Снежинки ложились на ее черные, как смоль, волосы.
— Нет, — ответил Джон. — Большие перемены, вот что пугает меня... Я вырос в таком месте. В белом доме с синей крышей, в американском городишке, в котором никогда ничего не меняется. До того, как телевидение сделало все места похожими друг на друга, это место было особенным. Земля так совершенна, и это что-то особенное. Там осталась моя тень. Когда умрет моя мать, это будет очень тяжело. И тогда этот дом перейдет к кому-нибудь чужому... тогда этот призрак исчезнет.
— И это пугает тебя?
— Тебе это кажется странным, да?
— Я не знаю, — сказала она. — Я росла везде. Или нигде, что то же самое. Мой дух всегда был в пути. Сайгон. Швейцария. Здесь. Сан-Франциско. То, что пугает меня, это...
— Попасть в ловушку.
— Это твои слова.
В ее сумочке лежала видеокассета. Пистолет был спрятан под пальто.
Они пообедали в рыбном ресторанчике. Джон расплатился наличными: нельзя оставлять след ни в одном компьютере.
Вернулись домой. Она сказала, что хочет опять принять душ. Подождав, пока закроется дверь ванной и зашумит вода, Джон вновь набрал номер старой дамы в Балтиморе.
Молчание.
Фонг спустилась вниз. На ней были джинсы и свитер.
— Не обижайся, — сказала она, — но сейчас у меня нет желания сидеть здесь с тобой и смотреть все это.
Она кивнула на груду видеокассет на кофейном столике. Поднялась к себе наверх. Через час она вернулась. Джон сидел на кушетке, делая вид, что поглощен чтением истории президентских скандалов, позаимствованной им с книжной полки. Он настроил радиоприемник на волну классической станции.
— Я не могу сидеть в своей комнате, как в клетке, — сказала она.
Мокрый снег падал на лужайку. Дорожки были мокрыми.
— У меня есть идея, — сказал Джон, вспомнив, что он прочитал в сегодняшней «Вашингтон пост».
Он включил телевизор.
— Не надо, — сказала Фонг.
— Доверься мне, — ответил он. — Думай об этом как об интенсивной терапии.
На экране замелькали кадры черно-белой комедии, снятой во времена, когда ни она, ни он еще не родились.
— Не понимаю, что такого в этих братьях Маркс, — сказала она.
— Я тоже никогда не был без ума от них.
— Это глупо.
— Нелепо.
Она сидела на кушетке в своем углу, он — в своем. Минута бежала за минутой.
Двойники столкнулись лицом к лицу в дверном проеме, один пытался обмануть другого, притворяясь его отражением в зеркале.
Джон и Фонг рассмеялись.
Когда фильм кончился, она поблагодарила его, пожелала спокойной ночи.
Заперлась в своей спальне.
В 11:14 Джон попытался дозвониться до Балтимора.
Никто не отвечал.
В ночи за окном падал снег.
Воскресное утро, старая леди из дома напротив застала Джона в момент, когда он забирал «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». На его вежливое «с добрым утром» она лишь хлопнула дверью.
Джон приготовил яичницу, Фонг сварила кофе, он сделал тосты, она поджарила бекон в микроволновой печке.
Они уселись за столом рядом со стеклянной дверью черного хода, ели и читали семь фунтов газет. Солнце пыталось растопить снег на улице, по радио передавали Моцарта.
Когда она принялась за «Нью-Йорк таймс», он пошел в душ.
Восемнадцать минут спустя он спускался вниз по ступенькам. По радио исполняли Шопена. Газеты покрывали весь обеденный стол.
— Фонг, — позвал Джон.
Грязные тарелки на кухне.
— Где ты?
Диктор объявил, что наступил полдень.
В гостиной никого. Парадная дверь заперта. Однако цепочка снята.
Джон взбежал наверх. Розовая спальня. Пусто Спальня хозяина. Никого.
Посмотрел сквозь жалюзи в спальне Фрэнка. Ее машины не было.
Балтиморский номер по-прежнему молчит.
Он обыскал ее комнату. Осмотрел одежду: ни одного бюстгальтера. Исчезли ее портфель и сумочка. А вместе с ними и видеокассета, которую она записала для себя, и пистолет.
Прошло девять минут с тех пор, как он вышел из душа и спустился вниз.
Еще пять, и он оделся в зимнюю одежду: теплое белье, джинсы, рубашка, свитер, шапка и перчатки, туристические ботинки и темная альпинистская куртка.
Он брал с собой портфель с бумагами и видеокассетой, даже когда ходил в ванную и туалет. И теперь это был единственный багаж, который он взял с собой.
Надо было оставить пистолет себе.
Снаружи было сыро и влажно, мокрая трава и тающий снег. Бывший обитатель прерий, Джон чувствовал, что все же на дворе весна, а не зима, и эти последние попытки удержаться, предпринимаемые зимой, обречены на провал.
Машины, выстроившиеся вдоль улицы, были пусты.
Ни одна занавеска не задрожала в ближайших домах.
Мальчишка, идущий по тротуару, с трудом тащил на плече лопату для расчистки снега.
Занавески в доме дамы, жившей напротив, были наглухо задернуты.
Газеты в голубой пластиковой обертке лежали на веранде дома наискосок через дорогу. На аллее перед домом никого, никаких следов, кроме собачьих, на тающем снегу.
С площадки между пустым домом и гаражом ему была хорошо видна парадная дверь дома Фрэнка.
Прошел час. Тени стали длинней. Лужи на тротуарах стали подмерзать. Он продрог, ноги занемели. В десять минут четвертого наконец подъехала Фонг.
Никаких машин следом за ней, никто не сидел в машине рядом с ней.
Она возилась с замком и не слышала, как он подкрался к ней сзади.
— Входи, — сказал он.
Она обернулась, попятилась от него, он вошел следом и захлопнул дверь.
— Где ты была? — закричал он.
— Гуляла!
Фонг потянулась к сумочке...
Он «выстрелил» в нее указательным пальцем:
— Я успею раньше!
Она понимающе сверкнула глазами.
— Я собиралась бежать, — сказала она.
— Почему? Почему сейчас? Почему не...
— Потому что я не знаю, могу ли доверять тебе.
— Итак, ты предала меня.
— Я же вернулась!
— Откуда? От кого?
— Из парка... Если я не доверяю тебе, значит, не доверяю никому. А если я не могу доверять никому, тогда... тогда этому надо положить конец.
— Довольно разумно.
— Довольно основательно. — Она села на кушетку, не расстегивая плащ. — Я не знала, застану ли тебя.
— Что ты подумала?
— Что если ты до сих пор здесь, значит, доверяешь мне.
— О, я тупица.
У него разболелась голова. Он потер глаза, стянул перчатки с промерзших пальцев и бросил их на кофейный столик.
— Как ты могла так поступить со мной! — сказал он.
— Пришлось.
— Или ты со мной, или нет.
— Я ведь здесь.
— Никто не отвечает по тому номеру в Балтиморе.
Фонг сверкнула глазами:
— Я ничего не знаю об этом. Я дала тебе ее номер. Если бы это была ложь, если бы я была... в чьей-нибудь команде, мы позаботились бы, чтобы тебе «ответили».
— У тебя есть ответы на все вопросы?
— Не больше, чем у тебя.
Каблуком он подцепил ножку кофейного столика, оттолкнул его в сторону от кушетки. Сел.
— В боевых искусствах, — подумал он вслух, — противник не опасен, пока не подойдет к тебе достаточно близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90