– И чем же, позвольте узнать? – В его холодном тоне слышны нотки снисхождения.
– У меня нет ни улик, ни свидетельств против него. Назови это женской интуицией, если хочешь, но я боюсь, что Уайетт преследует свои тайные цели.
– Чушь, Фрэнсис! Это все игра твоего воспаленного воображения. – Он оборачивается. – Прости, дорогая, но я не останусь в стороне. Я не преклоню колено перед испанским принцем.
Шин, 22 января 1554 года.
Мой муж врывается в нашу спальню, с искаженным от страха и гнева лицом.
– Нас предали! – кричит он.
Я отпускаю горничных, которые готовили меня ко сну, и, вся дрожа, оборачиваюсь к нему.
– Кто? – Ничего более я не решаюсь спросить.
– Этот дурак Кортни. Вчера он признался во всем епископу Гардинеру и умолял королеву о прощении.
– Негодяй! – взрываюсь я. – Я всегда знала, что он тряпка.
– Да, но я думаю, что кто-то проболтался гораздо раньше, чем он. Четыре дня назад совет послал войска в Эксетер – похоже, они прослышали о готовящемся на западе восстании. Кэрью, по всему ясно, затаился, а сэр Джеймс Крофтс сбежал в Уэльс.
– Какие новости об Уайетте? – Я не хотела, чтобы Генри участвовал в этом восстании, но теперь, когда он вмешался, остается только молиться об его успехе.
– Последнее, что я слышал, так это то, что Уайетт в замке Аллингтон и поднимает людей в Кенте. Его гонец сейчас на пути к нему. Я дал ему свежую лошадь.
– Что же ты теперь будешь делать? – Я и не пытаюсь скрыть тревоги. Один неверный шаг – и нам всем конец.
– Мы начинаем действовать без промедления. Я попросил Уайетта приехать сюда. Для достижения наших целей мы должны нанести удар сейчас.
Шин, 23 января 1554 года.
Сэр Томас Уайетт прибыл в Шин. Он молод – слишком молод – и красив, с открытым живым лицом и черной бородкой клинышком. В нем безошибочно угадывается верность избранному пути: это одержимый, намеренный идти от начала до конца, каким бы горьким он ни был.
И все же боюсь, что все кончится гораздо хуже, чем я могла предполагать, ибо только что, к ужасу своему, узнала невероятную новость: милорд, мой муж, до сих пор лелеет мечты посадить Джейн на трон. А ведь ей недавно вынесли смертный приговор!
Пусть я своими ушами слышала, как королева обещает пощадить Джейн, весть о приговоре поразила меня точно удар пушечного ядра. Мою родную дочь, мою плоть и кровь, приговаривают к смерти! Бог свидетель, я не сентиментальная мать, и я не любила ее материнской любовью, часто и напрасно придираясь к ней по пустякам. Я ничего не могла с собою поделать. Но когда я услыхала эти жуткие слова, приговаривающие мое бедное дитя, что-то во мне пробудилось – материнский инстинкт, дремавший все эти годы под толщей горечи и разочарования. И мне вдруг стало ясно, что моя родная дочь в Тауэре, приговоренная к казни изменница, которая может в любой момент встретить смерть. Моя дочь, рожденная от моего тела, а не просто пешка в политической или династической игре, нужная нам для продвижения. И с тех пор я возненавидела себя за то, что сгубила ее молодую жизнь, которая грозит оборваться слишком скоро, и все благодаря моему разочарованию и честолюбию. И Бог свидетель, я оплакиваю ее, невинную бедняжку, я, которая всегда презирала тех, кто идет на поводу у чувств, и гордилась этим. И я решила, что если будет моя воля, то никто более ее не обидит.
– Однако мы никогда не обсуждали возможность сделать королевой леди Джейн, – замечает Уайетт.
– Вот и хорошо! – горячо восклицаю я. – Это нечестно и несправедливо – вовлекать Джейн. Неужели она мало пострадала? Разве не довольно с нее несчастий?
– Значит, ты предпочла бы, чтобы эта католичка вышла замуж за фанатичного принца Испанского и чтобы инквизиция сжигала еретиков в Англии? – кричит Генри. – Потому что, говорю тебе, моя дорогая, так и будет, если мы сейчас этого не предотвратим.
– Значит, ты готов рисковать жизнью нашей дочери? – не сдаюсь я. – Разве ты забыл, что она, приговоренная к казни, сидит в заключении у королевы? И что ей ничего не известно о вашем заговоре? Милорд, это каприз самой низшей пробы – разве вы не понимаете?
Тут вмешивается Уайетт:
– Что касается меня, то я бы предпочел видеть королевой леди Елизавету. Она, как говорят, привержена новой религии. Одно это оправдало бы свержение Марии.
– Моя дочь, как никто, предана новой религии, – перебивает милорд. – Она никогда этого не скрывала в отличие от леди Елизаветы, о чьих убеждениях можно только догадываться. Поверьте мне оба – только Джейн оправдает наши самые смелые надежды на будущее.
– Нет! – кричу я. – Ты не ведаешь, что творишь. Ты не видел королеву! А я видела! Будь уверен, в следующий раз она уже не будет столь добра.
– Следующего раза не будет! – огрызается мой муж. – Ну а теперь, миледи, попридержите-ка язык. Это все детские страхи. Сегодня план у нас верный, и через несколько недель, попомните мое слово, наша дочка будет там, где ей положено быть, а мы станем теневой властью.
– Может так случиться, что через несколько недель нам всем уже не сносить головы! – возражаю я, вне себя от гнева и отчаяния.
– Ваша супруга, вероятно, права, – вставляет Уайетт.
– Моя супруга – женщина, и, как всем женщинам, ей свойственно делать из мухи слона, – отмечает мой муж.
У меня захватывает дух – это уже невыносимо.
– В ее словах больше мудрости, чем вам кажется, – замечает Уайетт. – Было бы лучше и надежнее для нас всех поддержать леди Елизавету. У нее в любом случае более серьезные претензии.
– А что, если я буду против?
Уайетт расстроен:
– Тогда… что ж, милорд, тогда мы вынуждены будем отказаться от наших планов. Мы уже потеряли многих сторонников, и без вашей помощи я ничего не смогу делать.
– Неужто вы забываете, что сбросить католичку Марию – наша общая цель? Разве мы не преданы ей? И разве не лучше заменить ее королевой, которая известна как убежденная протестантка, чем той, о которой ничего не известно наверняка? Ладно вам, сэр Томас, давайте смотреть правде в глаза. Королевой станет моя дочь, и лишь при этом условии я обеспечу вам мою поддержку. Без которой, проще говоря, вы обречены на поражение.
В Уайетте явно борются разные начала и одерживает победу худшее.
– Хорошо, милорд, я согласен, – говорит он. – Но предупреждаю вас, что этот план вызывает у меня больше опасений, чем другой. У леди Елизаветы солидные претензии, а ваша дочь, как заметила миледи, находится в крайне уязвимом положении. Но, как вы дали мне понять, выбор остается за вами. И посему пусть будет леди Джейн. Я же буду доволен любым протестантским государем на троне Англии.
– Решено, – говорит милорд с улыбкой. – Я посылаю гонца к графу Хантингдону. Он уже согласился поднять своих людей в Лестере.
– Тогда я возвращаюсь в Кент собирать свои силы, – говорит Уайетт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121