Многие, конечно, будут смеяться, если я возьму на себя смелость утверждать, что каскадный эксфолиатор инкорпорирует когнитивную инскрипцию, хотя и не очень дымбирольно. Но такова суровая правда жизни: адулярный катафорез в дарсонвализационном амблигоните, как ни печально, н все-ж-таки гренажирует боскетный матриомикоз.
Таким образом, в данной статье я попытался в живой, доступной форме, не прибегая к строгой научной терминологии, изложить некоторые основы теории информации.

Психические болезни. Докторская диссертация
В ходе своей многолетней практики лечения психических болезней я сделал несколько открытий. Начну с МАНИИ ПРЕСЛЕДОВАНИЯ.
Мания преследования – это такая мания, когда больному кажется, что его преследуют. А потому он принимает ненужные меры предосторожности, как то: не спит, боясь ограбления; не ест, боясь отравления, и т. п.
Тетрадь с этим открытием я всегда ношу с собой.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Такая мера предосторожности вызвана тем, что некоторые лица хотят присвоить себе мое открытие. Не случайно в столовой мне долго не дают обед. Ведь нужно время на то, чтобы растолочь алмаз и всыпать его в пищу.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Второе мое крупное открытие связано с МАНИЕЙ ВЕЛИЧИЯ. Я открыл, что мания величия – это такая мания, когда больному кажется, что он сын царя, или сын полководца, или сын буфетчицы, или сделал великое открытие. Кстати, поскольку это великое открытие сделано мною лично, хотелось бы, чтобы и названо оно было моим именем.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
История этого великого открытия такова. Ко мне пришёл человек и назвался внуком писателя Толстого. Хотя известно, что внуков у Толстого не было, а был лишь один правнук. И им, как вы знаете, являюсь я. О чем я неоднократно заявлял публично и что может подтвердить мой друг – отец Достоевского.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Когда я объяснил самозванцу, что у него обыкновенная мания величия, он стал показывать мне какие-то бумаги, документы и фотографии.
Тут я сразу открыл, что мания величия сопровождается агрессивностью. Это новое открытие возбудило во мне такую творческую энергию, что я сказал грубияну: «Ты глуп как сивый мерин!» – и вытолкал из кабинета непрошенного гостя.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Далее. Я открыл, правда, не помню, при каких обстоятельствах, болезнь, которая называется… как же она называется?.. которая называется ПОТЕРЯ ПАМЯТИ. К сожалению, я забыл, где потерял тетрадь с этим открытием, и поэтому сразу перехожу к другому заболеванию – СКАЧКООБРАЗНОСТИ МЫШЛЕНИЯ.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
От скачкообразности мышления я сразу перехожу к следующей болезни – ВЕРБАЛЬНЫМ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯМ, то есть слуховым обманам чувств.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
При этом заболевании больной слышит навязчивый…
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Больной слышит навязчивый голос, которого нет.
Эта болезнь была открыта случайно. Я шел по коридору и думал о научных открытиях. Вдруг из шкафа кто-то мне говорит: «У тех, кто много думает, возникают слуховые обманы чувств. Садись и пиши диссертацию!»
Я, конечно, ответил: «Вы что-то сказали? Да? Спасибо!» И под его диктовку записал все, о чем я здесь говорил.
Надеюсь, вы не оставите мои открытия без внимания… мания… мания… мания…

Загадочный портрет. История одной находки
На картине мировой живописи есть ещё белые пятна, иными словами – темные места. Таким темным местом явился для меня один портрет, яркий документ своей эпохи. Но какой эпохи? – оставалось загадкой. Месяцы кропотливого труда в БАНе, а говоря точней в Библиотеке Академии наук – не принесли заметных результатов.
Тогда я вновь посетил тот зал и посредством одного из пальцев стал осторожно осматривать картину. Здесь-то мне и пришла на помощь служительница, проснувшаяся от шума.
«Что вы делаете?! – закричала она. – Это же XIX век!»
«Как?! – ахнул я. – Этот яркий документ эпохи дошел до нас из XIX века?!»
И служительница объяснила: "Мы барахло не вешаем! У нас сугубо XIX век! Потому как при входе в зал – объявление: «Искусство XIX века»!
Загадка была разгадана. Оставалось только узнать, кто же он, автор этого портрета? Месяцы кропотливого труда в БАНе, а говоря короче – в Библиотеке Академии наук – не принесли заметных результатов. Был только установлен размер полотна.
И вновь я посетил тот зал и посредством указательного ногтя стал осторожно колупать краску. И вновь мне пришла на помощь проснувшаяся служительница.
«Не хапай пальцами картину Кипренского!» – закричала она.
«Как?! – ахнул я. – Это полотно принадлежит кисти Ореста Адамовича Кипренского, художника самобытного дарования?»
И служительница объяснила: «Внизу подпись. Очи-то разуй!»
Я снял очки: действительно внизу стояла подпись – Кипренский.
Загадка была разгадана окончательно. Оставалось только узнать, кто же изображен на портрете. Я уже запарился в БАНе, а попросту говоря – в Библиотеке имени Академии наук, – но картина не прояснялась. Было установлено только, что портрет – задумчив, кучеряв, в бакенбардах и с руками, сложенными на груди.
И вновь я посетил тот уголок и посредством верхних конечностей стал осторожно ощупывать бесценное полотно. И вновь мне пришла на помощь проснувшаяся служительница.
«Руки прочь от Пушкина, бурбон!» – закричала она.
«Как?! – ахнул я. – Это портрет отца нашей литературы Пушкина?»
И служительница объяснила: «Вот же табличка присобачена!»
Я снял с очков пот: действительно рядом была присобачена табличка: «Кипренский. Портрет Пушкина».
Страшная догадка мелькнула в моей голове! Я положил руку на плечо скромного труженика охраны памятников старины и сказал: «Знаете ли вы, старина, немым свидетелем чего сейчас являетесь? Вы являетесь свидетелем разгадки портрета Пушкина, автора текста к песне „Подъезжая под Ижоры“».
И служительница сказала: «Идите в баню!»
И я действительно пошел отмываться в баню при Библиотеке Академии наук.
Загадка была почти разгадана. Оставалось только узнать, чьи отпечатки пальцев на замечательном портрете Пушкина?

Волосы не зубы – отрастут. Воспоминания писателя
Писать я начал рано: когда стал лысым. Тогда, знаете ли, гимназисты были другими: их стригли до основания и каждый день. Об этом-то я и написал свой первый рассказ. Но показать его товарищам не решился и потому прочел им вслух. Гимназисты слушали молча и засмеялись только в одном месте – над фразой: «Волосы не зубы – отрастут».
Тогда-то я и понял, что мое призвание – литература, – и помчался к Аркадию Аверченко – редактору тогдашнего «Сатирикона». В редакции я страшно волновался: не знал, куда деть руки, ноги, глаза, что прочесть – какую именно строчку из рассказа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82