что? – бормотала девчонка себе под нос, – А, это сон-трава, это златолист… Это чего такое? Ага, мешок с наговоренной полынью… Что-то мало её, ах, ну да, я же часть Ульне отсыпала, суставы подлечить… Да где же?..
Маг с любопытством наблюдал за поисками. Наконец, Люция издала победный вопль и извлекла на свет плоское блюдо с примитивнейшей росписью по краю.
– На! – Девушка, ничего не объясняя, бросила тарелку на колени чародею.
Он взял её и бесцельно покрутил в руках.
– И что?
– Сейчас увидишь, дай мне тянучку!
Илан, заинтригованный происходящим, быстро раскошелился аж на две вязкие, словно оконная замазка, конфеты. Вопреки ожиданиям, колдунья их есть не стала, а принялась мять и что-то нашёптывать с самым таинственным видом.
Торой тем временем с любопытством разглядывал уродливое блюдо. В руках мага оказалась самая заурядная старая тарелка, размером с две растопыренных мужских ладони – бортики невысокие, рисунок выцветший, незатейливый – какие-то убогие завитушки. Видать, блюдо было металлическое, просто покрытое сверху особой глазурью. Такая посуда стоила сущие медяки и потому являлась крайне недолговечной. Вот и эта тарелка возраст имела самый неопределённый, то ли сто лет, то ли год. Эмаль по краешкам обколота, кое-где отбитые за время верной службы кусочки были и вовсе непростительно велики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151