И тут я не выдержал.
– А вы, – говорю, – не снимайте трубку, когда не вам звонят!
Он говорит:
– А кому же, интересно, вы тогда звоните? Тут со мной рядом только моя жена.
Я говорю:
– Я ноль один звоню. У нас здесь пожар.
Он говорит:
– Ну, это и следовало ожидать. Слава богу, у вас там до драки ещё не дошло.
И вешает трубку.
Тут вбегает ко мне эта соседка и кричит:
– Что же вы ноль один не звоните?!
– Я, – говорю, – звоню ноль один, а попадаю на своего директора.
Она говорит:
– Ну тогда звоните своёму директору – попадете на ноль один.
Я уже специально звоню своёму директору.
Он говорит:
– Вы чем там ноль один набираете?
Я говорю:
– Да сейчас я уже не ноль один набирал, а специально ваш телефон.
Он говорит:
– Да это я уже давно понял.
И повесил трубку.
Соседка говорит:
– Тоже мне – настоящий мужчина! Не можете правильно ноль один набрать!
И сама набирает 01.
И тут я слышу, ЧТО она говорит:
– Нет, – говорит. – Орлов мне никто. Я просто его знакомая.
Я хватаю у нее из рук трубку и кричу:
– Я не виноват, товарищ директор! Девушка сама захотела вам позвонить. Потому что я не настоящий мужчина.
И тут я слышу из трубки:
– Я вам не товарищ директор. Я его жена.
Я говорю:
– А вы откуда говорите?
Она говорит:
– А вот откуда эта… «пожарница» узнала наш номер телефона?!
– Так его, – говорю, – все знают.
Она говорит:
– Большое вам спасибо, товарищ Орлов, что вы мне позвонили!
Я говорю:
– Пожалуйста. Если надо, я могу ещё позвонить.
Она говорит:
– А товарищ директор сейчас к вам приедет. Вещи только свои соберет.
И кладет трубку.
Я говорю соседке:
– Сейчас приедут. Все нормально.
Она говорит:
– Поздно! Пожар уже потух. Сам собой. Звоните, чтоб не приезжали.
Я звоню жене директора.
Заспанный голос из трубки отвечает:
– Дежурный диспетчер пожарной охраны слушает.
– Я, – говорю, – звоню не вам, а жене своего директора.
Они говорят:
– По какому адресу?
Я называю адрес директора.
Они говорят:
– Через минуту будем.
* * *
Через две минуты мне позвонили директор с женой и спросили:
– Это милиция?
Я взглянул на часы и ответил:
– Три часа пять минут… Три часа пять минут…

Вмешательство
Народу в зале не было, за исключением мух.
Наконец показался государственный обвинитель. Потом – заседатели. Последним вошел адвокат. За ним – судьи. А за ним – обвиняемый в сопровождении стражей.
Когда все расселись, судья встал и начал суд:
– Слушается дело по обвинению гражданина Беленького. Слово для обвинения предоставляется прокурору.
Беленький, высокий стройный старик, сидел, опустив голову. Даже невооруженным глазом было видно, что его эстетические вкусы не совпадали с общепринятыми. Он не поклонялся таким гигантам мировой литературы, как Шекспир, Ластрин, Пинес, Грумм, Гейлинтаг и Сидоров. А почему-то отдавал предпочтение только русской литературе XIX века. И это в то время, как сам Беленький был урожденцем Исландии – огромной страны, давшей миру целую плеяду величайших писателей, артистов оперы и космонавтов.
Государственный обвинитель откашлялся и на новолатинском языке стал зачитывать обвинение:
– Обвиняемый Беленький, по матери – Юнь Нань, – обвиняется в преступлении против порядка. Первый раз гражданин Беленький проник в XIX век с целью застрелить из нейтринного пистолета Дантеса, когда последний ехал на Черную речку. И лишь благодаря усилиям Межвременного Надзора опасность Вмешательства была предотвращена. Тогда суд ограничился лишением гражданина Беленького всех прав передвижения во времени в обоих направлениях.
«Бедняги! – подумал Беленький. – Они не знают всей правды».
Утопая по колено в пушистом снегу, он стоял за молодыми елями. И когда Пушкин выстрелил в воздух, телекинезом направил пулю прямо в грудь Дантесу.
Если бы знать тогда, что у него под одеждой был защитный жилет!
– Но второе преступление, – продолжал государственный обвинитель, – есть вершина коварства, на которую только способен человек XXII века. Видите это кольцо?
Он постукал по столу тонким метановым обручем.
– Как установлено экспертизой, диаметр кольца совпадает с диаметром головы обвиняемого, а кольцо – есть не что иное, как телепатическая приставка, позволяющая внушать мысли не только в пространстве, но и во времени. А теперь, гражданин Беленький, ответьте суду, зачем вы продлили жизнь Достоевскому?
– Я очень люблю этого писателя, – ответил Беленький. – Как много бы он ещё сделал, если б не ранняя смерть.
– Но ведь вы нарушили причинно-следственную связь! – вскричал государственный обвинитель. – Перед самой смертью Достоевского, когда солдаты уже заряжали ружья, вы внушили царю отменить приказ о расстреле. Что он и сделал. С головы Достоевского и других петрашевцев были сняты мешки, и приговоренные к смертной казни были сосланы в Сибирь.
– Да! – воскликнул Беленький. – Но теперь мы имеем возможность читать такие книги, как «Записки из Мертвого дома», «Дядюшкин сон», «Униженные и оскорбленные», «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», «Бесы», «Подросток», «Идиот».
– Кто – идиот?! – вскочил обвинитель.
– Это роман такой – «Идиот», – пояснил судья. – Я вчера прочел. В энциклопедии.
– И все-таки должен выдвинуть ещё одно обвинение, – сказал государственный обвинитель. – В преступлении против личности. После насильственного вмешательства сознание Достоевского раскололось. Личность его раздвоилась, существование стало парадоксальным. Возьмите любое из его произведений – везде чувствуется два Достоевских: живой и мертвый. Тема двойничества проходит через все его романы и повести…
Государственный обвинитель говорил ещё долго и убедительно. После нескольких часов работы суд приговорил Беленького к высшей мере наказания.
Но когда судья стал зачитывать приговор вслух, к его удивлению, оказалось, что подсудимый представляется к высшей награде.
Именно тогда Беленький почувствовал, что он далеко не одинок на этом бесконечном отрезке времени…

Ворон и дева
«Возраст женщины – величина постоянная».
Софья Троянская, русский математик

Ворон появился у нас где-то в классе седьмом. Темный, мрачный, парящий над жизнью, одним словом – Ворон.
Поступки его часто казались лишенными логики, но это потому, что мы не видели так далеко, как видел он. Я был его единственным и, как мне казалось, лучшим другом.
Друзьями обычно становятся случайно. Случайно стал моим другом и Ворон. Когда он впервые пришёл к нам, директор школы Андрей Григорич или, как мы его звали, Андрей Горыныч, обвел взглядом класс и, увидев, что я сижу один, сказал:
– Вон там свободное место, Воронихин.
На что он ответил:
– Люблю свободу!
А к нам Ворон перешёл, как он выразился, из умалишенной школы-интерната.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82