Я уже устала от этих хитростей. Если леди Елизавета догадалась, что происходит, то другие, наверное, тоже, и челядь болтает. А если пойдут сплетни о том, чем мы тут занимаемся, то страшно даже представить, чем это может обернуться для нас. Нужно убедить Тома открыть брату всю правду. Мы не можем дольше жить во лжи.
Но когда Том возвращается ночью, нет никакой возможности обсуждать это дело, потому что он снова не в духе.
– Черт побери! – кипит он. – Этот упрямый, неблагодарный тупица…
– Что случилось, Том?
– Сегодня днем мой человек Харингтон вернулся от лорда Дорсета, – рассказывает он. – Харингтон изложил ему мое предложение, но его светлость посмотрели на него как на безумца. Затем он сказал, что не имеет большего желания, чем выдать свою дочь за короля, но сомневается, что я смогу осуществить мой план, поскольку я даже не вхожу в регентский совет, а это значит, что советники едины в своем намерении любой ценой не допустить меня на политическую арену.
– Каков наглец! – восклицаю я.
– Боже, как же я разозлился! – рычит Том. – А потом, когда было предложено поместить Джейн под мою опеку, его чертова светлость заметили, что я до сих пор холост – если б он только знал! – и несмотря на это желаю, чтобы он согласился поселить свою дочь в доме, где нет женщины благородного звания и подходящего возраста, дабы надзирать за ее образованием и благонравием. Он сказал, что это было бы неприлично.
Он в бешенстве бегает взад-вперед по комнате.
– Но я это предвидел и велел Харингтону передать ему, что моя мать собирается приехать из Уилтшира и поселиться у меня. Но этого недостаточно для его привередливой светлости, которые ответили, что на данный момент у них нет уверенности в том, что я способен воплотить этот замысел. Тем дело и кончилось. Но нет же! Нет!
Он останавливается, обернувшись ко мне, и хватает меня за руки:
– Когда мир узнает о нашем браке, любимая, я ручаюсь, что здесь будет столпотворение благородных лордов, жаждущих поручить своих дочерей нашей опеке!
Я печально улыбаюсь:
– Мне бы так хотелось, чтобы здесь была Джейн. Я очень к ней привязалась, когда она гостила у меня во дворце. Ее родители, неизвестно отчего, обращаются с ней сурово. А для меня она – все равно что родная дочь. В конце концов, своих-то у меня нет.
– Дорогая Кэт! – кричит Том, пылко заключая меня в объятья. Он ощутил промелькнувшую тень, которая омрачила мой дух. – Не грусти! Скоро у нас будут свои дети, в придачу к леди Джейн. Я ручаюсь.
– Дай-то Бог, – ласково отвечаю я.
Леди Джейн Грей
Дорсет-хаус, июнь 1547 года.
Сегодня я играю с сестренкой Мэри в нашей длинной галерее. Она ковыляет ко мне своей неуклюжей походкой в просторном переднике и широком жестком воротнике, скрывающих, насколько возможно, ее уродливый горб и приземистое тело. Первое время бедняжку держали взаперти, но теперь ей разрешили ходить по дому. Я догадываюсь, что это благодаря вмешательству моего нового наставника, доктора Джона Айлмера, который, являясь также капелланом моей матушки, может говорить с ней о подобных вещах. Я уже успела его полюбить.
За последние месяцы в моей жизни произошли удивительные перемены. Когда доктор Хардинг объявил, что он возвращается в Кембридж для продолжения образования, мои родители пригласили мне в наставники доктора Айлмера.
Я знаю доктора Айлмера с рождения. Он носил меня на руках, учил правильно говорить. Он первым познакомил меня с таинствами веры, вначале простыми словами, а затем более основательно. Подобно многим своим коллегам из Кембриджа, он был среди первых сторонников религиозной реформы, и, как доктор Хардинг, только более активно и бесстрашно, сеял в моей душе семена тех идей, которые сейчас расцвели и принесли плоды у нас в стране.
На уроках доктор Айлмер шутит и смеется. Он твердо убежден, что любовь к учению в детях нужно поощрять, а не вбивать ее в них, как это часто бывает. Я люблю его, потому что он общается со мной на равных. Он дошел до того, что даже заявил, будто мы с ним находимся на одном уровне по умственному развитию. Я вся вспыхнула, услышав такую лесть. Он утверждает, что я легко постигаю труднейшие богословские положения и что мои аргументы всегда хорошо обоснованы.
Еще доктор Айлмер – великий патриот. «Бог – англичанин», – любит повторять он. Он познакомил меня с историей нашего королевства, историей, в которой, как мне иногда кажется, я призвана сыграть свою роль, пусть и скромную. В конце концов, мои родители непрестанно твердят о наших кровных связях с королевским домом.
Доктор Айлмер водит дружбу с наставником короля, доктором Чиком. Они сравнивают записи об успехах своих именитых учеников, когда батюшка берет доктора Айлмера с собой во дворец. По возвращении мой добрейший наставник хитро сообщает, что, насколько он слышал, я оставила его величество далеко позади, пусть мы и родились в один месяц. Это звучит как lese-majeste.
Я думаю, от внимания доктора Айлмера не укрылось, что матушка неласкова со мной. Однажды, после одного особенно сурового выговора, он осторожно заметил, что она жестоко разочарованная женщина, преследуемая чувством вины, потому что не подарила батюшке наследника мужского пола. Благодаря ему я начинаю видеть в матушке человеческое существо с достоинствами и недостатками, как у всякого другого, а не просто деспотичную родительницу. Удивительно, но это придает мне мужества при случае оказать ей сопротивление и не позволить запугать себя.
– Лови! – кричу я, швыряя тряпичный мячик Мэри. Она, как обычно, упускает его и ползет за ним вслед. Она кроткий, флегматичный ребенок и, подобно Кэтрин, спокойно примет свою участь.
На другом конце галереи появляется матушка.
– Пора спать! – объявляет она. – Уложи ее, и побыстрей!
Отчего такая спешка? Почему она так хочет, чтобы Мэри убралась с глаз долой? Я не могу не почувствовать возмущения за свою невинную сестру.
– Позвольте ей еще немного поиграть, сударыня, – прошу я.
– Почему ты вечно мне прекословишь? – шипит миледи. – Даже по такому пустяку, как этот?
Я выдерживаю ее холодный взгляд. Впервые я не опускаю глаз.
– Спать, я сказала, – с угрозой повторяет она. Затем, поскольку я медлю, собираясь с духом, чтобы ей возразить, она дергает меня за ухо. – Я заставлю тебя слушаться, Джейн, чего бы это мне ни стоило.
– Разве я непослушная? – взрываюсь я. – Или все это оттого, что я не сын, которого вы хотели?
Это было непростительно, но я не могла ничего с собой поделать.
– Да как ты смеешь! – кричит матушка и больно щиплет меня за нежную кожу на руке.
Завтра в этом месте будет синяк, как и много раз прежде. Но мне все равно. Я слишком тороплюсь выплеснуть свои долго копившиеся обиды и гнев.
– Вы наказываете меня за малейшие проступки, даже за то, чего я не совершала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Но когда Том возвращается ночью, нет никакой возможности обсуждать это дело, потому что он снова не в духе.
– Черт побери! – кипит он. – Этот упрямый, неблагодарный тупица…
– Что случилось, Том?
– Сегодня днем мой человек Харингтон вернулся от лорда Дорсета, – рассказывает он. – Харингтон изложил ему мое предложение, но его светлость посмотрели на него как на безумца. Затем он сказал, что не имеет большего желания, чем выдать свою дочь за короля, но сомневается, что я смогу осуществить мой план, поскольку я даже не вхожу в регентский совет, а это значит, что советники едины в своем намерении любой ценой не допустить меня на политическую арену.
– Каков наглец! – восклицаю я.
– Боже, как же я разозлился! – рычит Том. – А потом, когда было предложено поместить Джейн под мою опеку, его чертова светлость заметили, что я до сих пор холост – если б он только знал! – и несмотря на это желаю, чтобы он согласился поселить свою дочь в доме, где нет женщины благородного звания и подходящего возраста, дабы надзирать за ее образованием и благонравием. Он сказал, что это было бы неприлично.
Он в бешенстве бегает взад-вперед по комнате.
– Но я это предвидел и велел Харингтону передать ему, что моя мать собирается приехать из Уилтшира и поселиться у меня. Но этого недостаточно для его привередливой светлости, которые ответили, что на данный момент у них нет уверенности в том, что я способен воплотить этот замысел. Тем дело и кончилось. Но нет же! Нет!
Он останавливается, обернувшись ко мне, и хватает меня за руки:
– Когда мир узнает о нашем браке, любимая, я ручаюсь, что здесь будет столпотворение благородных лордов, жаждущих поручить своих дочерей нашей опеке!
Я печально улыбаюсь:
– Мне бы так хотелось, чтобы здесь была Джейн. Я очень к ней привязалась, когда она гостила у меня во дворце. Ее родители, неизвестно отчего, обращаются с ней сурово. А для меня она – все равно что родная дочь. В конце концов, своих-то у меня нет.
– Дорогая Кэт! – кричит Том, пылко заключая меня в объятья. Он ощутил промелькнувшую тень, которая омрачила мой дух. – Не грусти! Скоро у нас будут свои дети, в придачу к леди Джейн. Я ручаюсь.
– Дай-то Бог, – ласково отвечаю я.
Леди Джейн Грей
Дорсет-хаус, июнь 1547 года.
Сегодня я играю с сестренкой Мэри в нашей длинной галерее. Она ковыляет ко мне своей неуклюжей походкой в просторном переднике и широком жестком воротнике, скрывающих, насколько возможно, ее уродливый горб и приземистое тело. Первое время бедняжку держали взаперти, но теперь ей разрешили ходить по дому. Я догадываюсь, что это благодаря вмешательству моего нового наставника, доктора Джона Айлмера, который, являясь также капелланом моей матушки, может говорить с ней о подобных вещах. Я уже успела его полюбить.
За последние месяцы в моей жизни произошли удивительные перемены. Когда доктор Хардинг объявил, что он возвращается в Кембридж для продолжения образования, мои родители пригласили мне в наставники доктора Айлмера.
Я знаю доктора Айлмера с рождения. Он носил меня на руках, учил правильно говорить. Он первым познакомил меня с таинствами веры, вначале простыми словами, а затем более основательно. Подобно многим своим коллегам из Кембриджа, он был среди первых сторонников религиозной реформы, и, как доктор Хардинг, только более активно и бесстрашно, сеял в моей душе семена тех идей, которые сейчас расцвели и принесли плоды у нас в стране.
На уроках доктор Айлмер шутит и смеется. Он твердо убежден, что любовь к учению в детях нужно поощрять, а не вбивать ее в них, как это часто бывает. Я люблю его, потому что он общается со мной на равных. Он дошел до того, что даже заявил, будто мы с ним находимся на одном уровне по умственному развитию. Я вся вспыхнула, услышав такую лесть. Он утверждает, что я легко постигаю труднейшие богословские положения и что мои аргументы всегда хорошо обоснованы.
Еще доктор Айлмер – великий патриот. «Бог – англичанин», – любит повторять он. Он познакомил меня с историей нашего королевства, историей, в которой, как мне иногда кажется, я призвана сыграть свою роль, пусть и скромную. В конце концов, мои родители непрестанно твердят о наших кровных связях с королевским домом.
Доктор Айлмер водит дружбу с наставником короля, доктором Чиком. Они сравнивают записи об успехах своих именитых учеников, когда батюшка берет доктора Айлмера с собой во дворец. По возвращении мой добрейший наставник хитро сообщает, что, насколько он слышал, я оставила его величество далеко позади, пусть мы и родились в один месяц. Это звучит как lese-majeste.
Я думаю, от внимания доктора Айлмера не укрылось, что матушка неласкова со мной. Однажды, после одного особенно сурового выговора, он осторожно заметил, что она жестоко разочарованная женщина, преследуемая чувством вины, потому что не подарила батюшке наследника мужского пола. Благодаря ему я начинаю видеть в матушке человеческое существо с достоинствами и недостатками, как у всякого другого, а не просто деспотичную родительницу. Удивительно, но это придает мне мужества при случае оказать ей сопротивление и не позволить запугать себя.
– Лови! – кричу я, швыряя тряпичный мячик Мэри. Она, как обычно, упускает его и ползет за ним вслед. Она кроткий, флегматичный ребенок и, подобно Кэтрин, спокойно примет свою участь.
На другом конце галереи появляется матушка.
– Пора спать! – объявляет она. – Уложи ее, и побыстрей!
Отчего такая спешка? Почему она так хочет, чтобы Мэри убралась с глаз долой? Я не могу не почувствовать возмущения за свою невинную сестру.
– Позвольте ей еще немного поиграть, сударыня, – прошу я.
– Почему ты вечно мне прекословишь? – шипит миледи. – Даже по такому пустяку, как этот?
Я выдерживаю ее холодный взгляд. Впервые я не опускаю глаз.
– Спать, я сказала, – с угрозой повторяет она. Затем, поскольку я медлю, собираясь с духом, чтобы ей возразить, она дергает меня за ухо. – Я заставлю тебя слушаться, Джейн, чего бы это мне ни стоило.
– Разве я непослушная? – взрываюсь я. – Или все это оттого, что я не сын, которого вы хотели?
Это было непростительно, но я не могла ничего с собой поделать.
– Да как ты смеешь! – кричит матушка и больно щиплет меня за нежную кожу на руке.
Завтра в этом месте будет синяк, как и много раз прежде. Но мне все равно. Я слишком тороплюсь выплеснуть свои долго копившиеся обиды и гнев.
– Вы наказываете меня за малейшие проступки, даже за то, чего я не совершала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121