– Последнее было не вопросом, а утверждением.
Торой кивнул, глядя на то, как стремительно несётся секундная стрелка. Но всё же, волшебник успел прокричать в сгущавшуюся темноту:
– Алех! Эльф Алех друг моего наставника, сейчас он состоит в Великом Магическом Совете, как он мог быть твоим учеником?!
Ответа он не услышал. Собственно, и Рогон, скорее всего, не услышал слов волшебника. Зато до Тороя донеслись словно уносимые ветром слова:
– Я написал тебе кое-что, ты найдёшь это в книге…
Голос Рогона поглотила звенящая тишина. Маленький мирок окончательно утратил и реальность и материальность – бревенчатые стены расплылись у Тороя перед глазами, камин оплыл, словно восковой, стёкла в окне начали пузыриться, будто были и не стёклами вовсе, а мыльной пеной. Неизвестные Торою маги ещё держали оборону, ещё не впускали Безвременье туда, где корчилось, удерживаемое ими сознание двоих людей. И всё же прожорливая Пустота пыталась поглотить тех, кто отважился вторгнуться в её вотчину – туда, где отсутствовало всё – время, пространство, цвета, жизнь. Торой чувствовал, как исчезают, тают под ногами половицы, видел, как растворяется в пустоте силуэт дюжего волшебника, а потом часы в руке низложенного мага (единственное, что никуда не пропадало и не меняло очертаний) налились жутким холодом. Торой увидел, как пальцы, сжимавшие серебряный корпус становятся прозрачными, увидел, как секундная и минутная стрелки дёрнулись в последний раз, а потом нечто вязкое обволокло его, и волшебник перестал что-либо чувствовать и понимать.
* * *
Когда он в очередной раз открыл глаза, левая рука, судорожно сжимающая часы Баруза, совершенно окоченела. Торой попытался расцепить сведённые судорогой пальцы, но обнаружил в них не часы, как ожидал, а комок слипшегося, наполовину растаявшего снега. Волшебник поднял взгляд и увидел над головой прежние верхушки сосен, которые медленно плыли в поднебесье и казались нарисованными чёрной тушью. Левая рука безвольно свалилась с полотнища, на котором мага куда-то тащили, и теперь пальцы снова загребали снег. Волшебник хотел спросить у упрямо пыхтящей за его спиной ведьмы, долго ли он был в беспамятстве, хотел сказать ей, что он ещё жив, но опять-таки не смог. Отяжелевшие веки закрылись. Как же хотелось спать! Холод уже давно перестал мучить, левая рука, загребающая снег, больше не мёрзла, а по всему телу разлился неведомый доселе покой. О, боги, как же хорошо…
Торой закрыл глаза и снова рухнул в темноту. Он успел на секунду ужаснуться, что вот опять начнутся непонятные видения и снова надо будет о чём-то говорить, что-то предпринимать, о чём-то думать… Но видения решили оставить его в покое. Последнее, что вспомнилось магу перед чертой забвения, был слегка насмешливый и удивлённый взгляд Рогона. Прежде, чем исчезнуть, волшебник внимательно всмотрелся в пульсации Силы, вьющиеся над головой низложенного мага и что-то из увиденного в них позабавило богатыря чародея. Во всяком случае, он улыбнулся улыбкой человека, который заметил нечто трогательное и тщательно от него скрываемое.
На этом Торой снова выпал из реальности.
* * *
Люция обернулась. Ей показалось, что волшебник зашевелился. Но нет, Торой как и прежде лежал без движения, только левая рука свесилась с плаща и теперь чертила по сугробам. Ведьма плакать уже не могла. Глухое отчаяние вытеснило все сантименты. Она кусала обветренные губы и упрямо брела вперёд. Ей, к счастью, хватило ума использовать все подручные средства для того, чтобы тащить мага и мальчишку. Пальцы ведьмы, сжимавшие углы плаща, на котором лежал бесчувственный Торой, на лютом холоде потрескались в кровь. Кровь давно замёрзла на морозе, но руки замёрзли ещё раньше и потому не болели.
Колдунья ещё раз обернулась. Её изобретение у всякого, кто увидел его со стороны, вызвало бы приступ истерического смеха. Но девчонка уж точно не разделила бы ничьё веселье.
Когда маг рухнул с лошади в снег и упокоился там не шевелясь, ведьма взвыла от отчаяния. Некоторое время она пыталась привести волшебника в чувство. Девушка трясла его, хлопала по замёрзшим щекам, умоляла, упрашивала, грозила, плакала – всё было бесполезно. Утешало одно – он всё-таки был жив. Пока. А это означало, что следовало срочно что-то предпринимать. Вот только что? К счастью, юная колдунья с детства отличалась изрядной смекалкой. Не растерялась и в этот раз.
Она, конечно, позволила себе несколько минут поплакать, сидя в сугробе и загребая руками рыхлый снег. Некоторое время даже жалко скулила, но потом всё-таки собралась с мыслями и решила действовать. Всё-таки упрямство присуще каждой колдунье, как ни крути, а хорошая ведьма должна уметь бороться. Поскольку, что есть жизнь ведьмы? Только борьба. Вот Люции и пришлось, кусая губы, да вытирая рукавом шмыгающий нос браться за дело. Само собой – поднять Тороя в седло она не могла, Илана – да, но Тороя… Девушка пробовала, было, оторвать мужчину от земли путём хитрых заклинаний, но силёнок не хватило – все её немногочисленные магические способности ушли на то, чтобы разбудить лошадей, так что… Приходилось орудовать безо всякого чародейства. Люция понимала – времени у неё крайне мало. Можно даже сказать – совсем нет. Без движения да на этаком морозе волшебник замёрзнет прямо во сне.
Как и всякая лесная ведьма, Люция никогда не блуждала в лесу. Да чего там говорить! Ей было бы куда как проще потеряться где-нибудь на улицах оживлённого Мирара, чем в самой глухой и непролазной чащобе. Мало того, совсем недавно именно над этим лесом колдунья пролетала на помеле, ну, когда пряталась от стражников и запутывала следы. Именно тогда она и заприметила в окрестностях небольшую сторожку. По счастью, домик должен был находиться где-то неподалёку. И вот теперь колдунья собиралась дотащить до него своих бесчувственных спутников. В маленькой избушке странников ждала крыша, четыре стены и хоть какой-то очаг. Это сейчас казалось самым главным. В сторожке Люция сможет согреться и заняться Тороем. Она подозревала, что без помощи волшебных лекарских отваров маг попросту не выживет. Потому-то, стиснув зубы, ведьма решила действовать.
* * *
Чёрные силуэты елей двоились перед глазами, порывы ветра срывали с веток снег и щедро осыпали им колдунью. Однако она давно уже не обращала внимания на подобные мелочи. Девчонка плелась через сугробы, сдавлено и сипло дыша. Первые несколько шагов у Люции ещё были силы на то, чтобы грязно и непотребно ругаться от злости на собственную хилость, но очень скоро ведьма поняла – радующие душу крепкие деревенские ругательства годны только для того, чтобы сбиваться с дыхания и быстрее уставать. А потому она понадёжнее стиснула зубы и теперь крыла снег, холод, темноту да бездорожье мысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Торой кивнул, глядя на то, как стремительно несётся секундная стрелка. Но всё же, волшебник успел прокричать в сгущавшуюся темноту:
– Алех! Эльф Алех друг моего наставника, сейчас он состоит в Великом Магическом Совете, как он мог быть твоим учеником?!
Ответа он не услышал. Собственно, и Рогон, скорее всего, не услышал слов волшебника. Зато до Тороя донеслись словно уносимые ветром слова:
– Я написал тебе кое-что, ты найдёшь это в книге…
Голос Рогона поглотила звенящая тишина. Маленький мирок окончательно утратил и реальность и материальность – бревенчатые стены расплылись у Тороя перед глазами, камин оплыл, словно восковой, стёкла в окне начали пузыриться, будто были и не стёклами вовсе, а мыльной пеной. Неизвестные Торою маги ещё держали оборону, ещё не впускали Безвременье туда, где корчилось, удерживаемое ими сознание двоих людей. И всё же прожорливая Пустота пыталась поглотить тех, кто отважился вторгнуться в её вотчину – туда, где отсутствовало всё – время, пространство, цвета, жизнь. Торой чувствовал, как исчезают, тают под ногами половицы, видел, как растворяется в пустоте силуэт дюжего волшебника, а потом часы в руке низложенного мага (единственное, что никуда не пропадало и не меняло очертаний) налились жутким холодом. Торой увидел, как пальцы, сжимавшие серебряный корпус становятся прозрачными, увидел, как секундная и минутная стрелки дёрнулись в последний раз, а потом нечто вязкое обволокло его, и волшебник перестал что-либо чувствовать и понимать.
* * *
Когда он в очередной раз открыл глаза, левая рука, судорожно сжимающая часы Баруза, совершенно окоченела. Торой попытался расцепить сведённые судорогой пальцы, но обнаружил в них не часы, как ожидал, а комок слипшегося, наполовину растаявшего снега. Волшебник поднял взгляд и увидел над головой прежние верхушки сосен, которые медленно плыли в поднебесье и казались нарисованными чёрной тушью. Левая рука безвольно свалилась с полотнища, на котором мага куда-то тащили, и теперь пальцы снова загребали снег. Волшебник хотел спросить у упрямо пыхтящей за его спиной ведьмы, долго ли он был в беспамятстве, хотел сказать ей, что он ещё жив, но опять-таки не смог. Отяжелевшие веки закрылись. Как же хотелось спать! Холод уже давно перестал мучить, левая рука, загребающая снег, больше не мёрзла, а по всему телу разлился неведомый доселе покой. О, боги, как же хорошо…
Торой закрыл глаза и снова рухнул в темноту. Он успел на секунду ужаснуться, что вот опять начнутся непонятные видения и снова надо будет о чём-то говорить, что-то предпринимать, о чём-то думать… Но видения решили оставить его в покое. Последнее, что вспомнилось магу перед чертой забвения, был слегка насмешливый и удивлённый взгляд Рогона. Прежде, чем исчезнуть, волшебник внимательно всмотрелся в пульсации Силы, вьющиеся над головой низложенного мага и что-то из увиденного в них позабавило богатыря чародея. Во всяком случае, он улыбнулся улыбкой человека, который заметил нечто трогательное и тщательно от него скрываемое.
На этом Торой снова выпал из реальности.
* * *
Люция обернулась. Ей показалось, что волшебник зашевелился. Но нет, Торой как и прежде лежал без движения, только левая рука свесилась с плаща и теперь чертила по сугробам. Ведьма плакать уже не могла. Глухое отчаяние вытеснило все сантименты. Она кусала обветренные губы и упрямо брела вперёд. Ей, к счастью, хватило ума использовать все подручные средства для того, чтобы тащить мага и мальчишку. Пальцы ведьмы, сжимавшие углы плаща, на котором лежал бесчувственный Торой, на лютом холоде потрескались в кровь. Кровь давно замёрзла на морозе, но руки замёрзли ещё раньше и потому не болели.
Колдунья ещё раз обернулась. Её изобретение у всякого, кто увидел его со стороны, вызвало бы приступ истерического смеха. Но девчонка уж точно не разделила бы ничьё веселье.
Когда маг рухнул с лошади в снег и упокоился там не шевелясь, ведьма взвыла от отчаяния. Некоторое время она пыталась привести волшебника в чувство. Девушка трясла его, хлопала по замёрзшим щекам, умоляла, упрашивала, грозила, плакала – всё было бесполезно. Утешало одно – он всё-таки был жив. Пока. А это означало, что следовало срочно что-то предпринимать. Вот только что? К счастью, юная колдунья с детства отличалась изрядной смекалкой. Не растерялась и в этот раз.
Она, конечно, позволила себе несколько минут поплакать, сидя в сугробе и загребая руками рыхлый снег. Некоторое время даже жалко скулила, но потом всё-таки собралась с мыслями и решила действовать. Всё-таки упрямство присуще каждой колдунье, как ни крути, а хорошая ведьма должна уметь бороться. Поскольку, что есть жизнь ведьмы? Только борьба. Вот Люции и пришлось, кусая губы, да вытирая рукавом шмыгающий нос браться за дело. Само собой – поднять Тороя в седло она не могла, Илана – да, но Тороя… Девушка пробовала, было, оторвать мужчину от земли путём хитрых заклинаний, но силёнок не хватило – все её немногочисленные магические способности ушли на то, чтобы разбудить лошадей, так что… Приходилось орудовать безо всякого чародейства. Люция понимала – времени у неё крайне мало. Можно даже сказать – совсем нет. Без движения да на этаком морозе волшебник замёрзнет прямо во сне.
Как и всякая лесная ведьма, Люция никогда не блуждала в лесу. Да чего там говорить! Ей было бы куда как проще потеряться где-нибудь на улицах оживлённого Мирара, чем в самой глухой и непролазной чащобе. Мало того, совсем недавно именно над этим лесом колдунья пролетала на помеле, ну, когда пряталась от стражников и запутывала следы. Именно тогда она и заприметила в окрестностях небольшую сторожку. По счастью, домик должен был находиться где-то неподалёку. И вот теперь колдунья собиралась дотащить до него своих бесчувственных спутников. В маленькой избушке странников ждала крыша, четыре стены и хоть какой-то очаг. Это сейчас казалось самым главным. В сторожке Люция сможет согреться и заняться Тороем. Она подозревала, что без помощи волшебных лекарских отваров маг попросту не выживет. Потому-то, стиснув зубы, ведьма решила действовать.
* * *
Чёрные силуэты елей двоились перед глазами, порывы ветра срывали с веток снег и щедро осыпали им колдунью. Однако она давно уже не обращала внимания на подобные мелочи. Девчонка плелась через сугробы, сдавлено и сипло дыша. Первые несколько шагов у Люции ещё были силы на то, чтобы грязно и непотребно ругаться от злости на собственную хилость, но очень скоро ведьма поняла – радующие душу крепкие деревенские ругательства годны только для того, чтобы сбиваться с дыхания и быстрее уставать. А потому она понадёжнее стиснула зубы и теперь крыла снег, холод, темноту да бездорожье мысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151