ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

нет современной пьесы! А Захаров нашел. Пока драматурги углублялись все дальше, дальше, в протоколы заседаний Совнаркома, Захаров поставил пьесу о Политбюро.[32] А то, что для этого понадобился Островский, совершенно правильно. Да и как иначе?
Всегда театру было интересно играть, а народу смотреть «про властителей». Шекспир писал о королях и цезарях, Погодин – о Ленине и Сталине. Но ежели действительно задумать пьесу о сегодняшних верхах, то ничего хорошего не выйдет. Пока напишешь, пока прочтут, пока поставят – глядь, все уже так изменилось, что садись пиши снова: то ли чистосердечное признание, то ли прошение о помиловании.
Шутки в сторону. Новый указ, содержащий неясное понятие «дискредитация», исключает всякую возможность поставить острый спектакль о сегодняшнем правительстве. (А благостный будет лжив.) Но и Шекспир, заметьте, не писал о своей королеве, а больше о мифической леди Макбет.
Скажут, у нас, мол, теперь другие времена, не поймешь, чего больше – плюрализма или гласности, а театр – опять кукиш в кармане показывает. Нет, уважаемые товарищи, не в кармане. Спектакль предназначен для публичного представления; не роман – в стол не спрячешь.
Аллюзия? Пусть аллюзия, если уж не можем без ярлыков обойтись. Только театр тут ни при чем. Актер играет, а аллюзия, согласитесь, возникает у зрителя. У каждого – своя. Одному высокие сферы померещились, другому – высшие, а доярка (попади она случайно в театр), возможно, дебаты о надоях припомнит. И это, повторю, нормально и правильно. Актер обзывает солидных людей крокодилами. Но только они в суд за «дискредитацию», он показывает им книжку: Шиллер! Дозволено цензурой! Актер произносит: «Дания – тюрьма» и не может и не должен отвечать за то, что думает публика. Мало ли, вдруг сумасшедший в театре окажется, подумает, что на его страну театр намекает, – что ж теперь за аллюзию сумасшедшего (за бред!) весь театр к стенке поставить? А ведь случалось. Классический пример – «Борис Годунов» на Таганке, где специалисты по аллюзии углядели намек на смерть Брежнева и приход Андропова. <Цензор снял фразу: «Никак нельзя было доказать начальникам, что реплика «Что ж вы молчите, кричите: да здравствует царь Дмитрий Иванович» не означает «Юрий Владимирович».> Кто ж виноват, что так современен Крутицкий со своим трактатом «О вреде реформ вообще»?
Пять лет назад «Мудреца», конечно, запретили бы – что правда, то правда. Но мудрый Захаров тогда его и не ставил. Терпел. А можно представить, как такой замысел свербит, не дает покоя.
Захаров, конечно, политик. Умный, хитрый, талантливый. И от себя деться ему некуда: что бы он ни ставил – его политические взгляды и гражданские чувства неизбежно и даже помимо его воли проявятся в спектакле.
И проявились. Но разве плоско? Схематично? Подите поищите другое такое актерское пиршество. Блистательная Чурикова, Пельтцер, Броневой, Збруев… А невероятная, ошарашивающая игра Татьяны Кравченко (Глумова)! А какие массовки! Без текста, «без ничего», вывести на сцену десяток «богомольцев» (чтобы публика увидела в них мракобесов из общества «Память») и сделать так, чтобы зал скис от смеха, – на это надо и мастерство, и талант, и особый, я бы сказал, глумливый юмор. Броневой – маршал с каждым «ручкается». Со значением, со смыслом, внушительно. Один ушкуйник маршалу просто понравился – свой в доску. В другом он ветерана узнал, по плечу потрепал. А этот… этот в очках, и борода какой-то «не нашей» формы. И так маршалу этот тип противен…
Обличение тут не в тексте пьесы, а в искусстве режиссера. До каких тонкостей надо знать <было: как надо ненавидеть>, чтобы так показать, так раскрыть систему – ее взгляды, ее жесты, ее манеры. Режиссер воспользовался текстом старой комедии, а показал сегодняшнюю жизнь, сегодняшние идеи, характеры, типы. И с блеском показал. Можно, конечно, требовать чего-то иного. Мол, пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Можно снисходительно признать наличие эффектных трюков, злободневности, смелости… и заявить: получился перебор – я скучал. Странно. А я, куда ни пойду, скучаю от недобора.
«Странный спектакль», – говорят. Так и слава богу! Не странен кто же? – кто сер. Голого можно, конечно, поменьше показывать. И голого Глумова многовато, и лилипут кажется эстетическим нарушением, ибо все играют роли, а лилипут – настоящий. Вот и поди пойми: настоящий огонь на сцене, по-моему, хорошо, а настоящий лилипут – плохо. Это из области вкуса.
Единственный совет, который можно дать касательно «Мудреца», относится не к театру, а к публике: спешите видеть! Вы увидите и услышите наш мир. Вы увидите общество, о котором с эстрадным пафосом поют будто бы «мы ждем перемен», а оно до сих пор живет воровством, агрессивностью, алкоголем, цинизмом (да и общество ли? Скорее – плохо совместимые группы на одной территории). Нам необходимы такие спектакли как горькое лекарство, как нашатырь, чтоб протрезветь и не попасть под колеса.
В «Мудреце» показан герой нашего времени. Он нужен, он всем необходим, этот хитрый, глумливый, но за деньги всегда готовый обратить свое глумление в сторону, указанную заказчиком. Точно показано: выиграет ли «либерал» Городулин или маразматик Крутицкий, но Е.Д.Глумов, а короче – Жорж, будет в любом случае нужен победителю. У него ведь такое бойкое перо, придающее остроту и блеск любой мерзости, правдоподобие – лжи. (Жорж Дюруа слабак против нашего Жоржа.)[33]
Впрочем, на сцене нет ни побежденных, ни победителей. Есть Хозяева сладкой жизни. За общим столом, с общим разговором. Вот они все в черном. Вот они все в белом. Всегда в красивом. И ничем их не возьмешь. Но хрустальные люстры спускаются все ниже, придавливая господ к столу. И есть надежда – задушит их роскошь, рассыплется их власть от собственного идиотизма. Дождемся ли? Вот на это надежды мало. Раз за разом, в переломные моменты спектакля, театр содрогается от тяжелого, угрожающего басового грохота – с хрустального потолка сыплются пыль, песок, штукатурка, мелкие камешки. Но те, кто всегда в красивом, не замечают ни давящих люстр, ни угрожающего грохота, разламывающего здание. Если что и выводит их из себя, то разве нарушение этикета… Дрожит пол, дрожит потолок, сыплется штукатурка. Землетрясение? Тяжелая боевая техника? И не говорите о тбилисских аллюзиях,[34] ибо спектакль поставлен задолго до. И какого вы мнения о «Бесах»: публицистика или – пророчество?
И не говорите об отсутствии в «Мудреце» положительного героя. Он там есть. Имя ему – смех. Гоголевский, щедринский, булгаковский. Маркс писал, что человечество смеясь расстается со своим прошлым. Мы пошли дальше. Мы смеемся над своим настоящим. Это помогает трезво смотреть в будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85