Мне и в голову не могло прийти, что в этом есть необходимость. Я верила, что ты безраздельно мой…
Я разражаюсь рыданиями, а он хочет обнять меня, но я его отталкиваю и кричу:
– Не тронь меня! – И отхожу, слабо всхлипывая в носовой платок, к окну. – Я могу только благодарить Бога, что она не забеременела от тебя. Я молюсь, чтобы это было правдой.
– Это правда, Кэт, правда, – чуть не плачет он.
– Тогда я должна, щадя рассудок, поверить тебе, – шепчу я. – Но случись Тайному совету разузнать, что творится под моей крышей, мне не избежать строжайшего порицания. Боже, какой ужас!
– Прости меня, Кэт, – кричит Том. – Поверь мне, я раскаиваюсь. Я рехнулся, я вел себя как дурак. Я люблю тебя одну, Кэт.
– Неужели? – удивляюсь я. – Я своими собственными глазами видела, что это не так.
Том падает на колени и глядит на меня снизу вверх. В его глазах слезы.
– Я умоляю тебя, Кэт, простить меня. Знаю, что я не достоин ни прощения, ни тебя. Но я всего лишь человек, со всеми свойственными мужчинам пороками. Я люблю тебя – неужели это ничего не стоит?
Внутри у меня что-то каменеет.
– Только что определенно ничего не стоило.
– Ты должна мне поверить! – вопит он, как безумец. – Я люблю тебя!
– Любишь? – с презрением переспрашиваю я. – Да ты и не знаешь, что это такое – любовь.
Затем я выхожу из комнаты и не вижусь с ним целый день. Елизавета тоже не показывается.
Но за ужином мы с Томом встречаемся, немного остыв и образумившись. Однако его ложь и измена черной тенью залегли между нами.
Я нарушаю тишину:
– Я решила, – говорю я ему, – провести черту под позорным происшествием, которое имело место сегодня утром.
Он с надеждой устремляет на меня взгляд, но я отказываюсь встречаться с ним глазами. Он так легко не отделается.
– Леди Елизавета, по своему малолетству, является невинной жертвой в этой мерзкой истории, – говорю я. – Мой долг отослать ее туда, где ей ничто не будет угрожать. Я скажу, что более не могу нести за нее ответственность в связи с моей беременностью, которая заставляет меня вести более спокойную жизнь.
Том роняет голову себе в ладони и жалобно стонет:
– Ну что еще я могу сказать?
– Ты должен молить Бога о прощении, – отвечаю я, – потому что от меня тебе прощения не будет.
Елизавета уезжает в дом сэра Энтони и леди Денни в Честханте. Никого не обмануло официальное объяснение ее отъезда, и теперь дом гудит от пересудов. Конечно же, слишком многие что-то видели и слышали, и я боюсь, как бы длинные языки не свели на нет все мои попытки защитить репутацию Елизаветы, не говоря уже о том, чтобы скрыть крушение моего брака. Да еще Елизавета, прощаясь со мной, впадает в истерику, что дает дополнительную пищу для сплетен.
Я нежно ее целую, желая ей всего самого доброго.
– Позвольте, я буду писать вам, сударыня, – всхлипывает она.
– Конечно, пожалуйста, – утешаю я. – Ну а теперь прощайте.
И она уезжает, оставляя мне моего неверного мужа и тревоги по поводу приближающихся родов.
Леди Джейн Грей
Челси и Ханворт, март 1548 года.
С тех пор как я увидела заплаканную леди Елизавету, выходящую из кабинета королевы в Челси, я все думаю, не оскорбила ли она чем королеву и не это ли стало причиной ее внезапного отъезда в Честхант. Если это правда, то ее величество наверняка простила ее, ибо когда Елизавета сегодня утром уезжала и все собрались проводить ее, Екатерина поцеловала ее с доброй улыбкой, а потом стояла и махала ей вслед, пока маленькая процессия не скрылась из виду. С тех пор она переписывается с леди Елизаветой и иногда зачитывает ее письма вслух, чтобы я и другие фрейлины могли услышать новости о ней.
Я боюсь, что все это было как-то связано с адмиралом; отношения у них с королевой явно натянутые, и холодность между ними ощущают все в доме. Я не ожидала, что мне так будет недоставать моей соперницы леди Елизаветы, так что острее других ощущаю этот холод и неустанно прошу Господа помирить моих добрых опекунов.
Мои молитвы услышаны, и с наступлением весны, пока беременность королевы протекает без особых неприятностей, они снова сближаются с адмиралом. Она оттаивает, и он внимателен к ней, как прежде, пылко целует ее и игриво щиплет под подбородком.
О возвращении в Челси леди Елизаветы никто не заговаривает.
Стоит жара, и жарко даже в тенистом саду в Ханворте. Королева дремлет, сидя на скамье. Шнуровка корсажа распущена, давая место раздувшемуся животу, а рукава закатаны в нарушение всех правил этикета. Женщине разрешается открывать грудь в низком вырезе платья, но приличия требуют, чтобы руки были закрыты до запястий в любое время года. Однако из-за жары королеве не до того, и в этой зеленой беседке нас никто не заметит.
Я поднимаю голову и вижу, что Екатерина мечтательно смотрит на меня, занятую шитьем крохотного чепчика.
– О твоем замужестве пока нет никаких известий, – говорит она. – Милорд остается при дворе, пытаясь завоевать сторонников для осуществления наших планов и все еще ожидая аудиенции у короля. Однако он не теряет оптимизма и уверяет меня, что мы скоро устроим тебе такой брак, на который ты никогда и не надеялась. Стоит только набраться терпения.
Я собираюсь было ответить, но внезапно покойное выражение лица королевы сменяется удивлением. Она кладет обе руки себе на живот.
– Джейн, – шепчет она в изумлении, – потрогай. Чувствуешь? Он толкается…
Я чувствую. Под моей ладонью как будто что-то трепещет. Улыбнувшись ей, я говорю в шутку:
– Ах он маленький негодник, сударыня! Он, без сомнения, заслуживает порки за те неудобства, что причиняет своей матушке.
Королева смеется. Наконец-то она, кажется, позабыла о своей печали.
Королева Екатерина Парр
Ханворт, июнь 1548 года.
Сегодня за ужином мы принимаем маркиза Дорсетского. Он приехал один, поскольку миледи простудилась и неважно себя чувствует. Несмотря на наслаждение, которое мне доставляет еда – ибо теперь, когда до рождения ребенка осталось всего несколько недель, я постоянно ощущаю голод, – вечер сегодня не складывается, потому что его светлость весьма чем-то озабочен и не тратит времени на любезности.
– Итак, милорд адмирал, – начинает он, когда подают тюрбо, – моя дочь прожила у вас шесть месяцев, и мы до сих пор ничего не слышали о ваших планах устроить ей брак с королем. Позвольте поинтересоваться: каковы же ваши успехи?
Том с довольным выражением откидывается на спинку стула и сладким голосом отвечает:
– Милорд, я прошу вас проявить терпение. Такие дела требуют времени.
– У вас было полгода, – упирается Дорсет, опуская свой кубок.
– Я ожидаю аудиенции у его величества, – безмятежно сообщает Том.
Это не производит никакого впечатления на его светлость.
– Господи, если ваше положение позволяет вам устроить этот брак, то почему король держит вас в ожидании так долго?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Я разражаюсь рыданиями, а он хочет обнять меня, но я его отталкиваю и кричу:
– Не тронь меня! – И отхожу, слабо всхлипывая в носовой платок, к окну. – Я могу только благодарить Бога, что она не забеременела от тебя. Я молюсь, чтобы это было правдой.
– Это правда, Кэт, правда, – чуть не плачет он.
– Тогда я должна, щадя рассудок, поверить тебе, – шепчу я. – Но случись Тайному совету разузнать, что творится под моей крышей, мне не избежать строжайшего порицания. Боже, какой ужас!
– Прости меня, Кэт, – кричит Том. – Поверь мне, я раскаиваюсь. Я рехнулся, я вел себя как дурак. Я люблю тебя одну, Кэт.
– Неужели? – удивляюсь я. – Я своими собственными глазами видела, что это не так.
Том падает на колени и глядит на меня снизу вверх. В его глазах слезы.
– Я умоляю тебя, Кэт, простить меня. Знаю, что я не достоин ни прощения, ни тебя. Но я всего лишь человек, со всеми свойственными мужчинам пороками. Я люблю тебя – неужели это ничего не стоит?
Внутри у меня что-то каменеет.
– Только что определенно ничего не стоило.
– Ты должна мне поверить! – вопит он, как безумец. – Я люблю тебя!
– Любишь? – с презрением переспрашиваю я. – Да ты и не знаешь, что это такое – любовь.
Затем я выхожу из комнаты и не вижусь с ним целый день. Елизавета тоже не показывается.
Но за ужином мы с Томом встречаемся, немного остыв и образумившись. Однако его ложь и измена черной тенью залегли между нами.
Я нарушаю тишину:
– Я решила, – говорю я ему, – провести черту под позорным происшествием, которое имело место сегодня утром.
Он с надеждой устремляет на меня взгляд, но я отказываюсь встречаться с ним глазами. Он так легко не отделается.
– Леди Елизавета, по своему малолетству, является невинной жертвой в этой мерзкой истории, – говорю я. – Мой долг отослать ее туда, где ей ничто не будет угрожать. Я скажу, что более не могу нести за нее ответственность в связи с моей беременностью, которая заставляет меня вести более спокойную жизнь.
Том роняет голову себе в ладони и жалобно стонет:
– Ну что еще я могу сказать?
– Ты должен молить Бога о прощении, – отвечаю я, – потому что от меня тебе прощения не будет.
Елизавета уезжает в дом сэра Энтони и леди Денни в Честханте. Никого не обмануло официальное объяснение ее отъезда, и теперь дом гудит от пересудов. Конечно же, слишком многие что-то видели и слышали, и я боюсь, как бы длинные языки не свели на нет все мои попытки защитить репутацию Елизаветы, не говоря уже о том, чтобы скрыть крушение моего брака. Да еще Елизавета, прощаясь со мной, впадает в истерику, что дает дополнительную пищу для сплетен.
Я нежно ее целую, желая ей всего самого доброго.
– Позвольте, я буду писать вам, сударыня, – всхлипывает она.
– Конечно, пожалуйста, – утешаю я. – Ну а теперь прощайте.
И она уезжает, оставляя мне моего неверного мужа и тревоги по поводу приближающихся родов.
Леди Джейн Грей
Челси и Ханворт, март 1548 года.
С тех пор как я увидела заплаканную леди Елизавету, выходящую из кабинета королевы в Челси, я все думаю, не оскорбила ли она чем королеву и не это ли стало причиной ее внезапного отъезда в Честхант. Если это правда, то ее величество наверняка простила ее, ибо когда Елизавета сегодня утром уезжала и все собрались проводить ее, Екатерина поцеловала ее с доброй улыбкой, а потом стояла и махала ей вслед, пока маленькая процессия не скрылась из виду. С тех пор она переписывается с леди Елизаветой и иногда зачитывает ее письма вслух, чтобы я и другие фрейлины могли услышать новости о ней.
Я боюсь, что все это было как-то связано с адмиралом; отношения у них с королевой явно натянутые, и холодность между ними ощущают все в доме. Я не ожидала, что мне так будет недоставать моей соперницы леди Елизаветы, так что острее других ощущаю этот холод и неустанно прошу Господа помирить моих добрых опекунов.
Мои молитвы услышаны, и с наступлением весны, пока беременность королевы протекает без особых неприятностей, они снова сближаются с адмиралом. Она оттаивает, и он внимателен к ней, как прежде, пылко целует ее и игриво щиплет под подбородком.
О возвращении в Челси леди Елизаветы никто не заговаривает.
Стоит жара, и жарко даже в тенистом саду в Ханворте. Королева дремлет, сидя на скамье. Шнуровка корсажа распущена, давая место раздувшемуся животу, а рукава закатаны в нарушение всех правил этикета. Женщине разрешается открывать грудь в низком вырезе платья, но приличия требуют, чтобы руки были закрыты до запястий в любое время года. Однако из-за жары королеве не до того, и в этой зеленой беседке нас никто не заметит.
Я поднимаю голову и вижу, что Екатерина мечтательно смотрит на меня, занятую шитьем крохотного чепчика.
– О твоем замужестве пока нет никаких известий, – говорит она. – Милорд остается при дворе, пытаясь завоевать сторонников для осуществления наших планов и все еще ожидая аудиенции у короля. Однако он не теряет оптимизма и уверяет меня, что мы скоро устроим тебе такой брак, на который ты никогда и не надеялась. Стоит только набраться терпения.
Я собираюсь было ответить, но внезапно покойное выражение лица королевы сменяется удивлением. Она кладет обе руки себе на живот.
– Джейн, – шепчет она в изумлении, – потрогай. Чувствуешь? Он толкается…
Я чувствую. Под моей ладонью как будто что-то трепещет. Улыбнувшись ей, я говорю в шутку:
– Ах он маленький негодник, сударыня! Он, без сомнения, заслуживает порки за те неудобства, что причиняет своей матушке.
Королева смеется. Наконец-то она, кажется, позабыла о своей печали.
Королева Екатерина Парр
Ханворт, июнь 1548 года.
Сегодня за ужином мы принимаем маркиза Дорсетского. Он приехал один, поскольку миледи простудилась и неважно себя чувствует. Несмотря на наслаждение, которое мне доставляет еда – ибо теперь, когда до рождения ребенка осталось всего несколько недель, я постоянно ощущаю голод, – вечер сегодня не складывается, потому что его светлость весьма чем-то озабочен и не тратит времени на любезности.
– Итак, милорд адмирал, – начинает он, когда подают тюрбо, – моя дочь прожила у вас шесть месяцев, и мы до сих пор ничего не слышали о ваших планах устроить ей брак с королем. Позвольте поинтересоваться: каковы же ваши успехи?
Том с довольным выражением откидывается на спинку стула и сладким голосом отвечает:
– Милорд, я прошу вас проявить терпение. Такие дела требуют времени.
– У вас было полгода, – упирается Дорсет, опуская свой кубок.
– Я ожидаю аудиенции у его величества, – безмятежно сообщает Том.
Это не производит никакого впечатления на его светлость.
– Господи, если ваше положение позволяет вам устроить этот брак, то почему король держит вас в ожидании так долго?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121