Пусть завтра вечером как-нибудь навестит своего... земляка. Они же вечерами как раз в том дворе костры жгут, куда окошко нашего Ивана выходит! Это же моментом – ему и сказать-то всего пару слов царевичу – чтобы тот всегда говорил, что этот медальон у него с детства на шее! И ты, помнится, говорил, что у тебя какой-то магический амулет есть, при помощи которого ты в любом месте можешь Ивана найти – так мы дадим его Гарри, чтобы уж все наверняка было.
– А он справится? – усомнился Волк. Несмотря ни на что, а, может, именно как раз по этой причине, к заносчивому менестрелю у него было весьма специфическое отношение.
– Сергий, ты не справедлив, – мягко упрекнул его стражник. – Гарри – замечательный человек. Он талантлив, а у всех талантливых творческих людей свои... странности.
Серый поморщился, и после недолгой внутренней борьбы, в которой был самим собой повержен, вздохнул:
– Ну, ладно. Если ты за него ручаешься... пусть это будет Гарри. Но если что – это будет последняя странность в его недолгой жизни.
– Не надо угроз, – укоризненно покачал головой Мур.
– Это не угроза. Это констатация факта.
Иоганн Гугенберг с большим рулоном в одной руке и ведерком клея – в другой, выбрал подходящую поверхность и приступил к работе. Взмах кистью, ловкое движение руки – и очередная афиша заняла свое место в интерьере города и его истории.
ТЕАТР «МОЛНИЯ»!!!
ТОЛЬКО ОДИН РАЗ!!!
ОТ АВТОРОВ «УЛИЦЫ ПОБИТЫХ СЛЕСАРЕЙ»!!!!!
ОСТРОСЮЖЕТНЫЙ МЕЛОДРАМАТИЧЕСКИЙ БОЕВИК
«БРАТ»
Этот спектакль совершит переворот!!!
И внизу – шрифтом поменьше: "Вход бесплатный. Начало представления – в девять часов утра в воскресенье. Все собранные от спектакля средства пойдут на гуманитарные цели."
Щелкнул кнут – и бочка водовоза, запряженная парой лошадей, резво покатилась прочь. Правый бок ее теперь украшал намертво приклеенный лист бумаги.
А первопечатник, удовлетворенно хмыкнув, подхватил свое имущество и бодро зашагал к стене ближайшего трактира, и через минуту рядом с надписями "Мы работаем до восьми часов", "Даешь свет" и "Франсуа Генрих Манер – не очень умный человек" укрепился очередной плакат.
После десяти часов вечера быстро стемнело, во дворце зажгли светильники, канделябры и фонари, и он засиял, осыпанный огнями, как королевский именинный пирог на стопятидесятилетнем юбилее, хотя, как говорят, короли столько не живут – работа у них больно уж вредная.
В городских окнах засветились редкие свечки. После того, как выяснилось, что склад с ворванью сгорел тоже, в городе высочайшим указом была введена днем и ночью светомаскировка – "с целью введения противника в заблуждение". Наиболее любопытные горожане сразу же захотели узнать, с какой целью, кроме того, была введена также и голодовка, и сухой закон, но их вопросы часто просто отфутболивались от гвардейца к гвардейцу. Как правило, вместе с головами спрашивающих. После этого вопросы прекратились, но не исчезли. Они, как пружина в кресле, просто притаились до лучших времен.
Теперь после темноты улицы становились безлюдными, и недобрая тишина нарушалась только мерным спотыкающимся шагом патрулей.
Часы на храмовой башне пробили четверть одиннадцатого.
У заднего хода дворца раздалось вопросительное "Стук-стук-стук".
– Кто т... Что за шутки! – открылось и захлопнулось окошко калитки привратника.
Стук-стук-стук.
– Я сказал – что за дурацкие шутки!
Стук-стук-стук.
– Если ты, гадкий мальчишка, еще раз постучишь и убежишь – я вызову солдат, и они тебя...
И тут темнота заговорила.
– Мне нусен лейсенант Майк Атолло. Скасите, сто к нему присол ево семляк.
– Земляк? – проворчал пришедший в себя через пару минут привратник. – А я думал, что вас на разных фабриках красят.
– Я ессе меньсе месяса негр, а как узе вас, белых, ненавизу! – процедил сквозь зубы минисингер, презрительно прошествовав мимо в сопровождении предвкушающего веселый вечер молодого офицера.
– Ха, Нгар, это просто классно, что ты пришел – мы тут как раз в кости игру затеяли!
– Я не играю в косси, Мкаи, – снисходительно ответствовал мини-сингер.
– И картишки разложили!
– И в карсы тозе, – менестрель остался равнодушен.
– И девчонки подошли. Вернее, проснулись!
– Продазные зенсины – это посло, приясель.
– И пятилетнего красного бочонок только что открыли!
– Где?!
– Ну, вот – другое дело! – радостно засмеялся гвардеец. – И, я надеюсь, что ты немного попоешь нам, земеля, а? Лютня твоя у нас осталась – правда, помятая маленько – так ведь ты на нее сам сел, помнишь?
– У меня новая, – отмахнулся Гарри.
– В прошлый раз ребятам знаешь, как понравилось! Особенно песенки про восемь покойников и жестянки-банки-склянки! Ты настоящий талант! Да мы, в Узамбаре, вообще все такие! Вон, в том дворике сидит наша теплая компашка, заруливай! Эгей, бваны, смотрите, кто к нам пришел!
– Гарри! – завизжали девицы.
– Гарри! – взревели господа офицеры.
– Кружку нашему барду!
– Скамейку нашему барду!
– Подходи!
– Наливай!
– Хо-хо!!!..
Проклятое солнце резануло по закрытым векам как ножом.
Гарри застонал, попробовал отвернуться, напоролся щекой на что-то острое, застонал еще громче и сделал попытку поднять руку, чтобы закрыться от лучей всепроникающего наглого светила.
Голова – как фабрика фейерверков после взрыва. Во рту гадостно. Язык – как собачья подстилка. На теле – как будто кордебалет плясал. Хотя, возможно, так оно и было.
При мысли об этом мини-сингер улыбнулся – девчонки оказались хоть куда – как на подбор красавицы, умницы, просто обворожительны, а с начала-то показались – перезрелые туповатые дурнушки. Вот и доверяй первому впечатлению... А если бы не... не... как там ее... Айрина?.. Карина?.. ладно, не важно – то он бы в пух и прах в "девятку" продулся – а так хоть лосины и туника на нем, и...
Медальон!
Как кирпич... нет, как целый поддон кирпичей, рухнувший с пятого этажа, ударило это слово похмельного поэта по голове.
Медальон. Который он должен был передать принцу Джону. И что-то при этом сказать. Что? Что он... что у него... что ему... Нет. Не то. Да и какая теперь разница... Где медальон?
Гарри поднялся, попутно обнаружив, что спал в казарме, подложив под щеку разбитую новую лютню – подарок Мура, и принялся нервно себя обыскивать. Впрочем, это не заняло много времени. Карманов на остававшейся на нем одежде отродясь не было, а на шее висел только волшебный прибор – "иваноискатель" – переданный ему накануне князем Ярославским.
Князь.
Это была бочка с раствором, приземлившаяся поверх груды битого кирпича, и зацементировавшая унылую могилку злосчастного трубадура на веки вечные.
Сергий ему ничего не говорил, а Юджин – ничего не передавал, но и без этого минисингер знал, что пропажи медальона ему не пережить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
– А он справится? – усомнился Волк. Несмотря ни на что, а, может, именно как раз по этой причине, к заносчивому менестрелю у него было весьма специфическое отношение.
– Сергий, ты не справедлив, – мягко упрекнул его стражник. – Гарри – замечательный человек. Он талантлив, а у всех талантливых творческих людей свои... странности.
Серый поморщился, и после недолгой внутренней борьбы, в которой был самим собой повержен, вздохнул:
– Ну, ладно. Если ты за него ручаешься... пусть это будет Гарри. Но если что – это будет последняя странность в его недолгой жизни.
– Не надо угроз, – укоризненно покачал головой Мур.
– Это не угроза. Это констатация факта.
Иоганн Гугенберг с большим рулоном в одной руке и ведерком клея – в другой, выбрал подходящую поверхность и приступил к работе. Взмах кистью, ловкое движение руки – и очередная афиша заняла свое место в интерьере города и его истории.
ТЕАТР «МОЛНИЯ»!!!
ТОЛЬКО ОДИН РАЗ!!!
ОТ АВТОРОВ «УЛИЦЫ ПОБИТЫХ СЛЕСАРЕЙ»!!!!!
ОСТРОСЮЖЕТНЫЙ МЕЛОДРАМАТИЧЕСКИЙ БОЕВИК
«БРАТ»
Этот спектакль совершит переворот!!!
И внизу – шрифтом поменьше: "Вход бесплатный. Начало представления – в девять часов утра в воскресенье. Все собранные от спектакля средства пойдут на гуманитарные цели."
Щелкнул кнут – и бочка водовоза, запряженная парой лошадей, резво покатилась прочь. Правый бок ее теперь украшал намертво приклеенный лист бумаги.
А первопечатник, удовлетворенно хмыкнув, подхватил свое имущество и бодро зашагал к стене ближайшего трактира, и через минуту рядом с надписями "Мы работаем до восьми часов", "Даешь свет" и "Франсуа Генрих Манер – не очень умный человек" укрепился очередной плакат.
После десяти часов вечера быстро стемнело, во дворце зажгли светильники, канделябры и фонари, и он засиял, осыпанный огнями, как королевский именинный пирог на стопятидесятилетнем юбилее, хотя, как говорят, короли столько не живут – работа у них больно уж вредная.
В городских окнах засветились редкие свечки. После того, как выяснилось, что склад с ворванью сгорел тоже, в городе высочайшим указом была введена днем и ночью светомаскировка – "с целью введения противника в заблуждение". Наиболее любопытные горожане сразу же захотели узнать, с какой целью, кроме того, была введена также и голодовка, и сухой закон, но их вопросы часто просто отфутболивались от гвардейца к гвардейцу. Как правило, вместе с головами спрашивающих. После этого вопросы прекратились, но не исчезли. Они, как пружина в кресле, просто притаились до лучших времен.
Теперь после темноты улицы становились безлюдными, и недобрая тишина нарушалась только мерным спотыкающимся шагом патрулей.
Часы на храмовой башне пробили четверть одиннадцатого.
У заднего хода дворца раздалось вопросительное "Стук-стук-стук".
– Кто т... Что за шутки! – открылось и захлопнулось окошко калитки привратника.
Стук-стук-стук.
– Я сказал – что за дурацкие шутки!
Стук-стук-стук.
– Если ты, гадкий мальчишка, еще раз постучишь и убежишь – я вызову солдат, и они тебя...
И тут темнота заговорила.
– Мне нусен лейсенант Майк Атолло. Скасите, сто к нему присол ево семляк.
– Земляк? – проворчал пришедший в себя через пару минут привратник. – А я думал, что вас на разных фабриках красят.
– Я ессе меньсе месяса негр, а как узе вас, белых, ненавизу! – процедил сквозь зубы минисингер, презрительно прошествовав мимо в сопровождении предвкушающего веселый вечер молодого офицера.
– Ха, Нгар, это просто классно, что ты пришел – мы тут как раз в кости игру затеяли!
– Я не играю в косси, Мкаи, – снисходительно ответствовал мини-сингер.
– И картишки разложили!
– И в карсы тозе, – менестрель остался равнодушен.
– И девчонки подошли. Вернее, проснулись!
– Продазные зенсины – это посло, приясель.
– И пятилетнего красного бочонок только что открыли!
– Где?!
– Ну, вот – другое дело! – радостно засмеялся гвардеец. – И, я надеюсь, что ты немного попоешь нам, земеля, а? Лютня твоя у нас осталась – правда, помятая маленько – так ведь ты на нее сам сел, помнишь?
– У меня новая, – отмахнулся Гарри.
– В прошлый раз ребятам знаешь, как понравилось! Особенно песенки про восемь покойников и жестянки-банки-склянки! Ты настоящий талант! Да мы, в Узамбаре, вообще все такие! Вон, в том дворике сидит наша теплая компашка, заруливай! Эгей, бваны, смотрите, кто к нам пришел!
– Гарри! – завизжали девицы.
– Гарри! – взревели господа офицеры.
– Кружку нашему барду!
– Скамейку нашему барду!
– Подходи!
– Наливай!
– Хо-хо!!!..
Проклятое солнце резануло по закрытым векам как ножом.
Гарри застонал, попробовал отвернуться, напоролся щекой на что-то острое, застонал еще громче и сделал попытку поднять руку, чтобы закрыться от лучей всепроникающего наглого светила.
Голова – как фабрика фейерверков после взрыва. Во рту гадостно. Язык – как собачья подстилка. На теле – как будто кордебалет плясал. Хотя, возможно, так оно и было.
При мысли об этом мини-сингер улыбнулся – девчонки оказались хоть куда – как на подбор красавицы, умницы, просто обворожительны, а с начала-то показались – перезрелые туповатые дурнушки. Вот и доверяй первому впечатлению... А если бы не... не... как там ее... Айрина?.. Карина?.. ладно, не важно – то он бы в пух и прах в "девятку" продулся – а так хоть лосины и туника на нем, и...
Медальон!
Как кирпич... нет, как целый поддон кирпичей, рухнувший с пятого этажа, ударило это слово похмельного поэта по голове.
Медальон. Который он должен был передать принцу Джону. И что-то при этом сказать. Что? Что он... что у него... что ему... Нет. Не то. Да и какая теперь разница... Где медальон?
Гарри поднялся, попутно обнаружив, что спал в казарме, подложив под щеку разбитую новую лютню – подарок Мура, и принялся нервно себя обыскивать. Впрочем, это не заняло много времени. Карманов на остававшейся на нем одежде отродясь не было, а на шее висел только волшебный прибор – "иваноискатель" – переданный ему накануне князем Ярославским.
Князь.
Это была бочка с раствором, приземлившаяся поверх груды битого кирпича, и зацементировавшая унылую могилку злосчастного трубадура на веки вечные.
Сергий ему ничего не говорил, а Юджин – ничего не передавал, но и без этого минисингер знал, что пропажи медальона ему не пережить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221