И все же пытаюсь сопротивляться накатывающемуся страху. Я также знаю, что среди нас троих, собравшихся в этой комнате, больше всех рискует Нортумберленд. Ясно, что он сеет панику в надежде найти поддержку. Будучи, как и Мария, королевской крови, я не вполне могу поверить, что она дурно обойдется со мной и моей семьей. С другой стороны, милорд и вправду неистово поддерживал Нортумберленда – а до него Сомерсета – в проведении религиозных реформ, а это причина для беспокойства.
Что касается религии, должна признаться, что в душе я не религиозна. Я исповедовала католицизм, пока, под влиянием круга Екатерины Парр, не начала втайне склоняться к новой вере, но без особой убежденности. После смерти короля Генриха я с готовностью объявила себя протестанткой: тут меня не потребовалось убеждать. И если честно, то я без колебаний снова приму веру моего детства, если потребуется. В конце концов, мы все молимся единому Богу. Но я боюсь, что мой муж думает иначе.
– Марии никогда не вернуть меня в лоно католицизма. А также и моих дочерей, – говорит он. – Я не меньше вашего, милорд, предан протестантской вере. И предлагаю вам сейчас рассказать моей супруге, что вы задумали.
Прочистив горло, Нортумберленд оборачивается ко мне:
– Я изучал завещание покойного короля Генриха, Акт о наследовании и другие документы, где ясно указано, что Мария и Елизавета – незаконнорожденные. Обыкновенно считается, что незаконнорожденные не могут наследовать титулы и собственность, как могли бы законные наследники. В этом смысле корона считается собственностью; по этому поводу я советовался с законниками. Так что, – вкрадчиво продолжает он, – возможно было бы обойти их претензии на престол, и тогда, сударыня, законной правительницей Англии стали бы вы.
Что ж, это я уже себе представляла. Я вздрагиваю от смеси предвкушения с чем-то менее приятным. Я, королева Англии! Слава и богатства Англии будут принадлежать мне… Но хотелось бы мне обременять себя заботами правления? Мне нравится жить так, как я живу: в моей жизни много удобств, я имею много свободного времени для удовольствий и пользуюсь привилегиями своего высокого положения, не неся особой ответственности. Правда, что я честолюбива и – да-да! – корыстна (я спокойно это признаю), но моя свобода и частная жизнь не менее для меня ценны, а если я приму корону, то лишусь и того и другого. Более того, разве смогла бы я, женщина, руководить моими советниками и помощниками? Да еще и Нортумберлендом, который не успокоится, сделав меня королевой, а станет мне соперником? Я внутренне вздрагиваю. Конечно, я смогла бы править – в этом я не уступлю любому мужчине. Но хочу ли я этого? Разве не была бы я более счастлива, оставшись тем, кто я есть – частным лицом?
Герцог пристально смотрит на меня, пытаясь понять, о чем я думаю.
– По душе вам эта идея, сударыня? – спрашивает он.
– Нет. – Мне не потребовалось времени на обдумывание.
– Я так и предполагал, – говорит он, значительно глядя на моего мужа.
– Так вы уже все обсудили, – упрекаю я их.
У Генри смущенный вид, но Нортумберленд улыбается.
– Требовались некоторые уточнения, сударыня. От успеха моего плана зависит будущее Англии и наши судьбы, так что важно, чтобы мы все держались одного мнения.
– От него также зависит и ваша безопасность, – замечаю я не без злорадства.
– Естественно, – спокойно соглашается он. – Но признаться, сударыня, в моих планах не было посадить на трон вас. Народ вас совсем не знает и не поддержал бы вас против леди Марии, которой он поклоняется уже потому, что она дочь покойного короля.
– Так что было в ваших планах? – раздраженно спрашиваю я.
– Я верю, сударыня, что будущая безопасность и благосостояние нашего королевства и Церкви Англии находятся в руках наследницы следующей очереди, вашей дочери, леди Джейн. Нет, подождите, выслушайте меня, – просит он, видя, что я пытаюсь его перебить. – Если бы вы отказались от своих претензий, леди Джейн могла бы стать королевой. Она молода и красива, что идеально для моей цели, и она послушна. Но превыше всего она известна, не только в Англии, но и по всей Европе, своей ученостью и приверженностью истинной вере. Я не сомневаюсь, что нетрудно будет убедить народ принять ее в качестве своей властительницы.
– Подумай об этом, Фрэнсис, – вмешивается Генри. – Наша дочь – королева Англии; новая династия на троне; мы трое властвуем в ее тени. Это разумный выбор.
– Это единственный выбор, – с чувством заявляет Нортумберленд. – Другого не дано. Если мы хотим уцелеть.
– Я согласна с вами, милорд, – говорю я ему. – И я не могу отрицать, что возлагаю большие надежды на дочь. Это воистину превосходит мои самые невероятные ожидания, и я целиком встану за нее, если на то пошло. Но я должна спросить у вас две вещи.
– Миледи?
– Первое, этот путь сопряжен с риском. Мы должны заботиться о безопасности нашей дочери. Насколько я понимаю, вы все обдумали и предусмотрели все случайности?
– Мы все обсудили, – говорит Генри.
– Нет, милорд, позвольте мне самому объяснить вашей доброй супруге, – перебивает герцог. – Сударыня, я продумал все до мельчайших подробностей. Когда король умрет, его смерть будет скрываться как можно дольше. Будут посланы солдаты, чтобы заключить леди Марию и, в случае необходимости, леди Елизавету под стражу. Уверяю вас, никто из них не пострадает, их всего лишь посадят под домашний арест где-нибудь в надежном месте и станут за ними приглядывать. Только тогда будет объявлено о кончине короля, и вашу дочь провозгласят королевой. Многие лорды поддержат нас, потому что они тоже боятся возрождения католицизма. Я не сомневаюсь, что народ Англии быстро поймет мудрость моего плана, а если нет, то закон строг к тем, кто сеет смуту и подстрекает к мятежу. Этого довольно, чтобы унять ваше волнение?
– Тут не придерешься, – говорю я с невольным восхищением. – Но еще я должна спросить: какие преимущества ваш план сулит лично вам?
– Большие преимущества, сударыня, и не только мне. Дом Суффолков приобретет больше. Но помните, сударыня, этот план не может осуществиться без меня. Я контролирую двор, правительство, армию и, главное, – короля. Что я предлагаю в обеспечение нашего успеха и взаимной выгоды, так это союз наших семей, скрепленный браком между нашими детьми.
Что ж, откровеннее быть уже нельзя. Что же до брака наших детей, то выгода тут только для него. Он, может быть, и герцог, но его отец был предателем; а в жилах нашей дочери течет королевская кровь. Это же ясно как день: Джейн будет королевой, а Нортумберленд будет править Англией через своего сына, ее мужа.
– У меня пятеро сыновей, – говорит он. – Джон, Амброуз, Гарри и Роберт уже женаты. Только Гилфорд холост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121