ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Тогда читаю подпись под фотографией: «Кавалер ордена Ленина, работница ликеро-водочного завода им. Мусоргского у бюста Ленина. Ленин справа. Такой молодой».
А вот Брежнева я не только знал, но и лично слушал Леонида Ильича по радио, смотрел по телевизору, читал о нем в одной газете. Многие тогда не понимали, почему речи у Брежнева были такие длинные, а произносил он всего два слова: вступительное и заключительное, которые отличались друг от друга только названием. И ещё многие не понимали, почему он говорил всегда одно и то же, а бумажки ему писали каждый раз новые. А я сразу догадался: это он все наизусть читал, а в бумажках ему другое писали, для развлечения: стихи там какие-нибудь или прозу юмористическую, чтобы он не заснул на трибуне. Теперь понимаете, почему он ни одно слово не мог произнести сразу, в один прием, а произносил его по частям, с перерывами на вдох, выдох, глотание, сморкание и покашливание. Он же про себя совсем другое читал. Поэтому вдруг смеялся в том месте, где нам грустно было.
Но все-таки Брежнев из них был самый человечный человек. Помните, как он целовался? Никого не обидит. И президента поцелует. И посла. И жену посла. Его уже за пиджак дергают: «Леонид Ильич, остановитесь! Это же – почетный караул! Восемьсот солдат…» Да, так смачно целовался, что вполне мог заменить дюжину банок на спине больного.
А вот другие наши деятели не любили целоваться. Сталину трубка мешала. Ленину – Крупская. А у Хрущева трудно было сразу разобраться, куда целовать. Его куда ни целуй – всё щеки.
Ну, а Горбачева СПИД пугал. Поэтому он ни с кем не целовался. Ни с Рейганом. Ни с Ельциным. Ни даже с Ритой Тэтчер. Хотя она вроде бы женщина.
Да, забыл ещё о Суслове с теплотой вспомнить. Серый Кардинал его называли. А я думаю: почему только он Серый Кардинал? Все они были кардиналы. И все – серые. Серые – потому, что с головой было плохо. А кардиналы – потому, что с сердцем. У них одна была линия – прямая! Как извилин, так и кардиограммы!
Да, многих я знал. Только они меня не знали.

1825 – 1998. Взятие Бастилии. Из недавнего прошлого.

– За что двойку-то получил, сынок?
– За взятие Бастилии.
– А это что такое?
– Это крепость такая.
– Сколько градусов?
– Не знаю. её штурмом брали.
– Крепкая, значит. Раз её так брали.
– Да, папка, там такая битва была! С солдатами!
– Конечно, солдатам же тоже надо.
– Но народ все-таки прорвался!
– То есть взяли Бастилию-то эту?
– Взяли, папка. И устроили такой праздник!
– Конечно, это всегда праздник, когда взял.
– А потом они её разбили.
– Целую?!
– Да. Только уже пустую.
– Ну, слава богу! Пустую не жалко. её всегда разбивают. Или сдают.
– А потом они ещё генерала захватили.
– Так уж и генерала! Полковничка, наверно. Три звездочки. А Наполеон, кстати, там был?
– Наполеона не было.
– Ты внимательно читал? Наполеон – он такой маленький, пузатенький.
– Там Вольтер был. Томился.
– Потому что дорогой, наверно. Как Наполеон.
– Нет, он потому томился, что вольные мысли пробуждал.
– Так вольные мысли не только Вольтер пробуждает. Но и Смирнофф тоже. И Распутин. И Менделеев с Горбачевым.
– А ещё там гильотина была.
– Тоже вольные мысли будит?
– Наоборот, голову отрубает. В момент.
– Хорошая штука, значит, если так моментально отрубаешься.
– Короче, скоро Бастилии не стало.
– То есть быстро её разобрали?
– Быстро, папка. Когда все ушли, там одни развалины остались.
– Ну, развалились-то, наверно, только те, кому досталось?
– Да, папка, те, кому досталось, подняться уже не смогли.
– Конечно, сынок. Самому подняться, без мильтона, очень трудно. А мильтон, он тебя и подымет, и отвезет, и обмоет, и обчистит.
– А Мильтон – это кто, писатель?
– Писатель, сынок, писатель. На работу тебе такое напишет.
– В общем, с историей у меня плохо, папка.
– Ну, почему же, сынок? Хорошую историю рассказал.

В город, или Напутствие.

– А пуще всего, бабка, бойся рэкиту.
– Ракиту?! Это – которая у пруда?
– Нет, бабка, – рэ-ки-ту. Это когда деньги берут и не возвращают. Вот, для примеру, Анфиска у тебя руб попросила до получки. А ты, не будь дура, – сразу в милицию беги. Они Анфиску-то и накроют. С автоматами. И все у ней анфискуют.
– Да, дед, не думала я, что Анфиска-то наша такая… рэкитутка.
– А ещё, бабка, бойся парнухи.
– А это от чего бывает? Краснухой болела, желтухой тоже.
– Парнуха, бабка, – это такое кино, что просто цирк! Когда эту парнуху смотришь, пар идёт!
– Парилка – значит?
– Нет. В парилке – как? Сперва – мужики, а после – бабы. А в парнухе
– все вместе.
– Парятся?
– Да, бабка, иной раз так спарятся – водой не разольешь!
– Поняла, дед. Чтоб я ещё раз в баню…
– А ещё, бабка, бойся спиду.
– Аспид?! Гад, что ли, ползучий?
– Хуже, бабка. Спид – это гадость такая иностранного производства. Чтобы её не подцепить, у тебя все должно быть одноразовое. И ложки, и тарелки.
– Так это ж сколько ложек на одну тарелку уйдет?!
есть один раз – с одним, другой раз – с другим.
– А у Анфиски мужик как раз многоразовый. Значит, как? – они друг от дружки уже спидцепили?
– Может, и спидцепили. Спид, он же, родимый, через что угодно передается.
– И через рукопожатие?
– А это, бабка, смотря – что пожимать. Ежели обнаженную руку, тогда – да. А ежели в рукавице, тогда – прощай спид!
– Ну, значит, у Анфиски спиду нема. Она со своим мужиком никогда за руку не здоровается.
– А болезнь эту, бабка, принесли голубые.
– Голубки?
– Нет, бабка, – голубые. Это – мужики, которые без бабы живут.
– Как сторож Михеич?
– Вряд ли, бабка. Их тогда двое должно быть сторожей.
– А почто двое-то, дед, когда у нас и одному охранять нечего? Все уже растащили! Как голуби.
– В общем, бабка, увидишь – два мужика идут, – знай: это – голубые. Сразу домой беги и запирайся!
– Так что ж мне там, в городе, всех бояться?
– Нет, бабка, не всех. Вот, например, зеленые. Это – наши ребята.
– Алкаши, что ли?
– Нет, зеленые они не потому, что пьют, а потому, что природу охраняют. То есть вот перед тобой болото лежит – не смей его лапать грязными пальцами! Или шапку на тебе увидят из кролика – прощай шапка!
– А что, там, в городе, других-то цветов нет? Получше?
– Есть, бабка. Оранжевые. Это – тетки такие, в оранжевых жилетках. Вот их ты не боись. Это – рельсоукладчицы. Одной рельсой она может десятерых мужиков уложить!
– В постель?
– Эх, испортили тебя, бабка! На асфальт.
– Совсем я в этих цветах запуталась! Раньше, помню, были только красные и белые. А теперь – и голубые, и зеленые, и оранжевые, и коричневые…
– Эх, бабка, серая ты! Куда тебе – в город? Оставайся лучше в деревне!
По брачному объявлению. Разговор двух дам.
– И вот он мне говорит, что он – молодой, высокий, блондин.
– Ну, не пугайся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82